– Господи, Тоби. – Он раздраженно вздохнул. – Я не намерен отвечать на этот вопрос. – Не беспокойтесь. Вы уже ответили, – проговорила она, вешая трубку. Глаза у детектива Альпрена были как у мартышки – живые, пытливые, они быстро подмечали мелкие детали. Он и сам, казалось, не мог оставаться на месте дольше минуты, ходил взад-вперед по лаборатории, а если не ходил, то переступал с ноги на ногу. Мертвое тело на столе совсем его не интересовало; он пришел повидаться с Двораком и сейчас нетерпеливо дожидался окончания вскрытия. Наконец Дворак выключил диктофон, и Альпрен спросил: – Теперь мы можем поговорить? – Валяйте, – разрешил Дворак, не поднимая глаз и продолжая разглядывать труп. На столе лежало тело молодого мужчины, его туловище было вскрыто от шеи до лобка и опустошено. «Внутри мы все одинаковы, – думал доктор, глядя на выпотрошенное тело. – Одинаковые наборы органов, упакованные в кожную оболочку разных оттенков». Взяв иголку и хирургическую нить, Дворак стал зашивать полость крупными стежками. Изящество тут не обязательно, это просто для порядка – подготовка тела к перевозке в морг. Этой работой обычно занимается Лиза. Альпрен, которого совершенно не смущало столь неприятное зрелище, подошел к столу. – Пришли результаты анализа, – сообщил он. – Как вы там его называли? – Высокоэффективная жидкостная хроматография. – Ага. Ну, так вот. Мне только что звонил лаборант из больницы. Результат положительный. Дворак на миг застыл. Сделав над собой усилие, он продолжил накладывать стежки. «Интересно, Альпрен это заметил?» – пронеслось в его голове. – И что это значит? Дворак продолжал сосредоточенно трудиться, не поднимая глаз. – Это тест на присутствие 7-гидроксиварфарина. – И что это? – Одна из производных варфарина. – И что это? Дворак завязал узелок и взял другую нитку. – Лекарство, изменяющее свертываемость крови. Оно может приводить к повышенной кровоточивости. Обширным кровоизлияниям. – Например, в мозг? Как у госпожи Харпер? Дворак помедлил. – Да. Это может также объяснить синяки у нее на ногах. – Значит, вот почему вы предложили этот анализ? – Доктор Стейнглас говорил мне об аномальном протромбиновом времени. Отравление варфарином – это дифференциальный диагноз. Альпрен деловито записывал услышанное, одновременно задавая следующий вопрос: – А откуда его берут, этот варфарин? – Он содержится в некоторых видах крысиного яда. – Чтобы они умирали от кровопотери? – Требуется некоторое время, чтобы достичь эффекта. Но в конце концов у них случается внутреннее кровоизлияние. – Очаровательная картина. Откуда еще можно взять варфарин? И снова Дворак не спешил с ответом. Ему не хотелось продолжать этот разговор, не хотелось размышлять о причинах. – Он входит в состав лекарства, которое называется кумадин и продается по рецепту. Используется для разжижения крови. – Выдается только по рецепту? – Да. – Значит, должен быть врач, который его выпишет, и аптека, где его выдадут. – Верно. Ручка забегала по бумаге еще быстрее. – Значит, надо проработать еще и это. – Что? – Местные аптеки. Кто приходил к ним с рецептами на кумадин, а также имена врачей, его назначавших. – Это довольно распространенное назначение. Множество врачей выписывают этот препарат. – А я ищу совершенно определенное имя. Доктор Харпер. Дворак опустил иглодержатель и посмотрел на Альпрена. – Почему вы сосредоточились только на ней? А как насчет сиделки ее матери? – У Джейн Нолан безупречный послужной список. Мы проверяли три места ее прежней работы. И не забывайте, это она позвонила нам и подняла вопрос о жестоком обращении. – Возможно, чтобы прикрыть собственную задницу. – Взгляните на это с позиции доктора Харпер. Она симпатичная женщина, однако у нее нет ни мужа, ни собственной семьи. Возможно, она даже ни с кем не встречается. Она прикована к пожилой слабоумной матери, которая никак не хочет на тот свет. Затем у нее начинаются неприятности на работе, и стресс