Помощник вернулся к себе и через час докладывал Юрию Владимировичу о своем поражении в походе на Старую площадь. — Они стали очень недоступны и привередливы! — коротко бросил председатель, потом усмехнулся и сказал: — Выйдите пока в приемную, я вас потом позову. В приемной столпились вызванные. Наконец через полчаса помощника пригласили в кабинет, где он услышал странную фразу: — Этот ваш Вьюгин готовит ежедневные справки, нет, победные реляции для политбюро. Это там стало традицией вместе с рапортами о перевыполнении плана по углю, чугуну и стали добавлять и успехи в нашей работе по уводу с Запада современных технологий и разработок. Эти победные реляции очень нравятся там. Я даже не знал об этом! Читают в рабочем порядке, мне даже как-то подсунули! Подшутили, что ли! Прошло несколько дней, прежде чем появились первые факты, которые огорошили помощника и Быстрова. — Он пишет сводные отчеты для политбюро! Ежедневно! Иногда случается и такое, что его даже вызывают туда для уточнения деталей по сводке. Быстров замялся, потом с надеждой спросил: — Вы шутите? — Нет, полгода, как он получил такое задание и соответственно полный доступ ко всем материалам для подготовки сводных отчетов, которые иногда звучат на заседаниях. Сколько, чего, за какие деньги и какой результат по линии контриндустриальной разведки, нашей линии «Х». И все это в рамках Управления «Т». Быстров, как завороженный, слушал, но не мог поверить. — Но это же!.. — начал было он, но помощник перебил его, сказав такое, отчего у Быстрова от волнения перехватило дыхание: — Его отчеты нравятся всем членам политбюро. Его нельзя стронуть с этого места, его и так полгода назад сунули на место архивариуса, потому что больше никого не было, более подходящего на горизонте. — У него же в руках вся информация! — Да, и еще приплачивают за это! — Помощник развел руками. — И что же делать? — Павел Семенович поднял глаза на помощника. — Словите его, вот тогда и сковырнем! А пока ничего не доказано и дела-то никакого не сошьешь! Разтудыть твою налево! Сволочь! Окопался там основательно! Быстров сидел молча, перебирая механически бумаги в своей папке, потом, словно вспомнив, спросил: — А если временно отстранить? Посадить на этот материал другого? — Нет там никого! Один молодняк, как временное пристанище! Все там только и ждут оперативной работы и ДЗК на Запад. Он этот путь прошел, и для него все обрезано, опытный, самый опытный сотрудник, и за эти несколько лет работы в информационно-аналитическом центре смог сделать так, что только он один владеет всем материалом. Другого надо натаскивать, а в политбюро каждый день подается рапорт со всеми сводными цифрами. Отстранишь этого, другой не справится — и пиши пропало! Политбюро — это вам не шутки! — Это Суслов дал такое распоряжение? — Да, это была инициатива нашего главного идеолога! Второй человек все же! — А как это было проведено в ПГУ? — Как мне сказал мой информатор, Михаил Андреевич, решил в рабочем порядке! Без соответствующего приказа, но с полным секретным партийным сопровождением. — Так, значит, он неприкасаемый? — Помощник задал этот вопрос, понимая, каков будет ответ. И действительно, председатель кивнул: — Сами знаете, я не могу сейчас ввязываться! Суслов мне сейчас, да и всегда, сильно контрил! Сами понимаете, что может сделать он, если я сейчас вмешаюсь! Помощник знал, что политическая схватка, затлевшая несколько лет назад в высшем эшелоне власти, к настоящему времени разгорелась так, что начали сыпаться искры. И хотя он, как входящий в близкий круг председателя, непосредственно сам не занимался этими слоеными внутренними делами, но некоторые моменты затрагивали и его сектор работы. Москва была наполнена слухами, которые перекатывались, обрастая новыми подробностями, невиданными деталями, и только глухой или слепой мог не видеть и не слышать всего этого наворота. Пока, правда, дело шло медленными, неторопливыми шажками, так, словно это был естественный ход и не было повода волноваться. — Накануне пленума по кадровому вопросу для меня недопустимо выдвигать что-либо против старца! — Андропов многозначительно посмотрел на помощника, думая про себя, знает тот или нет, что