Он повернулся к ней спиной, чтобы она сняла со спины прилипшую ткань. – Я сказал, ничего страшного, – сердито повторил он. Она хотела настоять на своём, а потом увидела, что вся его спина покрыта рубцами от ударов плетью. – Денден… Он наклонился развязать шнурки, снял обувь. – Ты же знала, что я не в первый раз во Франции, Нэнси. Я был здесь в тридцать девятом. Ездил с цирковой труппой, остался в Париже, работал курьером в тамошней сети. Продержался почти три года. Научился работать с радиоточкой, когда убили одного из операторов. Когда немцы взломали наши коды, меня схватили вместе с другими агентами. – Гестапо? Денден – такой же худой и поджарый, как и она – снял брюки и осторожно ступил в воду. Его руки от локтя до кисти были покрыты тёмным загаром. Она села на берегу, скрестив ноги. Он погрузился под воду и снова выплыл, убрал с лица волосы. – А кто же ещё? Меня продержали шесть месяцев и депортировали, но я спрыгнул с поезда ещё с парочкой таких же. Добрался до побережья Бретани, познакомился с одним участливым рыбаком. – Почему ты мне не рассказал? – спросила она, подперев рукой подбородок. Черпая ладонями воду, он стал лить её себе на голову, промывая волосы. – Потому что я не собираюсь демонстрировать рубцы, чтобы доказать, что я не трус. Нэнси сморщилась. Это она его так назвала. Человека, который три года выживал в оккупированном Париже и который, как выяснилось, точно знал, что с ним случится, если его поймают. Своего друга. – Денден, то, что я сказала… я на самом деле так не думаю. – Думаешь. – Он снова зачерпнул воды и вымыл грудь и окровавленный нос. – Все считают геев трусами. Я боялся, что они правы. Наверное, поэтому я и начал тогда работать связным. – Он запрокинул голову, подставив лицо солнцу и раскинув руки, и стал похож на Христа во время крещения. – Ты вот считаешь себя такой продвинутой, Нэнси, но на самом деле ты по-прежнему дочь своей матери. И библейский судья так и сидит в тебе и осуждает нас. Он вышел из воды, взял протянутое Нэнси полотенце, обернулся им и сел рядом. – Возможно, ты прав. Себя я тоже сужу. И чувствую себя такой дрянью порой. Он опустил спину на камень и посмотрел в небо. – Тебя поймали с Жюлем? – Я о таком не болтаю. Нэнси набрала в лёгкие воздуха, чтобы рассказать ему про милиционеров, Бёма, про своё решение, но этот резкий ответ обрубил ей крылья, и исповедоваться расхотелось. Она вытащила его буквально из дерьма и сделала попытку извиниться. Больше она ему ничего не должна. Нет, должна. Она знала, что должна, но не могла этого дать. 49 Больше об этом инциденте не было сказано ни слова. А если кто-то и хотел что-то сказать о появлении в лагере Энн, они оставили свои мысли при себе. В распоряжении Нэнси был весь день, чтобы подготовить инструкции для Дендена и того офицера, кого Управление Специальных Операций пришлёт вместо неё. А потом к ней в автобус пришёл Тарди, громко хлопнув дверью. Она засунула свои записи под подушку и приготовилась отражать атаку. – Матео считает, что вы этого не сделаете, но он ошибается, так? Она ещё не видела его таким. Он побагровел и говорил с ней на повышенных тонах, чего не случалось до этого никогда. Казалось, он вытянул из тесного автобуса весь воздух и навис над ней. Она положила руку на кобуру. – Этот немец вам врёт! – Тарди, – спокойно сказала она. – Я должна это сделать. Если есть хоть малейший шанс, что Анри жив, я должна обменять свою жизнь на его. Я его люблю. Он бы сделал для меня то же самое. Тардиват ударил по стене так, что автобус закачался. – Враньё! Вы во Франции не ради него, а ради нас! Вы так говорили, вы обещали. Её начал охватывать гнев. – Я достаточно для вас сделала! Боже, Тарди, не паникуй! Всё у вас будет – десанты, парашюты! Найдёшь себе другую девушку, для кого платья шить. Он отшатнулся, словно она ударила его, а затем снова наклонился к ней. – Вы нам нужны! Ни один мужчина не стоит того урона, который повлечёт за собой потерю вас. Она быстро встала, вынудив его отступить назад. – Анри стоит десяти меня! Сотни меня. Ты не знаешь, Тарди, ты просто его не знаешь. Ты ни его, ни меня не знаешь. Боже, если бы представился шанс… я бы умерла за вас, но я готова тысячу раз умереть за Анри. – На его лице уже не было злости, только горе и растерянность. – Ты бы то же самое сделал для своей жены, Тарди. Не отрицай. Она убрала руку с кобуры, и он сделал шаг назад. – Может, и так, командир, – с горечью сказал