возрастает. – И приводит к попытке убийства? – Дворак покачал головой. – Правило номер один: прежде всего ищи в семье. Дворак завязал последний узелок и отрезал нитку. Посмотрев на зашитое тело, Альпрен с отвращением фыркнул: – Боже! Настоящий Франкенштейн. – Это будет под костюмом. Даже нищему позволено достойно выглядеть в гробу. – Дворак снял халат и перчатки и пошел к раковине мыть руки. – А как насчет случайного отравления? У ее матери был Альцгеймер. Неизвестно, что она могла запихнуть себе в рот. В доме мог быть крысиный яд. – Который дочь могла преднамеренно оставить так, чтобы мать его нашла. Правильно. Дворак продолжал мыть руки. – Интересно, что доктор Харпер отказывается говорить со мной без своего адвоката, – заметил Альпрен. – В этом нет ничего подозрительного. Вполне разумно. – Да, только это заставляет задуматься. Дворак вытер руки, не глядя на Альпрена, не смея взглянуть на него. «Я не должен комментировать его расследование, – думал Дворак. – Я недостаточно посвящен. И мне совсем не хочется выстраивать дело против Тоби Харпер». Хотя этим-то ему и придется заниматься, этого требует его работа. Проверять улики. Делать логические выводы. Ему не нравилось то, о чем свидетельствовали улики. Пожилая женщина явно была отравлена, но произошло это случайно или преднамеренно, определить невозможно. Дворак не верил, что в этом виновата Тоби. Или просто отказывался верить? Неужели он утратил объективность только потому, что она была ему симпатична? Прошлым вечером он боролся с искушением перезвонить ей. Он дважды брался за трубку, но затем снова клал ее, напоминая себе, что не может обсуждать улики с вероятным подозреваемым. Сегодня утром она сама пыталась дозвониться ему. Он отгородился секретаршей, попросил заворачивать все звонки Тоби. Ему было противно, однако выбора не оставалось. Как ни была уязвима и беззащитна сейчас Тоби, он не мог предложить ей утешение. После ухода Альпрена Дворак вернулся в лабораторию. Коробки с препаратами были сложены на столе и ожидали описания. Эту тихую одинокую работу Дворак любил. Он целый час сидел, склонившись над микроскопом, отгородившись от всего мира. Тишину нарушало только позвякивание стекол. Отшельник в своей келье, отгородившийся от всего света. Обычно ему нравилось работать в уединении, но сегодня он чувствовал себя несчастным и разбитым и не мог сосредоточиться. Он посмотрел на свой палец, где остался крошечный шрам от лезвия скальпеля. Напоминание о том, что и он смертен, что мелкие на первый взгляд события могут привести к катастрофе. Можно не вовремя спуститься с тротуара. Сесть не на тот самолет. Перед сном выкурить в постели сигарету. Призрак смерти постоянно следит за нами, все время ждет своего часа. Дворак смотрел на шрам и представлял, как распадаются его нейроны, доведенные до самоубийства полчищами чужеродных прионов. И ничего нельзя поделать – только сидеть и ждать появления симптомов. Год, от силы два. А потом наступит освобождение. Жизнь снова к нему вернется. Он закрыл коробку со стеклами и уставился на пустую стену перед собой. «А когда вообще у меня была настоящая жизнь?» Дворак задумался, не слишком ли поздно начать ее. Ему сорок пять, бывшая жена счастливо вышла замуж, единственный сын уже начал обретать самостоятельность. Последний отпуск шесть месяцев назад Дворак провел один, путешествуя по Ирландии, от паба к пабу, наслаждаясь случайными знакомствами, впрочем, короткими и поверхностными. Он не считал, что испытывает потребность в компании до тех пор, пока однажды не заехал в какую-то деревушку на западе страны и не обнаружил, что единственный местный паб закрыт. Стоя на пустынной дороге в незнакомом населенном пункте, он испытал такое неожиданное и глубокое отчаяние, что забрался в машину и махнул прямиком в Дублин. И сейчас, пялясь на пустую стену, он ощущал приближение такого же отчаяния. Зажужжал интерком. Дворак вскочил и схватил трубку. – Да!