Герман обвёл всех мутными глазами. Запинаясь, возразил: - А я ружьё не взял, не договаривались ведь. Макаров похлопал его по плечу: - Не ной, решим этот вопрос. Только я, Мороз, вроде уж, на другое настроился, - плотоядно облизнулся, разглядывая Олю. Морозов крепко ухватил Марину за плечо и развернул её перед столом. - Оружие вам не потребуется, вот ваша добыча! Голыми руками охотиться будете. Смотрите, - он намотал длинные волосы Марины на кулак почти до самого затылка и потянул назад, заставляя её откинуть голову, - вы видели когда-нибудь такую красоту? Все молчали. Морозов вытащил полы её кофточки из-за пояса юбки и задрал до подбородка, оголив живот и грудь в гипюровом бюстгальтере. Рванув за середину так, что лопнули тесёмки, выставил напоказ смуглые округлые полушария с тёмными сосками. Оля вскрикнула, закрыв лицо ладонями и, уронив табуретку, забилась между шкафом и стеной, в угол у окна. Марина тяжело дышала, не проронив ни слова. Морозов одёрнул кофточку Марины. Мужчины переглядывались, распалённые водкой и похотью. Шагина стащила себя порванный бюстгальтер через руки и бросила его на пол. Морозов издевательски провёл большим пальцем по её губам. - Иди, милая, - кивком указал на дверь, - не задерживайся. Марина, бросив на Олю быстрый взгляд, прошептала, обращаясь к Морозову: - Ты обещаешь, что они её не тронут?! У Морозова дёрнулась щека. - Обещаю. Они не тронут. Девушка, тряхнув чёрной гривой волос, выскочила за дверь. Оля слышала, как скрипнула лестница и под окном зашелестела трава. Все смотрели на Морозова ожидая сигнала. Тот отвернулся к окну и, некоторое время, молча смотрел в темноту. Воцарившуюся тишину нарушал только звук лопающихся пузырьков в пивной кружке. Морозов открыл ставни, с шумом вдохнул ночной воздух, затем подошёл к столу, взял пистолет Макарова и, вернувшись, выстрелил вверх - туда, где скоро должен был взойти месяц. Не в силах отнять руки от лица, Оля с ужасом отметила, как несколько пар ног с гиканьем и улюлюканьем застучали по дощатому полу в сторону выхода. Она осталась наедине с Морозовым, сжимаясь от его тяжёлого взгляда и всем нутром желая, чтобы Марина спаслась. *** - Было у меня время подумать. - Лаврик вытащил пакетик заварки из кружки Оли и тут же окунул его в свой стакан. Подёргал за верёвочку, потом хорошенько отжал узловатыми пальцами. Пододвинул к Оле сахарницу с отбитой ручкой, отхлебнул горячий чай, потом немного удивлённо понюхал. - Хочется выпить? - серьёзно спросила Оля. Лаврик скривился, позвенел ложкой в стакане. - Не без того. Ехал в милицейской машине обратно со своим учеником бывшим. Хороший парень, умный. А был... - старик махнул рукой. - Думал, пропадёт. Нет, видишь, семейный стал, дети растут. Сказал, что, если б я не научил его технику любить, - Лаврик прикрыл глаза ладонью, - пропал бы ни за грош. Что нужен он теперь, любят его. А я? Вот кому я нужен? - Мне, - Оля стала накладывать сахар в чай, чтобы не смотреть на старика. Свербило в носу и щипало глаза от этого разговора. - Ладно, давай по порядку. Я обещала тебе всё рассказать, но прежде расскажи мне о Марине и о том вечере, когда она была у тебя. - Эх, Марина! - Лаврик собрал щетинистый подбородок в кулак. Над переносицей собрались глубокие морщины. - Хорошая девка была. Неглупая. А мать её шпыняла почём зря. Пила, мужиков в дом водила. А Маринка-то, ни-ни, в рот капли не брала. Кое-как девять классов закончила, работать пошла. А куда деваться? Как мамаша гулять? Тьфу, прости господи. На Марину многие поглядывали, уж больно хороша собой была, да просто так никто