Один. Второй. Медленно, один за одним они опускали оружие. Справа от неё немецкий рядовой, совсем юный, в лучшем случае семнадцатилетний мальчик начал плакать. Его более старший товарищ, глядя на направленную на него винтовку, обнял его. Дуло опустилось. Она обернулась на другую сторону реки, откуда прилетела пуля, спасшая ей жизнь. Там стоял Гаспар, с винтовкой наперевес. Он поднял руку и поприветствовал её. 63 Большую часть пленников, разоружив, разместили в городе и в самом замке. Их поделили на небольшие группы, каждую из которых охраняли маки, которые, по мнению Нэнси, были способны не напиться и не устроить кровавую месть до прибытия союзников. По-прежнему не было обнаружено ни одного гестаповца, но, возможно, они прячутся среди рядовых. Скоро она узнает. До появления американцев она каждому из них посмотрит в глаза. Но сначала ей нужно обеспечить сохранение мира, гарантировать, чтобы день победы не перетёк в ночь расправы. Нэнси и Форнье вернулись в большой зал шато и, поставив на стол бутылку бренди, составили план действий на ближайшие недели. К ним уже начали приезжать делегаты из других городов и коммун и спрашивать, можно ли прислать представителей для участия в церемонии благодарения за их освобождение. Денден спрятался в каком-то потайном углу и исступлённо обменивался сообщениями с Лондоном азбукой Морзе. – Сначала мы проедем по коммунам, пострадавшим от карательных расправ. Затем – в дома погибших маки, – сказала Нэнси и достала из кармана гимнастёрки блокнот. – Что это? – спросил Форнье. – Я думал, вы отдали все записи капитану Рэйку. – Это моя личная книга мёртвых, – ответила Нэнси, подлила себе бренди и отдала ему блокнот. – Имена, адреса. Она всегда была при мне. Форнье взял блокнот так, словно это священный предмет, положил в карман и допил свой бренди. – Обойду город. Проверю, всё ли в порядке. Спокойной ночи, маршал. – Спокойной ночи! Но Нэнси не легла. Ей нужно было спланировать, как собрать всё оружие и взрывчатку, опустошить оставшиеся тайники с вооружением до того, как их найдёт чей-нибудь ребёнок, и продумать систему распределения оставшихся у неё денег по людям и семьям погибших. А потом она пойдёт на поиски. От этих планов её отвлекли чьи-то торопливые шаги по коридору. Жюль. – Мадам Нэнси, мы взяли полковника, который вёл колонну. Тардиват запер его в кладовой. – Очень хорошо, Жюль. Что ещё? – С полковником был человек из гестапо. Денис сказал мне… что, если я услышу про кого-то из гестапо, то нужно сказать вам и только вам. Но я думаю, что кто-то из наших уже узнал. Он в конюшне. Она вскочила и выбежала из комнаты ещё до того, как он договорил. Рука уже лежала на кобуре. Приблизившись к стойлам, она увидела, как шесть человек спорят с двумя охранниками. – Ребята, – беспечным тоном обралась к ним она, – идите немного поспите. И проверьте, нет ли у вас ран. Промойте их. Будет обидно, если вы сейчас умрёте от заражения крови, да? А этого оставьте мне. Сработало! К радости охранников, маленькая кучка тут же рассосалась. Она зажгла переносной светильник от ещё одного, висевшего во дворе. Знает ли этот человек, что случилось с Анри? Если в ответ он будет смотреть на неё пустыми глазами, она пустит ему пулю в лоб. Помнят ли они вообще, сколько людей убили? Войдя внутрь, она закрыла за собой дверь и только затем подняла светильник. В конюшне пахло свежим сеном и кожей. Гестаповец сидел, прислонившись к двери одного из стойл. Руки и ноги у него были связаны, на голове – мешок. Нэнси хорошо помнила, каково это – сидеть с мешком на голове. Она повесила светильник на крюк и стащила у него с головы мешок. Бём заморгал и посмотрел на неё. Нэнси охватил шок. Бог сбросил на неё ещё одну бомбу. Он знает. И она выпытает у него ответ. Внезапно ей стало страшно, впервые в жизни. Земля ушла из-под ног, и ей потребовалось собрать все свои силы, чтобы не упасть. Повинуясь инстинкту, она приставила дуло пистолета к его виску. – Анри жив? – спросила она и представила, как пуля вылетает из дула, разрывает ему череп, проходит через мозг, и кровь и мелкие кусочки костей разлетаются по сену. Он смотрел на неё. Убедившись, что она слушает, он потянулся связанными руками к карману гимнастёрки. – Я скажу вам, но сделайте для меня одну вещь. – Он зацепил пальцами кончик письма и вытащил его. – Переправьте это моей дочери. Дайте мне слово. – Хорошо. Он поднял связанные руки, она взяла конверт и положила в карман штанов, не отводя пистолета. – Теперь говорите. Анри жив? – Ответ у вас в кармане. Это прощальное письмо моему ребёнку, потому что я знаю, что вы меня казните точно так же, как я казнил вашего мужа много недель назад. Его расстреляли вскоре после визита его отца и сестры. Такая ирония судьбы. Образ разлетевшихся по сену мозгов Бёма был настолько реальный, что она удивилась, осознав, что не нажала на курок. Бём смотрел на неё, и впервые она увидела его в замешательстве. – Сделайте это, мадам Фиокка. Я убил вашего мужа. Я отдал приказ его пытать. Его пытали неделями. Он ужасно страдал, если бы вы только знали. А потом я начал пытать вас – возможностью спасти его. Я знаю, каково вам было жить с этой мыслью, мадам Фиокка. Я это видел. Вы уже попытались убить меня однажды, почему же медлите сейчас? В его голосе слышалось отчаяние. Она спустила пистолет с взвода и вернула в кобуру. – Нет, Бём. Вы предстанете перед судом. Я бы очень хотела вас убить, но это будет эгоистично с моей стороны, не так ли? Столько вдов, матерей, отцов и мужей ждут возможности получить от вас ответы. Я сдам вас американцам. Он сплёл пальцы, но Нэнси видела, что они дрожат. Она взяла светильник и оставила его в темноте. 