Ямагат догадался лишь тогда, в чем дело, когда есаул уже исчез, оставив позади себя тучу пыли, а на площадь вихрем влетели люди Бекболата — около десятка всадников. — Кончай, мурза, свой хабар! — крикнул Бекболат. — Ямагат! — обратился он к народу. — Неужели вы не понимаете, что вас обманывают? Вас хотят заставить воевать против той самой власти, которая несет избавление от баев. Большевики, которыми вас тут настращали, хотят, чтобы все были равны, чтобы земля стала полем народа. Чтобы каждый бедняк и батрак не чувствовал себя подневольным бая. Идти надо воевать не против большевиков, а против них. — Бекболат показал на мурзу, окруженного конниками. — Ни одного добровольца! Ни одной камы против Советской власти! Красная Армия победоносно движется на юг. Недалек день, когда Советская власть придет и к нам в предгорья! — Сын Алима, подскажи, что нам делать, и мы исполним твой совет и наказ! — послышались голоса из толпы. — Кто желает бороться с баями и атаманцами, пусть седлает коня и идет с нами. — Записывай меня! — И меня тоже! Конь у меня добрый! — И я пошел бы, да коня у меня нет! — Кони будут! И оружие достанем! — сказал Бекболат. — Тогда пиши и меня!.. Когда запись добровольцев кончилась, Бекболат подошел к мурзе: — Где Елептес? — В конюшне стоит, сын Алима, — поспешно ответил Батока, косясь на кольт Бекболата. — Сейчас же веди к себе на усадьбу и прикажи немедленно пригнать в загон табун кабардинских. Мне нужны кони! Батока поспешно засеменил к своей усадьбе, его длинная кривая сабля волочилась по земле. — Салам, дружище, салам, дорогой! — приговаривал Бекболат, ласково трепля коня по холке. — Вот мы и опять вместе, дружок! Бекболат перекинул седло со своего Каурого на Елептеса, затянул подпруги. В степи показался табун. Вздымая пыль, он мчался к загону. А спустя несколько минут джигиты Бекболата выбирали себе лучших коней. И вот все уже было готово. Бекболат приподнялся на стременах, оглядел конников, скомандовал: — За мной, джигиты! Отряд выехал в степь. Бекболат вел своих джигитов в урочище Таллы́к, когда впереди на дороге увидел обоз не меньше тридцати подвод. Его сопровождали конные казаки. «Провиант для белых!» — сразу догадался Бекболат. Он приказал отряду спешиться, укрыть коней в балке, а самим залечь вдоль обочины дороги. Когда ехавший впереди есаул поравнялся с засадой, Бекболат выстрелом снял его с коня. Охрана тотчас побросала оружие. — Куда путь держите, станичники? — спросил Бекболат возницу первой подводы, старого усатого казака. — В станицу Баталинскую. Провизию везем по распоряжению атамана. — Поворачивайте назад и верните, у кого взяли! Ясно? — Чего ж тут не понять… Только как доложить старшине?.. То есть кто распорядился? — Командир Красного революционного отряда Бекболат Ора́ков от имени Советской власти. Так и доложите своему начальству. — Есть доложить! — Казак козырнул и крикнул своим станичникам: — А ну, поворачивай! Приехав в аул Кара́-Тюбе́, Бекболат собрал ямагат. Он рассказал аульчанам о Советской власти, о Красной Армии. О Ленине и большевиках. — Аульчане! Не слушайте баев и мурз: не давайте белоказакам ни хлеба, ни джигитов, ни коней. Все это обернется против вас, бедняки. Против вас, уздени… Вы слышите меня, аксакалы? — Слышим, джигит! — раздалось сразу несколько голосов. Пока местный старшина собирал своих муртазаков и верных людей, чтобы расправиться с большевистским агитатором, джигитов Бекболата и след простыл. Они уже собирали ямагат в ауле Теси́к-Таш… Дерзкие рейды отряда Бекболата по аулам и станицам предгорья вызвали сильное беспокойство в атаманском отделе. Была срочно создана казачья сотня со станковым пулеметом на тачанке. В помощь ей мурзы и старшины аулов направили хорошо вооруженных муртазаков. Бекболат решил не подвергать людей опасности и повел свой отряд на соединение с Красным полком Балахова, действовавшего под станицей Невинномысской и Отрадным. Под прикрытием темной ночи отряд двинулся в путь. Надолго покидал Бекболат свои родные края. ПОБЕГ Кабанбек готовился к свадебному тою. Готовился и уздень Камай, отец