он, – но я думал, вы лучше меня. Когда он ушёл, Нэнси упала на сиденье, спрятав голову в ладонях, и её начало трясти – впервые с тех пор, как она вернулась во Францию. На следующее утро Нэнси проснулась и увидела, что спальное место Энн на полу аккуратно убрано. Ей было совестно, что она бросает ребёнка, но за ней смогут присмотреть Тарди и Матео. Она приподнялась на локтях и выглянула из окна. Всё тихо. Тарди она больше вчера не видела, а больше к ней никто не приходил и не указывал, что ей нужно или не нужно делать. Значит, Матео не рассказал Форнье и Дендену о предложении Бёма, а Тарди никому не рассказал о её решении. Хорошо. Так будет только легче. Она разделит бойцов на группы, чтобы они учились обращению с базуками, и попросит Рене объяснить старшим по рангу тактические аспекты. А затем, когда все будут заняты делом, она скажет кому-то из младших, кто не слышал про предложение Бёма, – возможно, Жюлю, – что поищет новое место для грузовых десантов ближе к Монлюсону, и уедет. Интересно, в каком настроении будет сегодня Матео. Простил ли он её за кровопролитие в кафе? Возможно, прощение – неправильное слово. Оно означает, что она была неправа, а это не так. Он переживёт. И Гаспар теперь будет искать возможность отомстить за инцидент с Денденом. Когда новость о её уходе распространится по лагерю, он тут же начнёт бахвалиться. Но с этим ничего не поделать. К тому же Форнье уже в силах противостоять ему. По крайней мере, она не оставляет их ни с чем. Их мозг будет занят перспективой масштабной атаки. Денден вчера вечером получил сообщение из Лондона. Там хотят, чтобы отряд Нэнси отрезал часть немецкой армии в шестидесяти пяти километрах к югу, оттянул на себя внимание войск и помог расчистить место для британского десанта в Марселе. Слава богу, у них есть базуки. Поэтому сейчас она раздаст всем сёстрам по серьгам: Форнье хорошо знает регион – ему она поручит разработать стратегию, а Гаспар сможет выбрать, кого из бойцов обучить и поставить на базуки. Пусть немного потешат своё уязвлённое самолюбие. Она быстро оделась, сходила в лес облегчиться и поднялась в лагерь. Что за..? Тардиват держал за руку Энн. Она сжалась от страха, он же стоял с поднятой рукой. Увидев Нэнси, он бросил девушку на землю. – Командир, эта глупая девица разожгла костёр под открытым небом. Она часами сигналила дымом! – Хватит пугать ребёнка и потуши костёр. – Я испекла хлеб, мадам, – сказала Энн, показывая на дюжину круассанов, разложенных на платке на траве. – Вчера вечером я решила приготовить для вас особенный завтрак, чтобы поблагодарить. Глупая девчонка. Разве можно переводить продукты ради обеда для избранных? А дальше что? Торты на день рождения? Бедняга. Нэнси вспомнила своё собственное бегство и как добры к ней были незнакомые люди в самые трудные первые дни. – Ладно, Энн. Просто больше так не делай. Энн торопливо собрала круассаны в подол собственного платья и понесла их в автобус. Тардиват тушил костёр, не переставая браниться. – Самолёты пролетали? – спросила Нэнси. Он покачал головой. – Но день ясный. Они могут увидеть наш дым с большого расстояния, а мы при этом их не увидим. Нэнси засунула руки в карманы. – Скажи, чтобы охранники смотрели в оба. И мне нужен ты, Форнье, Матео и Гаспар в автобусе как можно скорее. Из Лондона пришли новые сообщения. – Вы не передумали? Уходите? – спросил он после паузы. – Да. Боишься, я выдам нашу позицию? – не удержалась она. – Этого я не боюсь, – обиженно ответил он. – Я боюсь, что Бём врёт и вы впустую нарушите данное нам обещание. Она отвернулась. Маловероятно, что Матео забудет про вчерашнее, когда услышит, что сделала Энн. А потом, когда они поймут, что она ушла, будет в десять раз хуже. Хватит. Она не собирается объясняться перед ними. Ещё час – и её работе миротворцем, мамочкой, душеприказчиком и нянькой придёт конец. Сами разберутся. Она пошла в автобус. – Мадам, простите меня. – Девочка семенила за ней, как щенок. Нэнси посмотрела на неё. Какая она маленькая и хрупкая! Сколько ей лет? Максимум восемнадцать. Всего на год старше, чем была она сама, когда сбежала из дома. И, бог свидетель, с тех пор Нэнси совершила немало ошибок. Только ей повезло убежать в мирное время. – Это я виновата, Энн. Мне нужно было познакомить тебя с мерами безопасности вчера. Круассаны очень аппетитные. – Энн улыбнулась. – Мои помощники скоро придут на совещание. Возможно, они тебя простят, когда их съедят. 50