- Я не жалею, - тут же качает она головой. – Просто не ожидала, что будет так… - Мерзко, страшно и больно? - Да, - вздыхает. – Я боюсь теперь постоянно, оглядываюсь, всматриваюсь в прохожих на улице, в соседей, в друзей… Как вы с этим живете? Вас, иных, постоянно окружает боль и ненависть. - Тебе кажется, мы мало чем отличаемся от людей. У нас те же страхи, мечты и желания, мы так же сходим с ума и боимся, среди нас бывают ублюдки, а бывают приятные, интересные… иные. Помнишь Вэла? Девочка-одуванчик кивает немного неуверенно. - Бармен? - Да. Вэл до зеленых соплей боится ведьм. Майя – одна из официанток – пауков не переносит. Все чего-то боятся, чего-то желают. - И ты? - И я, - киваю, рассеянно. Кукла хочет спросить еще о чем-то, но не успевает, потому что на кухню возвращается силовик, бросает на стол флэшку, заставляя меня приподнять брови. - Оригиналы я тебе в руки не дам. И если что, скажу, что флэшку ты у меня вытащил, - цедит он. - Там все? - Все, что я успел забрать перед тем, как ушел к Варе, - неохотно выдает светлый. - Что-то было интересное, кроме трупов? Что-то по Ховринке? - Только трупы, - качает головой здоровяк, прислоняется к столешнице. – А теперь вали, - приглашающим жестом указывает мужик на дверь. - Сразу после того, как ты расскажешь мне об исчезновении Озеровой. - Бля, - сжимает челюсти Ковалевский, зажмуривается, на роже непередаваемый коктейль из вины, снова злости и растерянности. Мне его почти жаль. На сотые доли секунды. Я не сомневаюсь, что он сделал все, что мог, чтобы найти Алину. Вот только… этого оказалось недостаточно. - Просто расскажи, - качаю головой, поднимаю руки в примирительном жесте. Я готов пойти на все, чтобы вытащить из него детали того дела. Даже поиграть в понимание и сочувствие. И Ковалевский опускается на пол, сгибая ноги в коленях, снова запускает пятерню в волосы. Кукла замирает на месте. - Алина пропала практически из рук Игоря, - начинает светлый, отворачиваясь от меня и от латентной маньячки. Сейчас он готов смотреть на что и на кого угодно, только не на нас. Силовика душит стыд, вина вонзается гнилыми зубами в печень, голос звучит отстраненно. – Они были в парке. Обычный выходной, обычный день, обычная прогулка с отцом. Они стояли у палатки с хот-догами, Озерова практически все время держала отца за руку, отпустила только, когда он полез за кошельком. Смотритель расплатился, забрал сосиски и воду, повернулся и все. Алины не было. Она не кричала, никто из очереди ничего не заметил, на камерах тоже пусто. Секунду назад была, а в следующую испарилась. - Что за парк? - Культуры, - отстраненно пожимает силовик плечами. – Середина субботы, толпа народа и полная пустота. Игорь позвонил практически сразу, поднял на уши всех, включая администрацию парка, охрану, Контроль, милицию. Он когда смотрел на меня, казалось, что я слышу, как в его голове стрелки отсчитывают секунды. Озеров знал, что каждое мгновение на счету. - В каком смысле знал? – хмурюсь я, подаваясь вперед. - Нет. Не в том, о котором ты подумал. Не было никаких странностей до этого дня, ни угроз, ни звонков, ничего такого, что могло бы насторожить. Озеров ведь нормальным мужиком был до этого всего, - неопределенно машет силовик рукой, и поднявшийся было внутри меня ад успокаивается. - Сколько было девочке, когда она исчезла? - Восемь, - бросает Ковалевский, с шумом выдыхает, все еще пялится за окно. Кукла сидит тихо, забыв про чай и все остальное, смотрит на Ковалевского с удивлением, глотает его слова чуть ли не более жадно, чем я. - Через неделю, восьмого июля, должно было исполниться девять. - Она уже проявилась? - Нет. Алина ходила в обычную школу, общалась с обычными людьми, не выделялась. Игорь считал, что и не проявится, полагал, что она ничего не унаследовала, что она обычный человек. - Почему? - Не было предпосылок, «симптомов». Ей не снились сны… те самые, которые бывают у детей иных, не было голосов в голове, ни повышенной эмпатии, ни лунатизма, даже эмоциональных вспышек не было, анализы в пределах человеческой нормы. По край мере, так казалось. - Это еще ничего не значит, - качаю головой, понимая, что, скорее всего, Игорь принимал желаемое за действительное. - Да, - подтверждает мои слова Ковалевский, - но он надеялся. Все-таки восемь лет с полным отсутствием «симптомов» с вполне себе прозрачной и понятной генетикой. - Озеров – шаман, - хмурюсь я, стараясь вспомнить детали. – Потомственный, сильный, как и ты светлый. А мать Алины? - Собиратель, - немного кривит губы силовик. – Шагнула в брешь, когда Алине исполнилось полтора, Екатерина Озерова. Кукла зажимает рот рукой, но не издает ни звука, глаза, неотрывно вглядывающиеся в лицо Ковалевского, стали еще больше. - И Игорь не уследил? – а в моем голосе скепсис и нотки раздражения. В конце концов, одна из причин, по которой появились смотрители – как раз брешь и ее зов, как раз смерти собирателей. Так какого хрена… - У них были непростые отношения, - разводит руками