СЛЕД ВЕДЕТ В ГЛУБИНУ ГОР Уход из аула табунщика мурзы Бекболата вызвал много всяких разговоров. Куда исчез парень, никто толком не знал. Одни говорили, ушел к родичам, другие — подался к абрекам. Все знали, что он поранил камой сына Батоки — Арсланбека. За это мурза отобрал у него коня, а самого хотел сослать в Сибирь. Парень, мол, испугался и ушёл в горы. И понятно: кому хочется погибать в той проклятой Сибири, где вместо лошадей запрягают собак. Одни осуждали молодого табунщика: как можно поднять руку на человека из такого знатного рода! Другие сочувствовали и желали ему доброй дороги и удачи. И только Салимат да верный друг Батырбек знали, куда и зачем ушел Бекболат. Батырбек был уверен: друг его не пропадет — не такой он парень, чтоб кому-то поддаться! А Салимат очень тревожилась за судьбу Болата. Но особенно много говорили об исчезновении табунщика в доме мурзы. Сегодня Батока и его зять Кабанбек засиделись допоздна. Опять речь зашла о сыне Алима. Когда Бекболат поранил Арсланбека, можно было совсем прикончить табунщика — за кровь платят кровью! — но они хорошо понимали, какое сейчас время. Одна за другой доходят и сюда, до предгорий, вести из России. Там голытьба налетает на усадьбы русских баев и князей. Мутят народ какие-то большевики. Да и в предгорьях немало развелось всяких смутьянов. И Маметали, дядя этого щенка, говорят, один из их главарей. Кабанбек очень хорошо помнит, как Маметали заставил его просить прощения у голодранца Нурыша. А за родного племянника он снесет голову. Потому-то Кабанбек и не решился тогда ударить табунщика камой. — Надо было посадить его в подвал, — сказал он Батоке, — или прямо везти в атаманский отдел… — «Надо, надо»! Задним умом все крепки. А где ты был тогда? Батока сердито уставился на зятя. Кабанбек потупился. Буркнул: — Ничего, поймаем! Куда уйдет этот голодранец? Где-нибудь в соседних аулах прячется… — Смотри, как бы он тебя не поймал! — вспылил Батока. Кабанбек боялся гнева тестя и благоразумно решил убраться восвояси. Над усадьбой, над аулом стояла непроглядная темь. Ни звездочки на небе, ни огонька на земле. Дул злой восточный ветер. Кабанбека окружили сторожевые собаки. Он ласково потрепал по шее своего любимца, огромного кобеля Алага́за: «Смотри, ухо востро держи! Видишь, какая ночь!» И, запахивая раздуваемые ветром полы черкески, зашагал к своему дому. Сквозь сон Кабанбек услышал лай собак. Встал, подошел к окну. Во дворе стояла кромешная темь, ничего не было видно. А выходить из дому не захотелось: холодно! Да и на псов он надеялся. Сунься чужой — в клочья разорвут! Он снова лег, накрылся с головой и тотчас уснул. Его разбудил шум во дворе. Бросился к окну: посреди усадьбы толпа людей — работники, муртазаки и сам Батока. Мурза, яростно стуча позолоченной тростью о землю, кричал: — Плетьми всех засеку, собачье племя!.. Кабанбек в одной нательной рубашке выскочил во двор. Увидев его, Батока притворно-ласково спросил: — Ну что, дорогой зятек, сладко поспал? — И вдруг взорвался: — Где… где Акманглай? — Батока задыхался. — Говорил… говорил тебе, поставь на эти ночи муртазака у конюшен. Нет, псы будут стеречь! И только теперь Кабанбек понял: увели Акманглая, лучшего коня Батоки, если не считать Елептеса, которого мурза подарил сыну. Кабанбек не сомневался, что кража Акманглая дело рук того шакальего выродка — Бекболата. Собаки его знают и потому, лишь тявкнув, смолкли. Табунщику известны все конюшни мурзы. Пришел за Елептесом, а, не найдя его, увел Акманглая. К счастью, Арсланбек еще вчера