видно брать не хотел. Оно и понятно: ни кола, ни двора, в квартире родственница обретается. Одной красотой сыт не будешь. Времена такие нынче! - Лаврик с шумом отпил. - И Маринка-то, думаю, за абы кого без любви тоже не пошла. Уж не знаю, в кого такая гордая уродилась. Видать, в отца, кто бы он ни был, но точно не в мать. Совсем зелёной, вроде тебя, к нам в «Огонёк» пришла работать. Помыкалась, горемычная, а тут на тебе - в официантки позвали. А чего, работа хоть и тяжёлая, но хлебная. Лаврик рассказывал не спеша, и Оля почти наяву представила давние события. - Там её Морозов и заприметил, - старик кашлянул, подбирая слова. - Закрутилось, в общем. Ему никто не смел отказать. Сильный мужик, жестокий. Вот и Маринку сломал, подмял под себя. Бегала за ним, как собачонка. Слушать никого не хотела. Ведь оно и понятно: росла девка безотцовщиной, мать гулящая, все к ней руки тянули с малолетства. А Морозов, видать, защиту дал. Я тебе точно говорю, она у всех на глазах росла, хорошая девка, правильная. Да с мужиками не везло, как сглазили. Но, это уже другая история, - Лаврик добавил кипятку, отчего его напиток приобрёл янтарный цвет. - Подставил её кто-то в чужом городе. Вот и приехала квартиру продать. А с той квартиры денег-то - грош да алтын. Убитая жилплощадь! - старик оглядел собственные стены и вздохнул. - Сильно она переживала. Пришла ко мне. Рассказала коротенько обо всём. И что мол будут скоро деньги. Даст, что ли, кто? Не помню. Ну, мы выпили чуток. А потом она ушла. Наутро нашли возле парка сбитую. - Марина говорила что-нибудь про Морозова? - глухо спросила Оля. - Дык, - Лаврик развёл руками. - А чего тут скажешь? Укатил он давно. Здесь его дружки промышляют. Я так понимаю, мзду ему платят. Оля отвела глаза, зажав ладони между коленями. - Теперь твоя очередь, - взгляд Лаврика посуровел. - Да говори толком, не спеши. За что ж такую красоту извести хотели? - Ох, Лаврик, не о том… - Оля даже застонала от напряжения, не зная, говорить ли о своих догадках старику. Сама мысль, что это может оказаться правдой, перекрывала доступ кислорода в лёгкие, выжигая изнутри. Никогда Оля не могла представить себе даже в самом страшном кошмаре, что придётся произнести эти слова. И кто сказал, что после того, что она пережила, судьба, наконец, даст ей шанс счастливой спокойной жизни? Нет, видимо, у судьбы были иные планы на её счёт. Она решила вдосталь накуражиться, отбирая одного за другим близких ей людей. А что, если она ошибается? Оля всхлипнула и прикусила палец. - Кажется, я совсем запуталась. И мне очень страшно. И больно… Лаврик наклонился ближе, глуховато выпячивая ухо. - Я ведь всегда ему верила… Глава 33 Лаврик достал с антресолей старую, мешковатую по центру, раскладушку. После недолгих споров лёг на неё сам, уступив кровать Оле. Девушка не могла уснуть, погружённая в свои мысли и переживания. Лаврик был прав в одном - торопиться с выводами не следовало. Собственный опыт заставлял его быть осторожным, а желание жить трезвой жизнью, отнюдь не избавляло от нервных вспышек и сильного тремора рук. «Дай мне несколько дней, и я буду в норме», - попросил Лаврик. Ольга не стала скрывать, что сама боится до дрожи, что следствие затянется, и она завязнет в этом омуте ещё глубже. Лаврик не давил на Олю. После фразы, произнесённой тихим голосом, Оля замкнулась, отвечала односложно, а потом и вовсе засобиралась к себе. Тогда Лаврик и полез на антресоль. Долго с грохотом возился там, роняя на пол обрезки выцветших обоев и полчища засохших мух, пока Оля сидела за его ноутбуком. Она не знала, как