— Скажи своему боссу, что я не настолько глупа, как он думает. И что пускай он катится в ад. — Я мрачно смеюсь. — И что у меня начались месячные. Так что его коварные планы рухнули. Я поднимаюсь по ступенькам квартиры с высоко поднятой головой и разбитым сердцем. Вернувшись в дом, направляюсь в свою комнату и закрываю дверь. Оказавшись у окна, я смотрю на улицу, пока оба внедорожника не отъезжают. Я немного удивлена. Возможно, если Деклан передал Киллиану мои слова, то меня оставят в покое. Возможно, теперь он найдет какую-нибудь другую девушку, чтобы соблазнить и солгать. Надеюсь, она умнее меня, поэтому отрежет его яйца тупыми ножницами. Я достаю очередной тест на беременность из коробочки в верхнем ящике комода, затем бреду в ванную, где писаю на маленькую белую палочку. Пару минут на унитазе кажутся двумя часами, пока я сижу, уставившись на эту чертову штуку. Увидев отрицательные результаты, громко выдыхаю. Но у меня все еще не пришли месячные, хотя они должны были начаться вчера. Через девять дней после незащищенного секса. Через день после того, как самый чувствительный тест способен обнаружить гормон беременности. Я рано ложусь спать с плохим предчувствием, что остаток недели будет кошмаром. *** Просыпаюсь посреди ночи с четким ощущением, что в комнате находится кто-то еще. Я не двигаюсь и не демонстрирую своего пробуждения. Я просто лежу на боку, лицом к стене, напряженно прислушиваясь к биению своего пульса. В комнате темно и тихо. Где я оставила свой нож? — Если ты ищешь свой нож, он на раковине в ванной. Рядом с оберткой от теста на беременность. Голос низкий, спокойный и узнаваемый. Кровь в жилах превращается в лаву. Я резко сажусь, включаю свет на тумбочке и смотрю на Киллиана, который спокойно восседает в кресле напротив, небрежно скрестив одну ногу на другой. Он в своем костюме от Armani. Том, который он носит, подобно доспехам. Том, который делает его элегантным и опасным — голодный тигр, наряженный в одежду джентльмена. Его глаза темные, блестят. Даже намек на тепло не смягчает жестких черт его лица. — Убирайся, — бросаю я. — Нет. Мы смотрим друг на друга. У меня начинают дрожать руки. Во рту пересыхает. — Что тебе нужно? — Ты. Но ты уже знаешь это. Он смертельно серьезен. Чувствуя себя уязвимой, я натягиваю простыни до груди. На мне короткая хлопковая сорочка и больше ничего. Наблюдая за изменением выражения моего лица, он говорит: — Значит, мы не беременны. Мы! Мне захотелось прибить его. — Нет, я не беременна. Не отрывая от меня пристального взгляда, Киллиан медленно барабанит пальцами по подлокотнику кресла. Желваки на его челюсти напрягаются. Я чувствую его разочарование и досаду, но не знаю, направлено ли это на меня или на мои слова. — Если не веришь, пойди и сам посмотри тест. Он в мусорном ведре в ванной. — Я знаю, где он. Игра в гляделки продолжается. В комнате становится слишком жарко. Мы слишком близко. Я начинаю потеть. У меня определенно развивается клаустрофобия. — Я хочу, чтобы ты ушел. Мне нечего тебе сказать. Уголки его рта изгибаются в слабой, но опасной улыбке. — Уверена? — нежно спрашивает он. Я сжимаю простынь в кулаках, пытаясь унять дрожь. — Уверена. Меня не интересуют твои игры. Так что, что бы это ни было… — Мне не нравится, когда ты мне лжешь. Я хочу знать, почему ты делаешь это сейчас. Кажется, что моя кожа в огне. В любой момент моя ночнушка, простыни и сама кровать вспыхнут синим пламенем. — Мне все равно, что тебе нравится или не нравится. И я не обязана тебе ничего объяснять. Что-либо. Его глаза горят. Медленное, ровное постукивание его пальцев по подлокотнику кресла продолжается. — Ты должна сказать мне правду, воришка. Как-никак, ты обещала мне это. — Это ты покинул номер мотеля, а не я. Глаза Киллиана вспыхивают. На короткое мгновение его пальцы замирают. Затем он выдыхает и возобновляет медленную, размеренную дробь. Я знаю, что будь я мужчиной, я бы обделалась от страха. Очевидно, Киллиан контролирует свой вспыльчивый характер одной лишь силой воли. Но я его не боюсь. Это мой дом. Он может вернуться в пещеру, из которой выполз. — Убирайся. — Мы уже говорили об этом. Я никуда не уйду, пока ты не скажешь мне, почему ты мне лжешь. — Он прищуривается. — И что ты имела в виду, когда сказала: «Я все поняла». А также, что ты имела в виду, бросив Деклану, что ты умнее, чем я думаю. — Именно так. Когда я больше ничего не добавляю, он встает. Смотрит на меня из-под полуопущенных век и медленно расстегивает пиджак. Я помню слова Киллиана, что он надерет мою задницу, если я снова солгу ему, поэтому мое сердце разрывается в панике. — Не смей, — шепчу я, вжимаясь в стену. — Что такое, маленькая воришка? Ты выглядишь испуганной. Что, по-твоему, я собираюсь делать? Он издевается надо мной, сукин сын. Неторопливо шагает к кровати с хитрой ухмылкой, как будто все время в мире принадлежит ему. Гнев разжигает во мне огонь. Я вскакиваю на матрасе, сбрасываю простыни и кричу: — Убирайся к черту из моего дома, высокомерный ублюдок! Легкая улыбка на его лице превращается в опасный оскал. — А вот и моя дьяволица, — хриплым голосом бормочет он, продолжая приближаться. — Я задавался вопросом, сколько времени потребуется, чтобы кошечка выпустила коготки. Он срывает с себя пиджак и бросает его на пол. И кидается на меня. Я вскрикиваю и отскакиваю в сторону, но он слишком быстр, поэтому с легкостью ловит меня, хватая в стальные тиски своих рук, и опускает нас на матрас. Приземлившись на меня сверху, Киллиан закидывает мои руки за голову и наваливается на меня всем своим весом, поймав в ловушку. Я не пытаюсь сопротивляться. Я, наверняка, просто вывихну что-нибудь, но это все равно не сработает. Киллиан слишком силен, чтобы я могла убежать. Поэтому я просто лежу под ним, тяжело дыша и глядя в его самодовольное, красивое лицо. Смотря на меня сверху вниз, он говорит: — Ты, безусловно, самая великолепная чертова женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни. — А ты, безусловно, худший лжец, которого я когда-либо встречала. Ты заслужил награду «Самый большой говнюк на свете». — Какая злючка, — выдыхает он, облизывая губы. Дерьмо. Я его возбуждаю. Но что еще хуже, его запах у меня в носу, а его твердое тело вжимается в меня, напоминая, как хорошо было ощущать его определенную часть внутри себя.