– Ну, я никогда об этом не думала, – призналась Лорна. – И чему только в наше время учат в школах? – с усмешкой проворчала Флора. – Единорог. На флаге унии. Лев и единорог. Три льва на груди Англии. Единорог для Шотландии, так написано в древних текстах. – Так это то, что я видела недавно? – удивилась Лорна. – Это именно то, что ты недавно видела. Невероятно, просто невероятно редкий кит! – Значит, это хорошая примета? Флора немного помолчала. – Мифы говорят… ну… в общем, мнения разделяются. Может быть и так и эдак. – Не верю в удачу! – заявила Лорна. – Не думаю, что твоя вера или неверие имеют значение, – сказала Флора. – Но нам все равно лучше предупредить береговую охрану и китовую спасательную службу. Нарвал – существо особенное. – Ладно-ладно, любительница разговоров с рыбами. Они снова наполнили бокалы, включили какой-то фильм, прикончили сырно-луковый хлеб и почувствовали себя настолько довольными, насколько могут себя чувствовать две девушки в субботний вечер. Глава 8 Обычно Сайф радовался тому, что работа отвлекала его после одиноких выходных, но на этот раз выдалось в особенности нелегкое утро. Старая миссис Кеннеди мучилась бурситом. Лист ожидания на операцию на материке превышал восемнадцать месяцев, но она ведь могла и за неделю получить свое, частным образом. Миссис Кеннеди владела небольшой фермой и четырьмя коттеджами для туристов. Сайф не мог ей объяснить, что с учетом оставшейся ей жизни восемнадцать месяцев займут чуть ли не основную часть этого остатка и что пора начать тратить деньги. – Ох, не хочу я быть источником беспокойства, – твердила она. – Но разве беспокойства не станет меньше, если вы сможете нормально ходить, миссис Кеннеди? Лорна как-то раз сказала ему – к немалому удивлению Сайфа, – что обычный тембр его голоса может казаться местным агрессивным, в особенности старикам, которые насмотрелись американских фильмов, где любой, кто похож на выходца со Среднего Востока, автоматически становится террористом. И хотя Сайфа это крайне раздражало, он постарался смягчить свой голос и подражать мягкому напевному выговору островитян. И теперь его английский превратился в некую странную и удивительно красивую смесь двух акцентов, похожую на музыку. Лорне нравилось его слушать. Но когда Сайф был расстроен, в его голосе снова прорывалась резкость. – Но никогда ведь нельзя угадать заранее, на что могут понадобиться деньги! Сайф моргнул. Что делала миссис Кеннеди со своими деньгами, безусловно, его никак не касалось. Но разница между способностью ходить и невозможностью это делать… Он покачал головой и выписал ей очередной рецепт на болеутоляющее. Миссис Кеннеди еще и набирала вес, что значило: ей нужно пройти проверку на холестерин; кроме того, возможно, у нее начала развиваться подагра… И все же… Следующий! Следующим пациентом была Герти Джеймс, переехавшая на остров из Суррея, она страдала повышенным давлением, сама лепила и обжигала глиняную посуду и выращивала овощи. Ее муж задержался здесь ненадолго, быстро сдался и предпочел вернуться к крысиным бегам города. Теперь Герти Джеймс воспитывала троих быстро привыкших к острову и полудиких детей, которые рады были целыми днями носиться по окрестностям, знали всех до единого на острове, делали воздушных змеев, говорили на смеси двух языков и ели все без разбора. Они явно не захотели бы возвращаться в Гилфорд в домик на две семьи, с иностранкой, помогающей по хозяйству, и дополнительными уроками китайского языка и математики, – скорее они улетели бы на Луну. – Я чувствую… я просто чувствую… Сайф уже понял за несколько последних месяцев, что на Западе прийти к доктору и бормотать что-то насчет «чувствую», не договаривая до конца, – дело совершенно обычное и приемлемое, что это вполне достаточный