- Так получилось. Я не планировал всё это. Танька нормальная баба, но... - всем телом развернулся к Оле. - Может, если бы ты не уехала, а осталась... - взгляд Сергея стал тяжёлым. - Я смотрю на тебя и думаю: где ж я был? Почему не видел тебя? Такая тихая, маленькая беленькая мышка была, - голос Сергея чуть охрип, - прямо у меня под боком. - Я давно выросла. И поверь, относилась к тебе всегда как к другу. Давай, просто поговорим о чём-нибудь другом? Что там с пропавшими девушками? Всё действительно так, как говорит Булька? Мезенцев сразу поскучнел. - Валеева, что тебя всё время на криминал тянет? Девушки её интересуют! Мало ли, что с ними произошло, тебе какая разница? – он предпринял новую попытку обнять Ольгу за талию. - Расскажи лучше, как у тебя с личной жизнью, с интимной? - пахнуло алкоголем. Оля достала ключи. - Спасибо за вечер, Серёж! Мне, наверное, пора. Иди к жене. Увидимся. Закрыв за собой дверь квартиры, девушка прижалась к ней спиной и прислушалась. Минут через десять в подъезде раздались шаркающие шаги. Остановились у Ольгиной двери. Оле показалось, что она даже слышит дыхание Мезенцева. Ещё через несколько минут на втором этаже хлопнула дверь, и стало тихо. Не включая свет, Оля прошлась по полупустым комнатам. Мозг лихорадочно работал. О том, чтобы лечь спать, нечего было и думать. С каждой минутой возбуждение Ольги росло. Все скудные обрывки информации, полученные за этот вечер, не складывались в одну картину. Но они же и не давали Ольге покоя, заставляя её искать выход для скопившейся внутри энергии. Поставив на плиту чайник, Ольга потянулась в шкаф за чашкой. Зацепившись рукавом за угол пожелтевшей газеты, которой была покрыта полка, Оля вдруг поняла, что нужно сделать. Снова натянув кроссовки, она вышла из квартиры и быстро зашагала в сторону мусорных баков. Не обращая внимания на копошащихся внутри кошек (крыс?), остановилась и прислушалась. Оглядевшись, подхватила выброшенные накануне стопки старых газет и потащила их обратно. Пришлось вернуться ещё два раза. Затем обойти баки, на всякий случай, чтобы не оставить часть тёткиного «архива» утреннему мусоровозу. Усевшись прямо на пол, Ольга распотрошила первую стопку. Стала раскладывать «Вестник Чудова» по годам, отметая в сторону рекламные листки и квитанции. Местная газета выходила раз в неделю, и уже через полтора часа на полу кухни образовалось несколько, примерно одинаковых, кучек. Олю интересовали последние три-четыре года. Девушка жалела, что не спросила Сергея о дате смерти Марины, но разговаривать с ним дольше в его состоянии было бы неудачной идеей. Оля не чувствовала ни обиды, ни претензий к нему. И мужчины, и женщины частенько ведут себя в подпитии не совсем адекватно. Откинув зимние месяцы, сократила количество экземпляров «Вестника». Если она правильно поняла Мезенцева, то кусты в городском парке могли означать только кусты и ничего больше. Обычно зимой дороги в их городе заметно сужались из-за частых снегопадов и растущих вдоль бордюра сугробов, под которыми эти кусты были не видны и зимовали в холодные месяцы. Ещё через полчаса в разделе криминальной хроники от 25 июля двухлетней давности Ольга нашла короткую заметку об обнаружении женского тела со следами наезда, которое было опознано как Марина Ш. Свидетелей наезда просили обратиться по телефонам местного отделения полиции. Марина Шагина. Боясь потерять газету, Ольга для уверенности села на неё. Следующим этапом поиска стала информация о пропавших девушках. Для этого следовало заняться ещё двумя стоявшими отдельно стопками. Где-то в глубине души внезапно возник страх увидеть своё лицо под шапкой «Разыскивается», но