Салимат. За последние дни Камай неузнаваемо преобразился: ходил теперь не в старой, затасканной черкеске, а в новом сером шепкене, в барашковой шапке с мелким завитком. Пусть знают аульчане, что он теперь не просто уздень, а тесть самого Кабанбека! Камай заказал у искусного мастера для Салимат золотое кольцо: не за батрака единственную дочь отдает, а за главного муртазака! И все было бы хорошо, только смущало Камая поведение дочери. Нет, она не плакала, не умоляла его не отдавать ее замуж за Кабанбека. Она молчала. Что у нее на уме? Камай попросил жену поговорить с дочерью и все выведать. Но Салимат молчала, словно на три замка замкнула рот. Внешне Салимат была спокойна, хотя и очень изменилась за последние дни. Под глазами легли фиолетовые тени. Да и сами глаза поблекли, погас в них лучистый свет. Побледнело лицо. Но все так же аккуратно были заплетены длинные косы, все так же чисто и опрятно было платье, туго охватывающее девичью талию. Все так же помогала матери по дому — стирала, пряла, шила. Но по выражению глаз, по напряженной складке между крылатых бровей, по крепко сжатым губам нельзя было не догадаться, что девушка на что-то решилась — твердо, непоколебимо. В одну из ночей кто-то тихонько постучал в окно ее комнатки. Салимат вскочила с постели, накинула на плечи теплую шаль, на цыпочках вышла в сени; сердце подсказывало ей: кто-то пришел с вестью от Бекболата. И она не ошиблась. Это был Батырбек. — Салимат, это я! — сказал он. Девушка осторожно отодвинула засов и увидела гонца Бекболата в лохматой бараньей шапке, в черкеске, с камой на поясе, за плечом висел карабин. Где-то за забором отфыркивался и звякал удилами его конь. — Салимат, — торопливо заговорил Батырбек. — Бекболат просил тебя как можно дольше оттянуть свадебный той. Мы… наш отряд идет на соединение с балаховцами. И мы скоро будем здесь… Придумай что-нибудь. Может, «захвораешь» или еще что. Но не сдавайся пока. Болат очень просил… Понимаешь? — Спасибо, Батырбек, — с трудом сдерживая волнение, выдохнула Салимат. — Ты такой же хороший, добрый джигит, как Болат. — Ну что ты! — смущенно воскликнул Батырбек. — До Болата мне далеко. Посмотрела бы, как он рубится в бою… Ох и отчаянная голова! — Попроси его, чтобы поберег себя… Скажи, что я очень, очень жду его. Постараюсь сделать, о чем он просил… Бос-ай истекал. Приближался Курман-ай, а с ним и день свадьбы. А невеста вдруг захворала, слегла в постель. Три раза в день к ней приходила знахарка бабушка Картабай, выгоняла молитвами и заклинаниями из больной джиннов — злых духов, одолевших девушку. Но здоровье Салимат не улучшалось. Кабанбек гневился на знахарку: — Видно, плохо стараешься! Уже десяток гусей тебе передал, а что проку? Бабушка Картабай, как могла, объясняла почтенному баю, что, мол, злые духи пробрались в самое сердце девушки и скоро их оттуда не прогонишь. — Ну, ну, старайся! — немного смягчившись, говорил жених. — Получишь барашка… Двух дам, трех… Десяток сам пригоню тебе во двор, только поставь на ноги Салимат. — И день и ночь буду просить аллаха!.. Спустя несколько дней бабушка Картабай сказала Кабанбеку, что невесте стало немного лучше, и муртазак решил, как только появится серп молодой луны, привезет Салимат в свой дом. И вот луна взошла. Кабанбек послал человека к Камаю сообщить, что завтра он пригонит скот — калым и заберет невесту. С первыми петухами поднялся Камай. Да он и не спал вовсе. О калыме думал. Такое стадо, какое обещал пригнать Кабанбек, наверняка даже не снилось ни одному узденю в ауле! Он облачился в лучшую черкеску и вышел во двор прикинуть, как лучше разместить скот. Потом ему захотелось в последний раз полюбоваться на спящую дочь. На цыпочках он подошел к ее комнатке, приоткрыл дверь, и вдруг необоримая тревога заполнила все его существо: кровать дочери была пуста. Камай рывком распахнул дверь, влетел в комнату. Заглянул под кровать, под столик. Выбежал во двор. — Салимат!.. Дочка!.. — сначала тихо, потом все громче и громче окликал он. И, не услышав ответа, кинулся будить Рахиме. — Дочь… Где дочь, спрашиваю?! — хрипел он.