Брежнев готовит себе в преемники Щербицкого, секретаря ЦК Компартии Украины. Он узнал об этом, получив расшифровку разговора Брежнева со своим киевским другом, Щербицким: «… моим преемником Андропов не станет, после меня ты, Володя, будешь генеральным секретарем…» Эта информация, еще не озвученная, висела в воздухе и была главной заботой председателя. Суслов не любил Андропова и в этой борьбе за высшую власть в стране никогда не допустил бы его к посту Генерального секретаря ЦК КПСС. Он стоял на пути Андропова, который пытался успеть выхватить власть из ослабленных пальцев Брежнева, который, как он однажды сказал, даже кашлять громко боится: как бы камушек не сорвался да как бы не грохнулось все в стране лавиной обвала! — Так что же нам делать с этим? — задал вопрос помощник, понимая, как трудно ответить на него. — Соберите неопровержимые доказательства против этого негодяя! Больше пока сделать невозможно. — У меня есть задумка нейтрализовать эту сволочь! — помощник только в эту секунду, при ответе председателя, понял, что можно сделать как временную меру. Вот таким образом, получив информацию по Вьюгину, помощник сидел за круглым столом напротив Быстрова и старательно прокатывал в голове фразы, которые можно было сказать Павлу Семеновичу. — Вьюгин готовит реляции для политбюро, поэтому пока только смотрите и изучайте этого подкрышника из верхов. Я отдал распоряжение подключить к этому делу нашего проверенного человек! — Видя, что Быстров не понимает его, пояснил свою идею, появившуюся в разговоре с председателем: — Так представим якобы для усиления деятельности этого политбюрошного борзописца, введем в отдел одного хорошего человека. Нашего человека! Он теперь будет рядом с Вьюгиным присматривать за ним, а главное, стреножит его деятельность, а когда наш человек полностью войдет в курс дела, посмотрим, что можно будет сделать. А пока только изучайте и собирайте неопровержимые доказательства. — Курица не птица, Болгария не заграница![249] — мрачно сказал Быстров. Для себя он сделал выводы, которые подводили к четкому понятию: буду брать, несмотря ни на что! Помощник, как бы прочитав мысли Быстрова, напряженно сказал: — Было четко сказано, не трогать этого гада, он пишет умиротворяющие послания в Кремль, как мы уводим самое лучшее, что есть на Западе. Он даже сам иногда отвозит свои писания, у него постоянный пропуск в дом номер один. Там! — Помощник махнул рукой в сторону Кремля и Красной площади. — Они считают, что он делает большое дело. — Вы хотите сказать, он высоко летает? — Не он! Он им только корм подносит, тем, кто на самом деле высоко. Сами понимаете, кормление — это очень тонкий момент. Сдернем его с места, и пиши пропало, поднимется такая вонь! — А если они там узнают, что он двурушник, предатель и крыса! — А вот это самое страшное будет для нас с вами, Павел Семенович! Проглядели врага, не защитили, как передовой отряд партии, высшее руководство! Грош нам цена, скажут они, и мы получим в полной мере! — Я его просто пристрелю! — выразительно подняв брови, сказал Быстров. — Надо бы! Но больше пользы будет, если он выложит все, что отдал врагу! Мы и так много потеряли! Нам будет ясно, что делать! Вы же видите, что происходит! Нам срезали цену на золото[250], арабы запели с голоса Северной Америки и демпируют цены на нефть, валютные поступления упали, газопровод «Уренгой-6» стоит неукомплектованным газовыми турбинами, нам не продают компьютерное обеспечение по управлению прокачками. — Помощник помолчал, потом приглядываясь к выражению лица Быстрова, продолжил: — Систематика процессов приводит к выводам, что нам не выдержать нового витка в гонке вооружений! Видя, что Быстров зациклился на Вьюгине и не воспринимает его слова, изменил тон и приказал: — Пока продолжайте устанавливать эту сволочь! — резюмировал помощник, отпуская Павла Семеновича. Глава 2. Осень в Канаде. Старые законсервированные кадры. Французы не могут успокоиться. Встреча с криминальным авторитетом в Квебеке. Ювелирный салон дает наводку Октябрь 1981 года. Канада. Квебек. Это был тот самый непередаваемый аромат поздней осени, когда Дора Георгиевна и Женя вышли из самолета во французской