ни одного упоминания о себе она не встретила. Ольга вздохнула. Чего в этом вздохе было больше - облегчения или грустного осознания ненужности. Этого бы никогда не случилось, будь её родители живы. Чайник давно остыл, за окном светало. Для Ольги такие ночные бдения были в порядке вещей. Часто работа над интересным проектом, костюмом или платьем удерживала её в квартире по несколько дней, благо, в холодильнике всегда хранился приличный запас яблок, а в морозилке лежали пакеты с овощами. Ольгу не смущало старенькое общежитие с микроскопическими комнатами во время учёбы в колледже, не пугала возникавшая время от времени финансовая кома, не напрягали пафосные однокурсники, приезжавшие на сессии в собственных автомобилях лишь для того, чтобы собрать подписи преподавателей за конверт с деньгами. Казалось, ничто не может выбить Ольгу из седла, и внешне жизнь её меньше всего напоминала драму, если бы не одно «но». Не проходило и дня, чтобы она не вздрагивала от гнетущих воспоминаний, и редкую ночь последнее время во снах не посещал её образ Марины… Ольга не могла себе внятно объяснить, почему пропавшие девушки так засели в её голове. Она просто чувствовала и знала то, что большинству было неведомо. Знала и понимала: с ними могло произойти то же самое, что и с ней. Или почти то же самое. Но ведь она жива. А они? Всего Ольга нашла четыре фотографий. Молодые, от 18 до 23 лет. Пропадали преимущественно летом, одна в начале сентября. Скупые строки – имя, возраст, во что были одеты, где их видели в последний раз. Никакой личной информации. Никакого последующего разъяснения. «Вести с полей», - говорила Валентина, используя «Вестник Чудова», в основном, для разделки селёдки. Половина пятого. Завернувшись в покрывало, Ольга провалилась в недолгий предутренний сон. Спать в одежде на неразобранном диване стало входить в привычку, но Олю это уже не беспокоило. «Завтра куплю новые простыни, еду…» - мысли недолго ещё удерживали сознание, уступив место чёрно-белым фотографиям с плоскими малопривлекательными лицами, серым разводам от некачественной типографской краски на руках и костлявому хвосту селёдки, который подрагивал, вися в воздухе. Утром к нотариусу девушка шла с больной головой. Выпив таблетку анальгина, ждала, когда наконец отпустит. Большинство прохожих, судя по хмурым взглядам, ощущали себя примерно так же. Ольге пришлось спрашивать дорогу, чтобы найти нужный адрес. Казалось, Чудов почти не изменился. Улицы были прежними, дома тоже. Но ни что из этого не вызывало у Ольги ни малейшего трепета внутри - голая выжженная равнина. Лишь скупое восприятие действительности – там школа, здесь магазин, если завернуть за угол - дорога к стадиону. Почти в каждом жилом доме вдоль проспекта первые этажи заняты коммерческой недвижимостью - салон красоты, «Аренда», аптека, опять «Аренда». Неумелые граффити на заборах и стенах, рваные объявления, предвыборные агитационные афиши с улыбающимися отфотошопленными лицами. Весь путь Ольга натыкалась на эти улыбки и глаза, словно преследовавшие её. Скрипя зубами, она уткнулась в телефон и считала шаги до места назначения. Не полегчало и в приёмной нотариуса. Прямо напротив ровно стоявших стульев на неё, всё так же бодро и насмешливо, глядели Тищенко и Гуциев. Нотариус, серьёзная женщина в годах, долго изучала документы Ольги, затем дала ей список и отправила в ЗАГС для оформления нужных справок. Ни одной лишней фразы, ни одного заинтересованного взгляда. Ольга немного расслабилась. На выходе лишь уточнила, где находится учреждение. ЗАГС, занимавший отреставрированный старинный купеческий особняк, смотрелся избушкой