64 Уважаемая фройляйн Бём! Меня зовут Нэнси Уэйк. Я агент, работающий с партизанами маки на юге Франции. Мы только что взяли в плен вашего отца и вскоре передадим его американским властям. Он попросил меня отправить вам это письмо. Я не знаю, что он написал, но могу предположить: в нём про то, что он отдал свою жизнь за идеал Великой Германии, и как много великих вещей он хотел совершить, чтобы защитить вас и ваше будущее. Ваш отец – чудовище. Человек, застрявший в своем развитии. Несмотря на всё его образование, он ничего не знает о человеческой жизни, о любви. Я видела режим, которому он служит, до начала войны, и в нём не было ничего, кроме жестокости и зверства, которое выдавалось за силу. Это не сила. Это слабость, которая пытается спрятаться, которая обрушивается на других, чтобы спрятать собственный мучительный страх. Думаю, он скажет вам, что патриот. Я же знаю, что он трус. Он пытал и убил моего мужа. Он убил моих друзей. Он не герой, которого ждут дома. Он и подобные ему причинили невыразимые страдания миллионам женщин, таким, как я, миллионам маленьких девочек, таким, как вы, и, я думаю, мы только начинаем понимать истинный ужас того, что они натворили, прикрываясь наукой и патриотизмом. Вы молоды. Вы не несёте ответственность за это страдание, но в течение ближайших лет вам нужно будет сделать выбор: испытывать злобу и страх до конца жизни и закрывать глаза на правду или быть сильной, посмотреть ей в лицо и принять участие в построении другого будущего. С уважением, Нэнси Уэйк 65 Американцы прибыли на следующий день до полудня и не теряя времени собрали всех пленных. Они также оставили целые повозки с провизией – едой и топливом для возвращающихся в Кон-д’Алье жителей и инженеров-конструкторов, озадаченных восстановлением моста, который только что взорвал Гаспар. А в середине дня до них дошла новость об освобождении Парижа. Как только пленные, и в их числе Бём, покинули город, напряжение начало понемногу спадать, и в полдень прошли слухи, что мэр организует праздничный приём. Маки приоделись, надели бутоньерки, и каждого из них сопровождала девушка. Вернулся и владелец шато, но не для того, чтобы выгнать их, а чтобы открыть винный погреб и поделиться со всеми его содержимым. Пожав руки американцам и прочитав последние инструкции из Лондона, Нэнси удалилась в свою комнату и постаралась заснуть. Она давно знала, что Анри мёртв. На самом деле она знала это все последние месяцы, а после велопробега эта уверенность стала абсолютной, но она не хотела принимать её, гнала её прочь, пока вчера Бём не сказал ей правду сам. Сейчас она чувствовала пустоту. Она давно попрощалась с Анри и начала горевать, даже не осознавая этого. – Нет хандре, маршал! – На закате в комнату ворвался Денден с порозовевшим лицом и довольной и хищной улыбкой. Она поднялась на локтях. – Снова помирился с Жюлем, Денден? Он погрустнел. – В какой-то мере. Мы снова друзья, но он не смеет… – Мне не надо было спрашивать, прости. – Не извиняйся, – замотал он головой, – это его выбор. А теперь будь хорошей девочкой и причешись. У меня для тебя небольшой сюрприз. Она вылезла из постели, нашла расчёску и помаду. Ужасно жалко, что она тогда выбросила в бездну пудреницу. Может, Бакмастер подарит ей новую, если она попросит вежливо. Нэнси взглянула на себя в покрытое пятнами зеркало на туалетном столике. Наверное, хозяйка часто так же смотрелась в него, надевая на шею бриллианты. Отражение в зеркале было удивительно похоже на Нэнси Уэйк. – Денден, это было везение? – Что было везение, дорогая? – То, как ты застрелил солдата на колокольне, который чуть меня не убил. У тебя всегда были такие ужасные оценки по стрельбе, но я видела, как ты произвёл выстрел – как по учебнику. Не говоря уже о впечатляюще быстрой реакции. – Ты знаешь, что я терпеть не могу оружие. Мне нужно было чётко донести это до инструкторов. Но это не означает, что я не могу выстрелить, когда это необходимо. – Спасибо. Он дождался, когда она отложит расчёску, взял за руку и повёл из комнаты вниз по главной лестнице. Денден так настойчиво тащил её за собой, что Нэнси пришлось упираться. Выведя её на крыльцо, он встал у неё за спиной и положил руки ей на плечи. – Ты уже поблагодарила меня. А теперь – вот.