- Громова, - тяну довольно. - Я могу сама о себе позаботиться. - Не сомневаюсь, что Лесовая думала так же, - причина ее упрямства мне непонятна. - Зарецкий, - почти шипением. - Громова. Назови хоть одну причину, по которой ты не можешь ко мне переехать, - повторяю ее же слова. - Там твоя Дашка, и от тебя до города… сколько? Тридцать километров? Пятьдесят? Больше? Мне надо забирать душ… - Будешь мерцать вместе со мной, - перебиваю. – А Дашка обрадуется компании. - Ты не сможешь меня заставить, - продолжает Лис сопротивляться. - Я мерцаю. И, кажется, мы только что это обсудили, - притворно хмурюсь. - Зарецкий… Надоело. Я вздыхаю и действительно мерцаю к Лис в квартиру. Ей требуется меньше секунды, чтобы понять, что случилось. А потом она резко разворачивается в моих руках, отступает на шаг. Злится. Недовольная. Собирается отстаивать… Что? - Почему ты против, Эли? - Потому что ты не спрашиваешь, Аарон, потому что не договариваешь, потому что я совершенно ничего не понимаю. Ты появился, как черт из табакерки, почему-то решил, что имеешь право на меня и мою жизнь, – Эли чеканит каждое слово, тихо и зло. Будто бросает камни. Огромные ледяные глыбы. – Почему-то считаешь, что я должна обрадоваться твоему предложению. Знаешь… ведь секс не повод для знакомства, - ее заносит. Заносит непонятно, резко. И я вслушиваюсь в отрывистые звуки, стараюсь понять, что произошло. Не в сами слова, они – пустые, весь смысл – в интонации. Так в какой момент напряжение Элисте переросло в истерику, и почему Громова реагирует так остро на то, что любой другой даже не заметил бы? - Эли, - я пробую приблизиться к ней, дотронуться, но она отступает дальше, останавливается возле шкафа, трет ладони. - Нет. Не подходи, - дергает Элисте головой. Закрывается, прячется от меня за скрещенными на груди руками, пустым взглядом. В ее глазах нет тех эмоций, что звучат в голосе. Там вообще ничего нет. – Не трогай меня сейчас. Не говори со мной, не… - Лис? Эли бледнеет. Бледнеет резко, в один миг. Прикрывает глаза на несколько секунд, хватается за шкаф. - Что случилось? – я больше не двигаюсь, но напряжен так, как не был напряжен даже с Дашкой. Ад Элисте сейчас очень близко к поверхности. Ощущается на коже и языке. Горчит. - Я… - Громова шепчет. Хрипло, надсадно, будто ей не хватает дыхания, зрачок расширенный, губы чуть дрожат, - со мной что-то… Лис не договаривает, захлебывается воздухом и падает беззвучно, задевая бедром хрень для зонтиков. Я ловлю собирательницу у самого пола. Ловлю неловко и, наверняка, неудобно. Хмурюсь. Второй раз… Она теряет сознание второй раз. Из-за чего? Я укладываю Лис на кровать, звоню Дашке, чтобы предупредить о том, что задержусь и буду не один, кормлю кота. Черный монстр сметает все в одно мгновение и несется в комнату с громким «мя», запрыгивает на кровать и устраивается под боком у Эли. Смотрит на меня так, будто я все просрал. Укоризненно-сочувствующе. Будто знает что-то, чего не знаю я. - Забываешься, - тяну раздраженно, поднимая кота за шкирку и всматриваясь в глаза. Возможно, тут что-то произошло, возможно, кот что-то или кого-то видел. «Мя», - отвечает мне бомж, суча лапами в воздухе, прижимая хвост к набитому животу. Шерсть на брюхе не такая черная, как на остальном теле, скорее серая. Отчего-то мне это не нравится. Хотя, чего уж там, я знаю отчего. Беззащитность всегда заставляет меня чувствовать себя неловко. Как будто я виноват, что сильнее других. И злиться. Раньше, по крайней мере. Сейчас кажется, что все изменилось. В моем прошлом было достаточно неосторожных поступков, необдуманных действий, ошибок. Пора уже чему-то научиться, верно? - Застынь, - чеканю, глядя, на продолжающего барахтаться кота. Вискарь слушается… Ага, как будто у него есть выбор. …и покорно висит в воздухе, смотрит на меня не мигая, зрачок расширяется, замедляется дыхание. Залезть к нему в голову очень просто, никаких усилий, почти как войти в открытую дверь. Сознание у животных не такое, как у людей, и тем более не такое, как у иных. Воспоминания отрывистые, разрозненные. Короткие, как вспышки. Чудовище помнит немного: собаку, ноги Эли в белых кроссовках, черный мешок, что-то просторное и светлое, какого-то мужика, клетку и других котов – в соседних. Лучше