рядом с высоким, в семь этажей, недавно отстроенным зданием городской администрации. Проезжая мимо него накануне с Мезенцевыми, Оля краем глаза отметила герб и флаги над входом. На стоянке перед администрацией глянцево сверкали иномарки с карточками пропусков за лобовыми стёклами. Решив срезать путь, Ольга шла по заасфальтированной площади. Обогнула шлагбаум. Не встретив возражений охранника, подошла к засаженной цветами клумбе. Присев на корточки, некоторое время разглядывала кустики примулы и бегонии. Она любила их: маленький балкон Белецкого был увешан горшками с этими радостными яркими растениями. Поразительно, но Артём сам ухаживал за ними. Подкармливал, опрыскивал, а на время поездок устанавливал целую гидросистему из ведра и длинных гибких трубок из-под капельниц. Удивительный человек. Оля улыбнулась, нежно поглаживая бордовый бутон. Широкие двери администрации распахнулись. Несколько мужчин в костюмах спускались вниз по лестнице, оживлённо беседуя. Впереди них шёл, видимо, телевизионщик, неся в руках штатив и видеокамеру. Ольга поднялась с корточек и продолжила пересекать площадь. Чуть сбавив шаг, она равнодушно скользила взглядом по идущим мимо мужчинам, пока не встретилась взглядом с Тищенко. Он тоже замедлил шаг, в его глазах промелькнуло узнавание. В этот момент Ольга, кажется, забыла, как дышать. Как будто в немом кино исчезли все звуки, а мир сузился до этого правильного, словно вылепленного скульптором лица, и красивых изумрудных глаз. Но Ольга знала, в какую гримасу превращаются эти благородные черты, и как наливаются кровью белки вокруг зелёной радужки. - Герман Анатольевич, вы поедете с главой администрации. По дороге обсудим парочку вопросов. Короткий кивок чёткого профиля, жёсткий взгляд и прямая спина в идеально сидящем костюме. Каких-то пара секунд зрительной дуэли, незаметной для окружающих. Мгновение, всколыхнувшее всю грязь со дна воспоминаний. Ольга шла, не чувствуя ног, её мутило. За спиной хлопали двери автомобилей и коротко, словно пробуя на вкус тональность и силу звука, резко взвывали сигналки. глава 7 Новое кладбище находилось за городом. Из того страшного дня похорон родителей отчётливо запомнилась, почему-то, только дорога на погост. Оле казалось, что они будут вечно трястись в маленьком, насквозь продуваемом старом уазике. И было жутко от того, что она никогда не сможет сама добраться до родительских могил. Раз в году, под Пасху, Валентина брала Олю, и они с кем-нибудь на машине ездили прибираться на кладбище. Казалось, все жители Чудова встречались там. Красили ограды и памятники, сажали цветы, сгребали мусор и ветки. Переговаривались, обсуждая житейские вопросы, часто выпивали тут же, поминая родственников, шикали на детей, таскающих конфеты и яблоки с чужих могил. В такие моменты горечь утраты немного притуплялась, уступая место тихой грусти. Жизнь и смерть словно договаривались о перемирии и наблюдали со стороны за копошащимися людьми. Как правило, погода благоволила. Снег, конечно, таял долго, между рядами скапливалась грязная вода, гравием посыпали только центральную аллею. Став старше, Оля уже ходила туда одна, когда хотела, по пути забегая в маленькую церквушку на старом городском кладбище в черте города. В час дня начался обеденный перерыв. Заказав справки, Ольга вышла на улицу. Всё, чего она сейчас хотела, находилось приблизительно в трёх километрах от ЗАГСа. У неё не было с собой ни цветов, ни конфет, ни крестика на шее. Но так ли это было важно? Ольга шла быстро, не задумываясь о маршруте. Казалось, каждый час пребывания в Чудове смывал с неё столичный налёт слой за слоем, превращая опять в маленькую