- Вспоминай! – бросаю зло. – Кто-то незаметный, кто-то, кого ты видела лишь мельком, но достаточно часто, чтобы запомнить. Он не бомж, не наркоман, не сектант, не экскурсовод или диггер, не охранник, - ад уже у ее горла, стискивает, сжимает, стягивает, заставляет хватать ртом воздух, скрести ногтями шею. Ага, удачи, с этим. - Ну же, Мизуки… Я верю в тебя. Он появляется то тут, то здесь, ты слышишь его шаги, знаешь, что они принадлежат одному и тому же иному, ему. Ты замечаешь следы его присутствия, может быть запах, может даже слышала шепот… - Я… не… знаю, - ведьма хрипит, потому что задыхается, дергает ногами, почти разодрала горло в кровь. Но все никак не может сосредоточиться, дать мне то, что нужно. - Думай! - Не знаю… Пожалуйста… - Плохо думаешь, все прекратится, как только вспомнишь. Это просто. Он всегда там, ты могла его даже не видеть, но все равно знала, что он там. Как тень, как один из привязанных к этому месту духов, могло казаться, что он бестелесный даже… Японка только своей пустой башкой мотает. Дергается сильнее, хрипит громче, выгибается, сжимается и корчится. Не трогает. Вообще не трогает. - Ми-и-и-зуки, ты разочаровываешь меня. Будь умницей, ну же. Ты чувствовала его взгляд, может даже его ад скользил по тебе, как сейчас скользит мой, как зудящий комар над ухом, как осколок под сап… - Хватит! – вскрикивает вдруг северная, заставляя меня повернуть к ней голову. – Прекрати, отпусти ее. Я вспомнила, - ее тоже трясет. Возможно, даже сильнее Мизуки, хоть я и не прикасался к ней. Колотит, потому что Тира моложе, потому что слабее. - Говори, - киваю, отпуская японку. Мизуки тут же сгибается пополам, хватает с булькающими звуками ртом воздух, почти рвет ногтями обивку дивана, лицо в красных пятнах, и ее волосы почти скрывают от меня его выражение. - Ты разочаровываешь меня все больше и больше, Мизуки, - ударяет Данеш своей тростью об пол прежде, чем Тира успевает хоть что-то сказать. – Ты будешь наказана. Японка лишь кивает, все еще скрюченная, все еще дрожащая. - Тира? – тихо и мягко, будто баюкая, роняет Элисте. – Мы ждем. - Внизу, у северного крыла, возле подвалов. Как ты и сказал, падший. Всегда один и тот же, - передергивает северная плечами. - Иной? Мужчина? Женщина? - Не знаю, - качает ведьма головой, - я никогда не видела его достаточно близко от себя, чтобы успеть понять. Он… как ты и говорил, просто тень на стене, просто отзвук. Я не чувствовала от него угрозы, вообще ничего не чувствовала, как пустое место, пятно краски под ногами. Но он всегда там, возле входа в подвал. Он… - Подожди, - Лис вдруг вскакивает на ноги, поднимается резко, перебивая северную, медлит какие-то доли секунды, а потом поворачивается ко мне, выглядит виноватой и растерянной одновременно. – Аарон, мы знатно облажалась только что. Настолько знатно, что… Я не понимаю. - Лис? Громова выглядит по-настоящему встревоженной, что ей не особенно свойственно, а поэтому настораживаюсь уже я. - Уйдите, - дергает собирательница головой, - спуститесь вниз и подождите там. Я приду за вами. Это важно, - бросает ведьмам. Данеш щурится, но ничего не говорит, поднимается и величественно плывет к двери, растерянная Тира поднимается на ноги последней, плотно прикрывает за собой дверь. - Если… оно заражает всех, кого коснулось, Аарон, если оставляет часть себя внутри, то… Эли не договаривает, да и не надо, в общем-то. - Мы действительно знатно облажались, - провожу рукой по волосам. - Надо вытащить его, – передергивает плечами Громова. – Из меня, если что-то еще осталось, и из Дашки. - О-о-о, - вздергивает брови мелкая. – Полагаете… оно… это… слушает? Через нас? - Через тебя вряд ли, - качаю головой. – Ты закрыта. А вот через Лис… Я не уверен, что в тот раз достал все, что было в Эли, потому что задача тогда стояла другая, потому что счет шел на минуты, если не на секунды. - Его все равно нужно вытащить из мелкой, Аарон, - скрещивает руки на груди Элисте. Смотрит твердо, а я кривлюсь. Мне известен только один способ божественного, мать его, «очищения», точнее, я владею только одним способом, и… Это… будет сложнее, чем кажется на первый взгляд. - Аарон? – тянет вопросительно с дивана Лебедева. Я давлю тяжелый вздох, разворачиваюсь, вздергиваю Дашку за плечи на ноги. - Я реально