поступить, потому что не верила в то, что нашёптывало ей подсознание. Это просто не могло быть правдой. Когда она бежала в Москву, то искренне верила, что оставляет за спиной свою прошлую жизнь. Скидывает её как тесную неудобную одежду, разрывает колючие швы, режущие кожу. И что теперь? Новая одежда, как оказалось, тоже не подходит по размеру? «Она не требует ни вздохов, ни признанья, ни слёз, ни просьб, ни пламенных речей…», - подписал Белецкий фотографию в соцсети, на которой были изображены маленькие перчатки из бордовой кожи, а поверх них - роскошный футляр помады «Шанель». Оля прекрасно знала, кому они принадлежат: Ж-ж-жаннуля – яркая трудолюбивая пчёлка. Пользователи сверх меры накидали своих комментариев: «Не мужчина, а загадка!». «Артём, ты лучше всех! Тебе подойду только я!» «Ты просто - ах!» «Встретимся?» «Тёмыч, забей!» «Всегда твоя!» «Белецкий должен принадлежать народу!» «Бабы – зло!» Она почувствовала, как ревность заливает щёки румянцем. Сначала ты думаешь, что не сможешь никого любить. Что тебе это просто не нужно. Что любовь - опасная вещь, если ты недостаточно циничен и опытен в этих вопросах. А потом, тебя вдруг накрывает в одну секунду, до хруста ломая кости от желания быть рядом, когда даже ночью всё в тебе поёт, и ты просыпаешься с улыбкой на губах, уверенный в том, что всё вокруг прекрасно и головокружительно только по одной единственной причине: ты любишь и любим. В состоянии ли ты удержать этот сверкающий зыбкий шар в своих руках, чтобы нести его хрустальную хрупкость дни и годы? Имела ли ты право, давая обещания, затем тихо стащить их и спрятать? Не боишься, что найдётся кто-то более достойный и решительный, чтобы нести эту ношу за тебя? Оля водила пальцем по картинке. Перед глазами возникла прихожая, где было сделано фото. Кажется, что она даже слышала тиканье ходиков из-за двери спальни... *** - Ты совершенно не доверяешь людям! - Артём, стоя на коленях, опустил голову над ванной. Отфыркиваясь, ждал, когда Оля смоет шампунь с его волос, поливая из ковша нагретой водой. В его доме меняли старые трубы, а во двор привезли цистерну с водой, из которой они носили воду всё утро себе и соседу Белецкого - отставному офицеру с протезом вместо ноги. Рабочие обещали закончить ремонт до вечера, но жители дома настойчиво уточняли сроки, обмениваясь между собой телефонами Управы. - Надо уметь делегировать! - пока Ольга вытирала его волосы полотенцем, Артём пытался дотянуться до её губ поцелуем. - А ты, почему то, решила, что всё должна делать сама. Это абсолютно неправильная позиция. - А ты всегда считаешь себя правым? - Оля чмокнула Артёма в нос и пригладила влажные волосы. - Мне просто кажется, что делаю свою работу гораздо лучше других. Это эгоизм? - Глупость! - Белецкий пожал плечами, рассматривая себя в зеркале. - Знаешь, как - научи другого. Пусть учится, делает ошибки, но двигается вперёд. И ты, иди. Не закапывайся в том, что давно можешь делать с закрытыми глазами. Контролируй процесс. Открой для себя новые возможности! Может, этот человек, с которым ты поделишься знаниями, превзойдёт тебя, - продолжил без паузы. - Я считаю, что мы должны поехать вместе куда-нибудь отдохнуть. Я уже присмотрел несколько мест, где можно совместить мои рабочие встречи с выставками и биеннале. В Прагу, например, второй сезон зовут антрепризу ставить. Всё некогда. Но, - он мягко коснулся кончика носа Оли, - если ты согласишься, мы можем провести там незабываемый месяц. Будем есть крендели, а по утрам пить тёмное чешское пиво! - Я стану толстая, не влезу в самолёт, и ты меня разлюбишь.