повод к тому, чтобы ждать медицинской помощи. Для него это было в новинку. Даже до того, как Сирия превратилась в зону военных действий, визит к доктору стоил слишком дорого, так что никто не пошел бы к врачу без твердой уверенности, что это действительно необходимо. Сайф ни на секунду не отрицал того, что вопросы психического здоровья всегда были реальными и очевидными, но почти наверняка недооцененными в его родной стране. Он родился в Сирии, а вырос в Бейруте, и ирония той ситуации, что он вернулся в Сирию после окончания медицинской школы ради более светлого будущего своего народа, никогда не оставляла его. Но Сайф до сих пор находил несколько затруднительным угадывать едва заметные признаки недомоганий. Конечно, он не был бесчувственным врачом, ничего подобного. Не было ни одного перепуганного ребенка, явившегося к нему, который не ушел бы с леденцом на палочке, ярким пластырем и уверенностью, что к нему отнеслись с полной серьезностью. Но кое в чем Сайф был менее опытен, чем другие, и ему трудно было понять жалобы вроде «Я просто чувствую…». Он бросил взгляд в сторону Герти, которая, заодно с большинством разведенных женщин на Муре, считала бедственное положение высокого, красивого доктора ужасно романтичным. Увы, несмотря на лазаньи, регулярно появлявшиеся у его порога, – Сайф искренне не понимал, почему люди это делают, – и приглашения на многие общественные мероприятия в городе, он оставался отстраненным – слегка замкнутым, полностью сосредоточенным на старом телефоне, который всегда был при нем. Но для многих это лишь делало его еще более привлекательным. – Я просто… ну, просто чувствую, что потеряла искру… – вздохнула Герти. – Не уверен, что в медицинских справочниках есть такое определение, – покачал головой Сайф. Это была шутка, но, как и многие другие, Герти не всегда понимала, шутит он или нет, и потому просто изобразила на лице озабоченность. – А вы не думаете, – продолжил он, делая профессиональный вид, – что дело просто в смене времен года? Такое предположение казалось абсолютно оправданным. Самый конец марта был трудным для всех, зима была длинной и темной, но зато выдалось прекрасное Рождество. В середине зимы вообще было нечто уютное. А теперь вечера уже становились длиннее, миновало зимнее солнцестояние и, конечно же, близилась весна. Но ягнята рождались во время яростных бурь, являясь в мир, который все еще казался жестоким, хотя ему уже следовало бы меняться на приветливый и новый. Да, уже появились первые нарциссы и крокусы, а кое-где и подснежники, и зелень начала покрывать землю… Но когда вам все еще надо по утрам отскребать лед со своей машины, когда вам приходится перебегать дорогу под ударами воющего ветра и потоками дождя, когда вам кажется, что вы сдерживаете дыхание в ожидании перемен, а дни вашей жизни проносятся мимо… Да, Сайф понял, что означало недосказанное. Он понял. И снова посмотрел на Герти. – Весна наступит, – сказал он. – Все станет лучше. – Вы так думаете? – неуверенно спросила Герти. – Просто зима такая длинная… – Весна поправит положение дел. А пока я мог бы прописать вам сильное успокоительное, но у вас ведь дети? Герти кивнула. Ее детей знали все. Лорне постоянно хотелось сказать Герти, что здесь, вообще-то, вполне современный остров, а не поселение железного века, но она побаивалась, что Герти тут же заберет их из школы и переведет на домашнее обучение. А это, заодно с увеличением опасности для всех кошек Мура, могло снова понизить авторитет школы. Лорне и без того стоило немалых трудов сохранять на острове единственную школу, без которой остров мог просто умереть, а потому Лорна была готова защищать школу до последнего вздоха. – Ради них вы всегда должны быть в ясном уме. Чтобы чувствовать их радости и