не хочу этого делать, Дашка. Но придется потерпеть. И тебе, и мне. Прости. - Что ты… Я зажимаю ей пальцами нос, и когда она открывает рот, целую. Просто накрываю ее губы своими, удерживаю свободной рукой за плечи, не давая отстранится. Дашка натягивается мгновенно, каменеет и деревенеет, пробует меня оттолкнуть, мычит и крутит головой. Наверняка решила, что мне окончательно сорвало кукушку. В ее действиях и движениях нет паники. Пока, по крайней мере, зато есть злость и удивление. - Даш, так надо, - слышу я голос Лис откуда-то сбоку и кошусь в ту сторону, - Аарон только так сможет вытащить из тебя остатки Ховринки, – Эли мягко поглаживает худое плечо Лебедевой. Картинка смазанная, потому что разглядеть в такой позе что-то четко нереально. И это все добавляет ситуации какого-то почти классического сюра Дали. – Я не буду просить тебя расслабиться, но потерпеть придется. Мелкая сначала скашивает глаза на меня, а потом закатывает, выражая этим все, что думает о происходящем, если бы могла, наверняка бы фыркнула в своей любимой манере. Она уже не сопротивляется, но все еще напряжена и натянута. Ей, пожалуй, даже неприятнее, чем мне. Господи, целовать Дашку… Я сражаюсь с собой несколько мгновений, а потом все же заставляю закрыть глаза и отпускаю свой ад. Смешно, раньше отпускал свет, теперь ад, а по сути, вообще ни хрена не изменилось. Дашкина сила, теперь уже почти полностью Дашкина, шипит и колет колючим ветром, сжимается и пульсирует под кожей, в крови и нервах мелкой. Пружинит от прикосновений моего ада. Она ровная, и ее чертовски много. Дашка теперь, вот так, ощущается действительно темной верховной: сильной и жесткой. Она не светится, она – серый силуэт на фоне чернильного ничто. И я смотрю на нее пристально, ищу остатки Ховринки. Они должны отличаться, должны выделяться. Амбрелла слишком сильна, в ней слишком много дерьма даже для темной верховной, тем более для Лебедевой. Сизый туман кажется ровным на первый взгляд. Вот только я не верю в эту идеальную картинку, не верю, что Лебедевой ничего не перепало, и всматриваюсь в разводы и переплетения, как змея пробую воздух вокруг на вкус. Сейчас важно найти остатки Амбреллы и не утащить из Лебедевой лишнего. В этом и загвоздка, на самом деле. Мой ад голоден, и по большому счету ему плевать, что жрать: темная, светлая, нейтральная, еще какая-нибудь. Подойдет любая, главное, чтобы смогла насытить и унять чудовище, алчущее чужих грехов. Сдерживать силу очень трудно, на это уходит почти вся концентрация: на то, чтобы не выплеснуть больше, чем нужно, на то, чтобы не дать себе сорваться с поводка, не потерять контроль. И ад вьется у ног тонкими плетьми, тянется к Лебедевой черными лентами, подбирается крадучись, скользит пока невесомо. И Дашка все еще ровная, я все еще не вижу в ней следы Амбреллы. Могла ли дрянь эгрегора просто раствориться? Или, может, я ищу не там, может, надо смотреть глубже? Не в силе верховной, а в самой Лебедевой? Я снова пробую воздух вокруг, снова всматриваюсь в серое марево, окружающее Лебедеву, пахнущее терпким и сладким: давленой рябиной и чем-то еще - и пытаюсь увидеть то, что под этим всем, то, что и есть Дашка. И наконец-то вижу. Бурые вкрапления, как струпья. Они мелкие и их много. И ад ревет, рычит, рвется и дергается к будущей верховной, предвкушает и наслаждается. В моем горле клокочет сила, зародившаяся огненным комом в груди, собирается, давит, ревет яростным адским пламенем. Жар опаляет губы, горло и язык в реальности, и я выпускаю его на свободу, проталкиваю Лебедевой в рот. А тут, в сером ничто, сизо-черное пламя просто укутывает фигуру будущей верховной. Дашка дергается в моих руках сдавлено стонет, ей теперь не просто неприятно, ей теперь больно. Тонкое тело вздрагивает и сжимается, но остается на месте, пока я выдыхаю ей в рот. Маленькая ведьма дергается сильнее, когда через несколько мгновений, через полмига короткой передышки, убедившись, что ничего не пропустил, ничего не осталось незамеченным, я начинаю тащить все назад, в себя. Лебедева снова стонет, на этот раз громче, по-прежнему удерживая свое тело на месте, по-прежнему прижимаясь ко мне ртом, даже закрыть его не пробует. А я стараюсь не проглотить ненароком лишнее. То, что Дашкино, то, что сама Дашка, натягиваю