Оленьку Валееву. Лёгкий пружинистый шаг, бьющая в такт движению по бедру сумка, шорох гравия под подошвами кроссовок: «ширх, ширх». Автомобили обдают тёплым пыльным воздухом. Смотреть вокруг не на что - лесопосадки, остовы бывших коровников и дачные домики. Разглядывать всё это не хотелось, перед глазами были совсем другие картинки. Ольгу неотступно преследовала мысль о том, что сейчас в голове у Тищенко после встречи с ней. Её-то голова просто разрывалась. Размеры кладбища поражали. Ольга зашла в ворота и растерянно огляделась. Солнце, до этого жарившее совсем по-летнему, скрылось за гряду мелких облачков, и ему на смену подул холодный ветер. Из-за деревянного домика охраны вышел мужичок, окинул девушку мимолётным взглядом и скрылся в дверях. Ольге стало гораздо спокойнее, когда она его увидела. Пройдя пять рядов, Оля повернула направо, читая надписи на памятниках. Память безошибочно вела девушку к нужному участку кладбища. - Мама, папа, это я, - шепотом произнесла Ольга и сглотнула, почувствовав, как моментально выступили слёзы. Они жгли, но Оля, коротко выдохнув, сдержалась. С трудом открыв калитку, вошла, утопая по щиколотку в молодой траве. Достав носовой платок, обтёрла овалы фотографий и только потом села на узенькую лавочку. Цветы на могилах давно выгорели. Ольга вытащила их из земли и сложила рядом вместе с побелевшими фантиками от конфет. Она молча сидела и смотрела на молодые лица родителей и пыталась вспомнить их голоса. Стая ворон галдела на берёзе в нескольких метрах от Ольги, деля что-то между собой. Опять выглянуло солнце, согревая замёрзшие плечи. - Ой, Васенька, что же я натворила! Не доглядела… Тонкий плачущий голос привлёк внимание Оли. Через несколько рядов, склонившись над чёрным гранитным памятником, рыдала женщина. Плечи её мелко тряслись, тёмный платок сполз с головы, зацепившись краем за простой гребень в седых волосах. Ольга тяжело вздохнула. Подобрав цветы, она выдернула ещё несколько стеблей колючего чертополоха, обмотав руку платком. Выкинув мусор, Ольга вышла на центральную аллею. Где-то здесь лежат Валентина и Марина. Чтобы узнать это, следовало обратиться к мужичку в сторожке, и Ольга уже сделала шаг в его сторону, когда вновь обратила внимание на женщину. Та практически сползла на землю и сидела у основания памятника, уткнувшись лбом в холодный камень. Ольга направилась к ней, поддавшись внутреннему импульсу. Стараясь двигаться громче, чтобы не напугать, девушка, кашлянув, взялась за железный завиток ограды. - Простите! Мне показалось, вам нехорошо? Извините, ради Бога! - Ольга прижала ладонь к груди, глядя на сгорбленную спину. Женщина подняла голову, и Оля отшатнулась, увидев измождённое лицо с запавшими глазами. Она была готова к гневной отповеди или безразличному жесту, но губы женщины вдруг тронула еле заметная, печальная улыбка. - Милая, спасибо, - женщина протянула руку, и Оля помогла ей встать. - С утра тут сижу, сил нет домой ехать. А надо. - Я могу вас проводить. Хотите, такси вызову? - Нет, что ты. Мне до остановки - там рейсовый ходит каждый час. В Апраксино мне. - Хорошо, пойдёмте до остановки, - Ольга подхватила сумку женщины и свернула руку калачиком, чтобы та могла ухватиться за неё. - К кому приходила-то? - глухо спросила женщина. - К родителям. - Да, беда... А я к мужу, - сухая, словно пергаментная, рука чуть сжала запястье Ольги. - Хожу вот, каюсь, - женщина помолчала. - Тебе сколько лет, касатка? - Скоро двадцать четыре. Они уже переходили дорогу, когда эхо донесло глухие звуки выстрелов. Ольга остановилась, как вкопанная. Но женщина, не сбавляя шаг, тащила её за собой. - Что ты, не