горести. Потому что это не всегда так, но для некоторых людей… Эти таблетки, они могут избавить от упадка настроения, но могут и лишить вас взлетов. Они могут отрезать вас от мира, понимаете? Закутать вас в вату… отдалить. Конечно, они полезны тем, кто испытывает невыносимые боли. Но если бы вы могли подождать… Герти посмотрела в окно. В этот день, впервые за очень, как казалось, долгое время, снова выглянуло солнце. Мир вроде бы решил ожить. – Вы так думаете? – Да, я так думаю, – кивнул Сайф. – Я старомодный доктор. И если бы я мог прописывать такое, я бы прописал вам завести собаку. И гулять с ней каждый день. – Полагаете, это поможет? – улыбнулась Герти. – Часто помогает. Но выйдите на улицу. Посмотрите на мир. Присмотритесь к самой себе. И если у вас по-прежнему… не будет искры… Ну, значит, есть проблема. Тогда уж снова приходите ко мне. – Я попробую, – кивнула Герти. – Но если станет хуже, это вы будете виноваты. Сайф позволил себе улыбнуться: – Разумеется. И вежливо встал, когда она уходила. Но сам Сайф не почувствовал себя лучше и пытался разобраться, почему это так, одновременно раздумывая, пойти ли ему пообедать в «Летнюю кухню». Флора как-то раз лично постаралась для него, приготовив восточное блюдо фалафель – шарики из протертого нута со специями. Они были ужасны, но Флора так хлопотала и была так мила, что Сайфу пришлось похвалить обед. И теперь она готовила фалафель постоянно, и Сайф ощущал нечто вроде обязанности съесть всё, пока все выжидающе смотрели на него. Старая миссис Лаэрд могла даже слегка подтолкнуть доктора и сказать: «Ого, посмотрите, какие мочалки соорудила Флора!» – и это замечание, если быть точным, более или менее соответствовало вкусу шариков. Сайф предпочел бы одну из сырных лепешек, те действительно были божественны. Но сегодня у него не было на то настроения. Лучше остаться здесь и разобраться с бумагами… Сайф включил компьютер. И увидел это. Он не знал, в чем дело. Наверное, в его компьютере даты выглядели какими-то другими… или это происходило в его голове? Потому что здесь даты обозначались на английском, а не на арабском? Или потому… и при этой мысли Сайф нервно сглотнул, – потому, что он теперь постоянно думал на английском? Ему даже сны снились на английском, иной раз Сайфу снилось, что его родные не могут его понять, а он кричит на них, требует, чтобы они приехали, но они не едут только потому, что он уже не умеет говорить на том единственном языке, который они знали. Это всегда был кошмар, и Сайф просыпался в слезах, на влажной наволочке, он не просто плакал, он рыдал, как никогда прежде, и снова и снова вспоминал, что его кошмар слишком похож на правду. Он ведь до сих пор не знал, что случилось с его семьей. Но теперь, посмотрев на экран, он осознал… Он пропустил это. Вот что крылось весь день в глубине его ума. Подъемные жалюзи на окне, с которыми Сайф до сих пор толком не освоился, были, к счастью, опущены. Сайф встал и запер дверь, хотя и знал, что ему не положено запирать ее изнутри. И еще раз окинул взглядом кабинет. Утренний прием закончился, а дневной должен был начаться лишь в четыре часа. Потом он отодвинул подальше стопку медицинских карт, сжался за кушеткой для осмотра и зарыдал, стараясь приглушить звуки и понимая одновременно, что это очень странно. Эшу, его младшему сыну, сегодня исполнилось шесть лет. Именно сегодня. Или должно было исполниться… Сайф даже этого не знал. Ничего не знал. А он забыл об этом дне. И тут снова все стало казаться ему безнадежно невыносимым. Глава 9 – Ну-у-у… Еще поцелуйчик! – Финтан! Флора сидела за столом, пытаясь разобраться в счетах кафе, и слушать болтовню Финтана по телефону ей казалось нестерпимым. – Гомофобка! – откликнулся Финтан, совершенно не чувствуя себя виноватым.