поводки силы. Сложно сдерживаться. Я голоден, я раздразнен Мизуки, разозлен ведьмами, меня бесит Амбрелла и эгрегор, всплывший, как дерьмо в привокзальном сортире, меня вымораживают светлый и Доронин... Но Дашка важнее всего этого, в тысячу, в миллион раз важнее. И я тяну осторожно пламя в себя, удерживаю всхлипывающую, но не вырывающуюся мелкую, ощущаю губами жар, возвращающийся от ведьмы. В моем рту угли, в Лебедевой мое пламя. Мелкая заражена сильнее, чем можно было бы предположить, чем казалось на первый взгляд, поэтому мне снова приходится выдохнуть ей в рот. Сколько же этого дерьма тогда в Лис? Огонь все течет и течет, находит и находит новые струпья, новые очаги, возвращается и снова скользит в Лебедеву. Лис шепчет мелкой что-то успокаивающее, все еще гладит плечи. Дашка плачет от боли и, возможно, страха, я ощущаю дрожь в ее теле. Хочется закончить быстрее, перестать ее мучить, но и оставить хоть крупицу дряни в ней я не могу. Поэтому продолжаю с выдохами отдавать ей пламя, со вдохами забирать. Это длится еще какое-то время, пока огонь не возвращается ко мне таким же, каким ушел, без привкуса затхлости, пепла и гнили. Я осторожно отстраняю от себя Лебедеву, поддерживаю, помогая усесться назад на диван, опускаюсь на корточки и заглядываю в глаза. Лис вытирает мелкой слезы. Лебедева на меня не смотрит, на действия Лис никак не реагирует, дышит немного сбивчиво и прячет пальцы в рукавах бесформенной толстовки. - Дашка, прости, - вздыхаю, беря все же мелкую за руку. – Если бы можно было по-другому, я бы сделал по-другому, честно. Ее взгляд остается стеклянным и ничего не выражающим, она смотрит сквозь меня, кажется, что не слышит или не хочет слышать, даже не моргает, только немного ровнее становится дыхание. - Дашка, - я вздыхаю. Не знаю, что нужно сказать и что сделать, чтобы убрать это выражение с ее лица: полное безразличие, почти пугающее. Если бы Дашка оставалась человеком, скорее всего этого поцелуя она бы не пережила, но Дашка не человек, и я не мог ей навредить так сильно, чтобы это обернулось лоботомией. - Целоваться с тобой, Зарецкий, - медленно начинает она, все еще смотря сквозь, — это все равно что целовать брата, - взгляд наконец-то на мне, - мерзко. Знаешь, я как будто схватилась рукой за мокрую дверную ручку кабинки толчка в каком-нибудь Маке, - дерганое движение тонких плеч. И я выдыхаю с облегчением, позволяю себе немного расслабиться. - Ты же хотела, чтобы все по шаблону, - усмехаюсь неуверенно, потому что не до конца понимаю, какой реакции ждать. - Типа бойся своих желаний, да? – вздергивает она бровь, пробуя улыбнуться, и тут же морщится, потому что наверняка все еще ощущает жжение на губах. - Я не это имел в виду. Прости. - Да… в общем-то, мне не за что тебя прощать, - смотрит будущая верховная немного удивленно. – Неприятно и в целом мерзко, но не настолько, чтобы это сильно ранило мою ванильную душу, - все-таки усмехается Лебедева через боль. - Надо было предупредить? – задумчиво спрашивает Элисте. - Нет, - после недолгого раздумья качает мелкая головой, - я бы тогда тряслась, как мартовский заяц в эпилептическом припадке. А вот напоить меня можно было. Ты очень неловко и неумело заботишься, Аарон, - она вдруг склоняется ко мне, утыкается лбом в мой, - как-то у тебя все слишком… прямолинейно… - Я учусь, - согласно киваю. – Могу попробовать учиться быстрее. - Не думаю, что это необходимо на самом деле. Просто мои наблюдения. И я ценю все то, что ты для меня делаешь и делал. А немного боли… это просто немного боли. Не сахарная, не растаю. Вот только… - Лебедева отстраняется, поворачивает голову к Лис, - как ты это терпишь каждый раз, ведь… - О нет, - смеется коротко Громова, - Зарецкий не всегда целует так. Точнее, чаще он целует не так. - Без подробностей, - вскидывает мелочь руку, притворно хмурясь. – Это точно будет лишним. Мне все-таки еще предстоит пережить и принять поцелуй с «братом», не стоит добавлять туда лишних подробностей ваших с ним отношений. - Да я и не собиралась, - Лис плавно поднимается на ноги, подходит к шкафу, а через миг возвращается со стаканом воды для Дашки, бросает короткий задумчивый взгляд в мою сторону, а после снова поворачивается к мелочи. – Ты можешь спуститься вниз, к Вэлу и ведьмам.