Канаде. Первые рейсы полгода назад открытой компании Corse Air International в международный аэропорт Квебек-сити имени Жана Лесажа из Франции были повышенной комфортности. Ее владелец, корсиканская семья Росси, старательно побивал конкурентов повышенным уровнем обслуживания пассажиров и занимал второе место после гиганта Air France. — Вот это да! — только и смог сказать Женя, когда они выходили из здания аэропорта после паспортного и таможенного досмотра. — Что да? — озабоченно спросила Дора Георгиевна, отметив в зале проверки, что информацию об их прибытии потащил озабоченный сотрудник без формы в дальнюю дверь в глубине помещения. «Всадники» теперь в курсе, что прибыли двое советских граждан из Парижа! Понятная и простая формулировка в графе о цели прибытия не должна их сильно напрягать. — «Так и надо!» — подумала она, а Жене сказала, так и не получив ответа на свой вопрос: — Женя, смотри в оба! Здесь сложный контрразведывательный режим! По нам пошло сообщение для «всадников»! — Каких «всадников»? — изумился старший лейтенант, вопросительно глядя на Каштан. — Это их местная контрразведка в системе Королевской конной полиции, их Управления безопасности. — Дора Георгиевна говорила, посматривая на выходы из аэропорта. Движения никакого не было. — Вам в город? — на плохом французском, громко, даже чересчур громко спросил, высунувшись из такси, молодой, курносый парень с длинной челкой на самые глаза. — Этот канадец ну прямо-таки вылитый наш ванька! — тихо сказал Женя, глянув на Каштан, та кивнула и решительно двинулась к автомобилю. — Давай вези в хороший, недорогой пансионат! — заказала она на жаргоне жителей Парижа «париго». — Не понял, прошу прощения. — У таксиста вытянулось лицо. Дора Георгиевна раздельно повторила на классическом французском и, трогаясь с места, засекла, как выбежали двое, высокий и коротышка, из боковой, служебной двери аэропорта, вскочили в машину и вырулили за ними, пристроившись через три машины. — Ну, вот и хвост присобачили! — по-русски, наклоняясь к Жене, сказала она, но шофер такси, видимо обладающий обостренным слухом, весело обернулся и спросил, по-московски растягивая окончания и акцентируя букву «а»: — Это они могут, чуть что, тут же! — у него так и получилось: «Эта ани могут, чуть что тута же!» — Откуда сам, из Москвы? Сретенский? — Каштан внимательно разглядывала земляка. — Не, из Лосинки! Вернее, жил там, пока не переехал сюда! — весело ответил водитель и представился: — Коля! — Так просто, Коля, переехал? — «Инюрколлегия»[251] нашла меня, и я поехал получать теткино наследство. Она была одна, и я один. Получил, тут же женился, проели наследство, жена сбежала, вот и кручу теперь баранку! — Коля весело балагурил после того, как все сошлось и эти русские сели к нему в машину. Спало, убавилось напряжение от вчерашнего срочного вызова на явочную квартиру разведки Северной Америки, когда оператор, который давно из своего актива списал в унитаз Колину агентурную работу, как дерьмо, сказал ровным голосом, ничем не выдавая своей заинтересованности: — Вы, молодой человек, завтра должны «снять» у аэропорта двух советских! Отвезти, куда они скажут, а по дороге предложить им поселиться вот по этому адресу! — Он протянул ему листок с адресом. — Скажете, что это ваш дом, он большой и места всем хватит! Русским важно экономить валюту, вот на это и надо сослаться! Постарайтесь это сделать! Коля сидел перед своим боссом, хорошо понимая, что это задание будет для него решающим. За последние два года у него произошли три срыва задания, которые были поручены ему. Правда, он не знал, что эти срывы были тщательно запланированы и входили в операции, проводимые резидентурой. И вот сейчас, когда до этого момента он постоянно видел пренебрежительное отношение к себе, Коля понял, что отношение к нему изменилось, и не будь он таксистом, не было бы и этого задания. А это был случай продвинуться в кромешной заграничной жизни, от которой начинаешь понемногу сходить с ума. Завербовали его легко и быстро, не успел он даже войти в наследство своей тетушки. У нотариуса к нему подсел солидный господин и на хорошем русском спросил о погоде: — Ну, как вам тут, в дождливой Канаде?