На лестнице её ждали Форнье, Хуан, Рене, Тардиват и Гаспар. Рука Хуана была перевязана, а Гаспар надел костюм. Даже с повязкой на глазу он выглядел процветающим бизнесменом в расцвете лет. Такие открывают перед дамой дверь приличных ресторанов в Монлюсоне и оставляют щедрые чаевые. Нэнси вдруг пришло в голову, что, возможно, таким человеком он и был. Она вспомнила, что кто-то когда-то говорил, что он владел магазином электрооборудования. В руках у него был большой букет свежих цветов из садов Кон-д’Алье. Гаспар немного неуклюже вручил его Нэнси, склонившись перед ней и протянув руку. – Вот, мадам Нэнси, – сказал он. Она взяла цветы и пожала ему руку. Гаспар покраснел и протянул руку Дендену. Денден коротко её пожал. – А теперь давайте веселиться, да? Гаспар прокашлялся и закричал: – Маршал Уэйк, мы приветствуем вас! И веселье началось. Отряды маки с флагами Франции, их родных коммун и городов маршевым шагом выходили из-за шато, подходили и выстраивались перед ней согласно своим званиям. И у них получалось вполне прилично, несмотря на периодические дружеские толчки и смех. Они всё шли и шли – десятки, а затем и сотни партизан маки выстроились перед лестницей, заполнив всю территорию перед замком. Их флаги развевались на лёгком ветру. Денден склонился к ней и прошептал на ухо: – А после – выпьем! Гаспар выступил вперёд. – Тройное ура в честь маршала! Оглушительный крик чуть не сбил её с ног. Большой зал шато был переполнен. На перекрытиях развесили флаги, умудрились сдвинуть с места огромный дубовый стол и внести несколько новых. Следующие часы маки и их гости ели, пили, пели национальные гимны союзников в разных вариациях. Вино они пили, громко причмокивая, и им приходилось краснеть, когда городские матроны прикрывали свои уши и критиковали их за неумение вести себя за столом. Затем они расчувствовались и снова стали петь. Мальчики, собравшиеся вокруг Нэнси за главным столом, обсуждали планы на будущее. Тардиват и Форнье хотели вступить в регулярную армию, Гаспар надумал податься в политику, а Денден кисло заметил, что планирует как можно скорее свалить в Париж, чтобы воочию убедиться, насколько они на самом деле освобождены. Рене удивил всех, сказав, что тоже едет в Париж, чтобы исполнить свою мечту и писать книги для детей. А как только он и Денден договорились, что разделят берлогу на Монмартре, Рене начал подробно пересказывать сюжет своего первого шедевра о маленькой белой австралийской мыши, которая приехала в Париж, и с ней произошёл целый ряд приключений. Денден начал предлагать ему идеи – одна непристойнее другой, и, пока Рене их отвергал, Нэнси увидела в стороне знакомую фигуру. – Гэрроу! Она оставила свою компанию и побежала к нему. Он на мгновение крепко её обнял, а затем отстранился, чтобы хорошенько рассмотреть. Одет он был в гражданскую одежду – твидовый костюм и кожаные ботинки – и был похож на английского туриста, приехавшего в автомобильный тур по Франции. – Когда ты приехал? – спросила она. – Недавно, капитан Уэйк. И нет, маршалом я тебя называть не собираюсь. Нэнси надула губы, и он засмеялся. – Я приехал передать тебе несколько слов из Лондона. «Чертовски хорошее шоу» – цитирую Бакмастера дословно. – Спасибо, – искренне поблагодарила она. Гэрроу снова стал серьёзным. – Нэнси, можно мы тебя похитим на пару дней? Как вижу, здесь у тебя полный порядок, а у меня есть машина. Я подумал, что ты можешь захотеть вернуться со мной в Марсель. Мы можем выехать утром. Нэнси оглянулась. Мужчины, которых она вела, о которых заботилась, против которых боролась и которые бились рядом с ней плечом к плечу – все были опьянены победой. Снова зазвучала «Марсельеза», они вскочили на ноги и стали горланить так, что тряслись стены. Сейчас самое время. – Можем поехать сейчас? Он похлопал её по плечу. – Я подгоню машину. А чуть позже, садясь в автомобиль, на заднем сиденье она обнаружила Дендена. Рядом с ним лежал рюкзак. – Париж подождёт, дорогуша. Я с вами. 66 Доехали они быстро, несмотря на то что им пришлось петлять, объезжая взорванные мосты и завалы на дорогах, ждать, пока пройдут колонны американских и британских войск. Зато у них было время обменяться новостями. Филиппа обнаружили живым, хотя и еле живым, в лагере к северу от Парижа. Маршалл тоже каким-то образом выжил, выбравшись из дома с тремя огнестрельными ранами. Ему удалось перебраться на чердак к соседям. О потерях Гэрроу не рассказывал. И вон они уже подъезжают к Марселю. Сначала показались его пригороды, затем – окраины и – не успели они оглянуться, а Нэнси – собраться с духом, – как машина уже была на её улице. Гэрроу остановился прямо напротив их с Анри дома. Выпустив её и Дендена, он уехал, сказав, что у него есть дела и он вернётся через час. Обменявшись кратким приветствием с владельцем рыбного магазина, его женой и парой других любопытных соседей, Нэнси подошла к своему старому дому. Сад зарос, а дверь была заперта. – Мне вскрыть замок? – взглянув на неё, спросил Денден. Она покачала головой и запустила руку в горшок с высохшей землёй, в котором стояло засохшее лавровое дерево. Найдя