всего помнит запахи и звуки в этой квартире, свое отражение в зеркале шкафа, холодную, горькую жидкость, которую льют ему в нос… Надо не забыть закапать ему нос. Лис он видит настоящей, без человеческой маски, и немного размытой, ощущает ее ад. Обычно мягкий и тихий. Он видит его, как тень на стене, как плотное, постоянно колышущиеся марево вокруг самой громовой. Коту нравится ловить щупальца и сгустки. Ему нравится запах Эли. В этом я животное понимаю. У Элисте очень интересный ад, будто смешанный со светом, склеенный, сцепленный так крепко, что не понять, где начинается одно и заканчивается другое. Обычно все по-другому. Люди и иные, как правило, очень четко различают для себя границы между «хорошо» и «плохо». Моральные принципы и вся фигня. Я ныряю чуть дальше, глубже в сознание животного. И наконец-то нахожу то, что искал. Вискарь видел иного… Иного, который врезался в его память. Мужик приходил вчера ночью, стоял на балконе. Пялился. Я ловлю это воспоминание за хвост. Кручу, изучаю, заставляю застыть, чтобы не упустить ни одной детали. Черно-белая картинка, как старая фотография, немного зернистая. Высокая фигура в черном. Вместо лица какое-то размытое пятно. Иной просто стоял и пялился. Но… От него воняло пеплом, затхлостью, смертью. Ад был слишком сильным. Слишком страшным и большим для же для такого пофигистичного кота, как этот. Да ладно? Какого хрена вообще? Я кладу бомжа на кровать. Иду на кухню. Меньше секунды, чтобы сосредоточиться и позвать. - Нам надо поговорить, - шиплю, потому что злость… И ревность? …сдерживать не получается. Не то чтобы новость для меня такая уж неожиданная. Не после того, что я услышал от Лис в кабинете Доронина. И все же… пристальное внимание со стороны падшего к собирательнице напрягает неимоверно. Больше, чем я ожидал. Но на самокопания времени нет. Потому что… Иной появляется тут же, как будто ждал, когда я позову. В джинсах и футболке. Облит одеколоном так, что я морщусь. Трупный запах перебить чертовски сложно. В его случае невозможно: иные этот запах чувствуют всегда. - Самаэль, - киваю, замечая краем глаза, как на пороге кухни появляется бомж. Шерсть дыбом, спина выгнута, выпущены когти. Защитник… - Аарон, - чуть кривит демон уголки губ. – Что ты здесь делаешь? Значит, не ждал. Или ждал не меня. Кого тогда? - Этот же вопрос я хочу задать тебе, - качаю головой, продолжая следить за котом. Вискарь жмется к стенке, дрожит, но упрямо и медленно двигается к падшему. – Зачем ты приходишь к ней? Что делал тут вчера? - Вот так сразу? Не здрасте, не насрать? Может, хотя бы руку пожмешь старому знакомому? - Ты уверен, что хочешь моего рукопожатия, Сэм? – выгибаю бровь. Черное чудовище все еще у стенки, все еще крадется. Уши-локаторы живут собственной жизнью, реагируют на наши голоса. - Терпению ты так и не научился, - показательно-сокрушенно качает головой иной. - Этим пороком я не страдаю. Так что ты тут делал вчера? – кот рядом с левой ногой падшего. - Отвечу, сразу после того, как мне ответишь ты, - он скрещивает руки на груди, смотрит упрямо. Демон решил сменить стиль: раньше предпочитал твид и хаки, сейчас выглядит более чем демократично. Острый подбородок, острые скулы, острые тощие руки. В глазах – пепел тысячелетий. - Догадайся, - хмыкаю и прежде, чем бомж успеет попасть в неприятности, поднимаю его на руки. Вряд ли Громовой понравится дохлый кот, а Самаэля сложно назвать особенно понимающим. Демон удивленно вздергивает брови, наблюдая за моими действиями и за все еще раздутым от страха и злости животным. - Только не говори, что Элисте подпустила тебя к себе, - морщится хозяин Лимба. - Смирись. Итак? Демон рассматривает меня несколько мгновений, как будто что-то решает для себя, как будто к чему-то прислушивается. Мне не нравятся ни взгляд, ни поза, ни меняющееся выражение лица. - Почему ты считаешь, что я буду тебе отвечать, Аарон? Не слишком ли много… - Ты мне должен, Сэм. Не заставляй напоминать о должке, - Вискарь, словно что-то чуя, произносит свое коронное «мя», не сводит огромных глаз с гостя. - В напоминании нет необходимости. В отличие от тебя, Аарон, - он выдвигает из-за стола стул, садится, закидывая ногу на ногу, - я свои косяки помню очень хорошо. - Я свои тоже.