уехал на Елептесе к своему другу в горный аул. Чувствуя свою вину, Кабанбек не смел взглянуть на тестя. — Ну что стоишь как истукан? — рявкнул на него Батока. — Хоть из-под земли достань мне коня! Вернешься без Акманглая — голову снесу! Кабанбек бросился в дом, облачился в черкеску, опоясался камой, схватил карабин. Через несколько минут отряд конных муртазаков галопом выскочил со двора. Они объехали все соседние аулы, направились в горные селения. Там к ним присоединился Арсланбек. Но куда бы они ни приезжали, в каком бы ауле ни спрашивали о таком-то всаднике и таком-то коне, никто ничего утешительного сказать не мог. Было очевидно: похититель, минуя аулы, ушел в глубину гор. НАБЕГ Бекболат и его спутники — Мухажир и Азиз — возвращались из набега. Акманглая вел на поводу Бекболат. Ехали ночью, днем отсиживались в укрытии. Вернулись в стан ранним утром. Их встречал сам тамада. С ним был какой-то человек, в шапке бухарского каракуля, дорогой черкеске, рукоять кинжала позолочена, а ножны отделаны серебром. На ногах сапоги из сафьяновой кожи. — О, добрый конь!.. Машалла, машалла! — восклицал тамада, похлопывая по холке Акманглая. — Азамат! — крикнул он казанши. — Накорми молодцов самым лучшим шашлыком! — Будет сделано, тамада! — отозвался тот. Бекболат колебался: сказать тамаде, что это не тот конь, за которым ездили, или умолчать? Наконец желание во что бы то ни стало вырвать Елептеса из рук мурзы заставило его признаться. — Тамада-агай! — воскликнул он. — Это не Елептес. Это Акманглай. Тамада разом сделался мрачным, как туча. Густые брови сошлись на переносице, рука легла на рукоятку камы. — В усадьбе его не было. Я облазил все конюшни, все сараи, — сказал Бекболат. — Так где же он? — грозно спросил тамада. — Не знаю, тамада-агай… Наверное, пасется в табуне… Тут вступил гость: — А скажи, джигит, есть у мурзы Батоки кабардинские кони? — Целый табун, агай! — поспешно ответил Бекболат, сразу догадавшись, зачем приехал гость. — Чистокровки! Глаза гостя загорелись. Он живо повернулся к тамаде: — Как же решим? Тамада распорядился поставить Акманглая отдельно. Хорошо накормить, напоить, чтоб конь отдохнул: он потребуется ему нынче. На закате солнца тамада, оседлав Акманглая, выехал из стана вместе с незнакомцем. Вернулся он на второй день и был очень добр с Бекболатом. Тот понял: тамада хочет послать его на какое-то новое дело. Бекболат не ошибся. Скоро вожак абреков пригласил его в свой кош. — Садись, джигит! — Он кивнул на разостланную бурку и сел сам. — Ну спасибо тебе за коня. Хотя Акманглай не столь резв, как был мой, но зато вынослив… — Тамада-агай! — воскликнул обрадованный Бекболат. — Мы и Елептеса уведем. Клянусь небом: рано или поздно, но Обгоняющий ветер будет у нас! Тамаде нравился этот решительный и горячий парень. Таким в молодости был он сам и питал сейчас к Бекболату почти отеческие чувства. — Машалла, сынок! — ласково сказал он. — А теперь, джигит, вот какое дело. Нам надо раздобыть десять кабардинских чистокровок. Говоришь, у Батоки целый табун? — Да, агай, я сам пас! — Так вот, джигит, снова поедешь с Мухажиром и Азизом и возьмешь у мурзы десять чистокровок. Мухажир знает, кому передать коней. Понятно? — Да, тамада-агай! Бекболат был несказанно рад такому заданию и был готов отбить не только десяток коней, а угнать весь табун: жажда мести роду Батоки ни на минуту не затихала в нем. Ночи стояли лунные, светлые. Идти на дело в такую ночь опасно. Но тамада, очевидно, торопился выполнить заказ и распорядился отправляться в путь.