ключ, она вставила его в скважину, повернула, толкнула дверь и вошла внутрь. Денден последовал за ней. Воздух был спёртым. – Мне так жаль, Нэнси, – выдохнул Денден. От дома остались одни стены. Те, кто жил здесь после неё, забрали все: картины и книги, которые так кропотливо выбирал Анри, и даже дорогой кофейный столик Нэнси. Она живо представила, как сейчас он, привязанный к крыше автомобиля какого-нибудь немецкого офицера, лежит брошенным где-то между Марселем и швейцарской границей. То, что они не смогли забрать с собой, они разломали. По углам валялся мусор, на кухне воняло гниющей едой. Комнаты наверху оказались совершенно пусты, даже шторы были сорваны. А в холле у лестницы кто-то пытался развести костёр. – Уроды, – сказал Денден. Нэнси ничего не чувствовала. Со смертью Анри этот дом превратился в обычные четыре стены. Кто-то постучал в дверь, и они спустились вместе. Возможно, Гэрроу понял, что ей не захочется так долго сидеть на развалинах дома, где она когда-то была так счастлива. Нэнси открыла дверь. Это был не Гэрроу. – Клодет! – Мадам! – поздоровалась она, краснея и задыхаясь от бега. – Ваши соседи сообщили мне, что вы вернулись домой. Как только Денден понял, что девушка знакома с Нэнси, он отошёл и уселся на ступеньках. Выражение лица у него было застывшее и мрачное как никогда. Клодет за эти почти полтора года постарела на десять лет. Увидев на её голове шарф, Нэнси почувствовала боль. Значит, кто-то заподозрил девушку в отношениях с немцем или в сотрудничестве с ними, и она понесла наказание. Нэнси видела такое в городе, который они проезжали по дороге сюда. Женщин раздевали на площади до белья и брили им голову под улюлюканье толпы. Она видела, как на фонарях висели милиционеры с табличками на шее с надписью «предатель», и думала, а сколько мужчин и женщин, проходящих мимо, и сами так или иначе сотрудничали с врагом? Хватит об этом. Немцы изгнаны. На войне много чего случается. – Заходи, Клодет. – Но та не двигалась. – Клодет, я знаю, что Анри мёртв, так что, если ты не знаешь, как сказать мне об этом, то не надо. Плечи Клодет опустились. – Я не знала, слышали ли вы об этом или нет. Я… я не хочу заходить, мадам. Но мне нужно вам кое-что рассказать. До того, как это сделает кто-то ещё. Через два-три дня после вашего отъезда в дом моей матери пришёл человек из гестапо. Нэнси прислонилась к дверному проёму и сложила руки на груди. – Высокий? Блондин, около сорока пяти лет? Рассказывал про своё обучение в Англии? Она кивнула. – Его фамилия Бём, я его знаю. И что произошло? Клодет не смела смотреть ей в глаза. Упёршись взглядом в свои поношенные туфли, она выпалила: – Он хотел знать про вас, мадам. Хотел знать про вас всё. Я не могла ему ничего рассказать про друзей, которые приходили в дом, но он и не очень интересовался. Он хотел знать про вас, поэтому я… я рассказала ему всё, что смогла вспомнить, всё, что слышала. О том, что от вас ушёл отец и что вы не любили свою мать, как вы убежали. Про вашу любимую книгу и бары и всё, что смогла вспомнить. – Она выдохнула и смахнула рукой слезу. – Мне было так страшно – и за маму, и за младшего брата тоже. Нэнси сделала глубокий вдох. Значит, он всё это узнал от её смышлёной юной горничной, а не от Анри. – Мне очень жаль, мадам. Нэнси почувствовала, как глаза застилают слёзы. Образ Анри, выдавшего Бёму все её секреты, доставлял ей невыносимую боль. Теперь же выяснилось – он не имел ничего общего с реальностью. Анри выдержал пытки и ничего не рассказал. Бём выведал всё это, напугав эту юную девушку. Её захлестнула гордость за мужа. – Я понимаю, Клодет. Сказать что-либо ещё она была не в силах и начала закрывать дверь, но Клодет прижала ладонь к витражному стеклу. – У меня кое-что для вас есть. Нэнси нетерпеливо ждала, пока Клодет копалась в сумке. – Месье Фиокка отправил это на адрес моей матери в Сен-Жюльене. Мы хранили его, надеясь, что вы благополучно вернётесь домой. Это был конверт, на котором почерком Анри было написано её имя – Нэнси Фиокка. Нэнси смотрела на дрожащий в руках Клодет конверт. Сделав усилие, она взяла его, прошептала «спасибо» и наконец закрыла дверь. Подойдя к Дендену, она села рядом. У неё не хватало духу открыть конверт, и тогда он взял его, взломал печать, достал письмо и молча протянул ей сложенный лист. Дорогая Нэнси, Мне дали возможность написать письмо. Надеюсь, оно тебя найдёт, и найдёт в добром здравии. У меня почти не остаётся времени, скоро меня заберут, поэтому буду краток. Как мне подвести черту под нашей совместной жизнью? Я мог бы сказать, что люблю тебя. И это правда. Я мог бы сказать тебе, что каждая секунда рядом с тобой стоила тысячи лет в этом месте. И это правда. Но ты всегда была человеком действия, поэтому я просто расскажу тебе, что я сделал. Нэн, мне предложили последний ужин, и я попросил только одно – бокал Krug 1928 года. Бём только что лично принёс его мне. Я поднимаю тост за твоё здоровье, моя любимая девочка. Мне не страшно. Больше всего в этом мире я хочу, чтобы ты была счастлива. И последним словом, которое я произнесу, будет твоё имя.