пугайся, иди. Как оглашенные ездят, не зевай! - затем пояснила. - Солдатики тренируются на стрельбище. Из воинской части их возят. Что я спрашивала-то? Не помню. Ах да, моей Полинке в этом году 21 исполнится… - Дочке? - Оля шла, пытаясь успокоить трепыхавшееся от выстрелов сердце. До остановки оставалось пара сотен метров. По узкому дорожному бордюру они шли друг за другом, слегка отклоняясь в сторону, когда слышали шум автомобильного двигателя. - Была сегодня опять в отделении. Говорят, что ищут. А найдут ли? - женщина словно разговаривала сама с собой, и Оле приходилось буквально наступать ей на пятки, чтобы не пропустить ни слова. - Я ведь жду её, надеюсь. Всё думаю, что же с ней случилось? Мне говорят, может, уехала. Надоела такая жизнь, и уехала. А куда ехать-то? Вся родня в Апраксино: бабка, брат. Она у меня спокойная, ласковая девочка, только и слышала от неё: «мамочка, мамуля». Зашли под козырёк остановки, скрываясь от солнечных лучей. Женщина прибрала волосы и завязала платок. - Что же произошло? - Оля старалась не разглядывать попутчицу слишком пристально и старательно отводила глаза. Женщина подслеповато смотрела на изгиб дороги, откуда должен был появиться автобус. - Кабы знать. Работала она здесь, в Чудове, в магазине потребкооперации. К нам в Апраксино ездила каждую неделю на все выходные. А тут позвонила. Говорит, ревизия. Сама, мол, не знаю, что да как, могу не приехать. Я и не волновалась, понятное дело. В Апраксино работы нет. Сын трактористом работает, слава Богу. Жениться собирается. А так-то, парни уезжают. Что девчонке молодой сидеть при мне, чего ждать? Потом заведующая дозвонилась - где Полинка? - монотонный голос звучал всё глуше. - Стали искать. Фотографии в газете печатали, по радио объявляли. Осень наступила, зима… Мне говорят, ещё девочки пропадали. И до, и после. Я ведь всё понимаю, другим матерям тоже не сладко. Да вот как пережить? Знать бы только, что случилось. Если уж, - женщина коротко вздохнула, - то, по-человечески бы похоронить. Не жизнь это, мука одна… Автобус раздвинул двери. Женщина взяла сумку и, не прощаясь, тяжело поднялась по ступенькам в салон. Ольга смотрела ей вслед, пока она не села на место у окна, опустив голову. Обратно Ольга шла медленно, словно тащила на плечах неподъёмный груз. Неприметную вывеску магазина Роспотребкооперации она заметила на другой стороне от дороги только благодаря засевшему в голове разговору. Синего цвета, с облупившимися по краям углами, вывеска производила удручающее впечатление, равно как и само здание. Кирпичный одноэтажный магазин с обшарпанной дверью и неудобным выходом прямо на дорогу. Девушка вошла, едва не споткнувшись о полустёртый деревянный порожек. Не увидев продавца, Ольга громко поздоровалась. Из недр заваленного коробками склада ей ответили, а через минуту появилась молодая женщина в сером застиранном рабочем халате. - Что хотите? - она подошла к кассе и выжидающе посмотрела на Ольгу. Оля растерялась, рассматривая полки, заставленные товарами китайского производства и тем, что когда-то выпускалось на заводах и фабриках Советского Союза. Повертев в руках фаянсовую вазочку с аляповатым рисунком на боку, девушка, наконец, ответила: - Постельные комплекты есть у вас? Только, пожалуйста, хлопковый. Полуторку. - Ну... - продавщица стала копаться на полке у себя за спиной. Перетасовав упаковки, словно карты в колоде, она обернулась к Ольге. - Я вам сейчас принесу отличный комплект со склада! Не успели выложить. Через пять минут перед Ольгой на прилавке лежал тугой пластиковый кофр. Сквозь матовую обложку просвечивал рисунок – китайские иероглифы и ветки сакуры.