Ковалевский. – Она и ребенка-то не хотела, ее Озеров заставил доносить и родить. - Под заставил ты имеешь в виду…. - Нет, ничего такого. Смотритель не сажал ее на цепь, не запирал, физически ни к чему не принуждал, просто уговорил не делать аборт. Ну тут я не особенно вдавался в подробности, это не имело особого значения для расследования. - А родственники со стороны матери? – скрещиваю я руки на груди. - Самаэль? - фыркает Ковалевский. - Не смеши меня…. В отличие от Эли, Катя была лишь одной из… Я бы с этим поспорил, но рушить устоявшийся мирок силовика не хочется, поэтому я держу свои мысли при себе, а язык за зубами. Сэм за своими инвестициями следит пристально, кто бы там что ни думал. - А больше, - продолжает Ковалевский, - у Кати никого не было, у собирателей вообще редко бывают семьи. По крайней мере, у этого поколения. - Но в теории… - тяну, - Алина могла схватить что-то от матери? - Ты знаешь не хуже меня, что быть может все, что угодно, - меланхолично отвечает светлый. – Мы отрабатывали все версии. Говорили с учителями, друзьями, самого Озерова тоже со счетов не списывали. - Почему? - Было пару моментов, которые… выбивались из общей картины, - Ковалевский выпрямляет ноги, наконец-то смотрит на меня, а не в окно, за которым шумят деревья и гудит дневная Москва, взгляд затуманен прошлым. – Озеров был слишком… контролирующим, давай назовем это так. Больше, чем просто гиперопека: четкое расписание, режим, занятия. Все было расписано практически по секундам. Он контролировал ее питание, круг общения, общался регулярно с учителями, ее друзьями, с родителями друзей, школьными медсестрами, его даже охрана в лицо знала. На комнате Алины стояла такая защита, что мы войти туда не могли, пока Озеров ее не снял. Как будто… как будто он ждал, что его дочь заберут. Только не знал, когда и кто. - Он шаман, - киваю, - возможно и знал. - Возможно. Только не говорил ничего, не думай, что я не спрашивал. К тому же… - Ковалевский хмурится и сжимает руки в кулаки несколько раз. Молчит, пытаясь подобрать слова. - Что? – приходится поторапливать мужика. - Он исчез на несколько дней после пропажи Алины. Мы не знали, где он и куда уехал, в какой-то момент думали, что его тоже, - крутит светлый пальцами в воздухе. – Тачка во дворе стоит, мобильник и документы – в квартире, соседи ничего не видели и не слышали, ни с кем на связь он не выходил, и маячки совета сорваны, как и у Алины. - На дочери Озерова стояли маячки? – наступает моя очередь хмуриться. – Как они смогли их поставить, если Алина не проявилась? Как смогли закрепить? - Не те маячки, Зарецкий, - криво усмехается силовик. – Просто пара стандартных оберегов на браслете, но по ним можно было хотя бы определить направление. Вот только мы браслет нашили в мусорном ведре в парке. У Игоря, само собой, охранки стояли нормальные. - И? - Он вернулся через пару дней, сказал, что ездил к ведьмам, потому что устал ждать результатов, говорил, что мы ни на что не способны. Много чего говорил. - К кому конкретно ездил, не сказал? - Нет, как и о результатах этой поездки. Идиотская ситуация, мне хотелось его прибить, когда он показался на пороге кабинета и спросил, не было ли новостей, зашел, как будто ничего и не произошло, казался немного спокойнее, чем до своего отъезда, почти расслабленным. - И так он оказался в числе подозреваемых? - Само собой, - дергает нервно головой Ковалевский. – Когда детей похищают, родители сидят дома и ждут звонка, а не срываются хрен знает куда хрен знает зачем, - и продолжает уже спокойнее: – Мы выяснили, что Озерову от матери достался дом где-то под Москвой, порылись в его почте, отследили движения по счетам, в самом доме, само собой, были. - Что-то нашли? - Хлам, вещи и фотографии жены, трупы животных, всякую ритуальную хрень. Игорь не проводил обряды дома, старался не демонстрировать Алине лишний раз то, кем являлся. - Она не знала? – пищит из своего угла Кукла удивленно, наконец-то подавая голос. - Знала, - так же удивленно отвечает ей светлый, он удивлен, скорее всего, ее присутствием здесь, кажется, что за время разговора Ковалевский успел забыть про свою подопечную, - но только самый минимум. - Кого-то еще подозревали? - Ближний круг. А по факту всех подряд и никого конкретного. - В какой момент Игорь поехал? - Когда дело совсем заглохло. Мы полгода примерно искали активно, а дальше… - Ковалевский кривится, морщится, трет в раздражении лицо. – У нас просто не было ресурсов, я просто не мог больше этим заниматься постоянно, были и другие дела. И Игорь начал искать сам, таскал нам газетные вырезки с, как он считал, похожими случаями, орал, угрожал, опять пропадал на несколько дней, потом на недели, месяцы. Говорил, что ему снится Алина, говорил, что знает, что она жива, говорил, что это Совет во всем виноват. Потом уволился. - Совет? Были какие-то конкретные обвинения? - Алина входила в программу адаптации, - вздыхает Ковалевский. – По требованию Саныча. - Не сомневаюсь…