— Да мне по пути было, ехал в «Хаммеровский центр» взять у них программы выставок на последние два месяца этого года. — Вьюгин дружелюбно улыбнулся. — И что, у вас так просто, совершенно секретные документы везут под мышкой! — сказал Быстров, глазами показывая на пачку папок в руке у Вьюгина. — Ну, это формальности! Пока наш курьер спецохраны доберется из «леса» к вам, сюда на Лубянку… — Это почему вы так называете площадь имени Дзержинского? — Павел Семенович начал привязываться к словам, чтобы ухватить что-то такое непонятное, что возникло вдруг в образе этого мужчины. Может быть, это был когнитивный диссонанс[244], который просто так не возникает. Это Быстров хорошо знал. — Мы все так иногда называем нашу штаб-квартиру! Вы разве никогда? — Нет, я недавно в Москве. — Быстров наконец понял, что Вьюгин делает попытки установления психологического контакта глазами, мимикой, тембром голоса. — Вот даже как! — протянул Марк, он не мог себе представить, что на его шее стягивает петлю проезжий человек в Москве. — Откуда прибыли к нам, товарищ Быстров? — Вы вот что! Оставьте эти свои книксены[245], вот мой кабинет, входите и передавайте мне документы под расписку! — отрезал Быстров, открыл кабинет и вошел первым. — Да будет вам! — начал было Вьюгин, но, увидев выражение лица Павла Семеновича, поправился: — Будет вам и расписка! Не хотите со мной в «Хаммеровский центр» съездить? Там много чего есть интересного. — Нет, спасибо за приглашение, но мне там делать нечего. Давайте материалы и сопроводиловку. Предъявите ваше удостоверение. — Да вот он я! — Вьюгин достал и раскрыл книжечку. Быстров потянулся было взять в руки, но тот отстранил руку в сторону: — Вот, по всем правилам, читайте в моих руках! Павел Семенович раздраженно прочитал: «Инженер-подполковник. Дознаватель. Вьюгин Марк Александрович». — Так, Вьюгин! А скажите мне, чем конкретно вы занимаетесь? — внутренне напрягаясь, постарался как можно более равнодушно спросить Быстров. — Ваш допуск, вероятно, недостаточен для моего полного ответа. Работаю заместителем начальника информационно-аналитического отдела Управления «Т». — Ах вот как! И почему это вы решили, что мой уровень доступа не позволяет знать более подробно? — раздраженно спросил Быстров. — Да вы не сердитесь! Не моя эта прихоть! Поинтересуйтесь в инстанции, ну а там вас пошлют… — Мужчина сделал выразительную паузу и закончил: — На самый верх! — Хорошо, я поинтересуюсь! — Вот-вот! Чтобы вы не думали, будто я что-то там скрываю! Вы же что-то ищете? — С чего вы взяли, будто я ищу что-то? И что именно ищу? — криво улыбнулся Быстров в сильном напряжении. Диссонанс, испытанный в первую секунду встречи, развивался в стремительном темпе. — Судя по затребованным документам! — Вьюгин спохватился, что голос непроизвольно прозвучал враждебно, поэтому резко сменил тон: — Если затребовали документы такого рода, тут и думать нечего, все понятно! — Интересно! Я ничего не знаю, а вы, выходит, знаете за нас, за всю группу? — вязко задал вопрос Быстров. — Так у вас целая группа? — Ваш допуск не позволяет мне углублять наш разговор! — отрезал Павел Семенович и увидел, как моментально сник Вьюгин. Оформив передачу материалов, Быстров вопросительно глянул на Марка. — Что-то еще? — Нет, все закончили! Я в путь! Мне вам позвонить, когда закончите? — Я извещу ваш отдел, когда будет надо! — любезно отозвался Павел Семенович, так и не понимая, отчего произошла такая беззвучная, внутренняя стычка с этим красавцем-подполковником. Быстров глянул на часы, время было позднее, однако решил просмотреть то, что подвез ему Вьюгин, офицер из ПГУ, который ему так не понравился. Развернув первые листы, он вдруг остановился и застыл от мысли, которая давно билась в голове и вот только сейчас вырвалась наружу: «Он приезжал посмотреть на меня! Это он и есть, тот самый предатель, крот! Не усидел в своей норе, решил вылезти, чтобы лично убедиться, распознать, рассмотреть вблизи, кто копает его!» Павел Семенович закрыл принесенные документы в сейф и, пересев за стол Доры Георгиевны, начал искать папку с личным делом Вьюгина. Из личного дела оперативного сотрудника КГБ подполковника Вьюгина М.А.: «…Глубокое проникновение в суть дела, трезвая расчетливость, дальновидность, основательность. Высокая адаптация к новой обстановке. Ответственность в принятых обещаниях, работу выполняет аккуратно и в срок. Нацелен на успех. Имеет высокий уровень навыков и умений в изучении людей, установлении и закреплении контактов, добывании информации, интересующей органы госбезопасности. Обладает развитой наблюдательностью, быстро ориентируется в незнакомой среде и трудной ситуации. В достаточной мере владеет психологическим механизмом выведывания. Вполне надежен. Легко сходится с людьми, независимо от их социального положения, пола и возраста. Держится просто, непринужденно, с достоинством. Имеет разнообразные, утилитарные, познавательные, культурные, престижные потребности. В совершенстве знает французский язык, французскую литературу и культуру, наизусть читает произведения авторов. Внешне весьма привлекателен. Пользуется безусловным успехом у женщин, независимо от их возраста. Гипнотическое обаяние, элегантная дерзость и от природы повышенная мужская функция создают агенту имидж беспроигрышного сердцееда». «Ишь ты, поди ж ты! Гипнотическое обаяние! Серцеед! — уцепился Павел Семенович за формулировки. — Надо будет просечь, кого ест сейчас этот сердцеед! — Записав в черновик, Быстров начал прикидывать, каким образом подъехать к решению этого вопроса. — Через отдел не получится, нет там доверенных людей, значит, будем устанавливать методом наблюдения!» Набрал номер «семерки» и снова услышал то ли мужской, то ли женский голос: — Вас слушают! — Это Быстров из управления делами… — начал было представляться Павел Семенович, но голос прервал его: — Я слышу, что это вы, да и помню вас! — Не хочу в письменной форме, но надо сделать одно дело! — Пишите вводную по любой открытой для письменного написания теме. Станете «инициативником», тогда и сможете изменить характер и ситуативность. Тем более что у вас на руках очень серьезная бумага с большими полномочиями. — А откуда вы знаете? В трубке довольно засмеялся этот непонятной половой принадлежности голос: — Мы должны, просто обязаны знать все, что не положено гласникам! Вас удовлетворяет мой ответ? — Вполне! Вводную получите завтра поутру! — Сто лет мы не слышали этого слова! Поутру! Как в сказке! Хорошо, принято! Вам предоставлю лучшую бригаду. С бригадиром вы разговаривали. — Да, помню! Очень вдумчивый и толковый! Спасибо! Положив трубку, Павел Семенович набросал вводную в заявке на наблюдение за несущественным объектом и отнес в секретариат, получив заверения, что заявка будет утром на столе у начальника «семерки». А пока, изучая дело, Быстров наткнулся на странные эпизоды Вьюгина во время ДЗК во Францию и Канаду, где за сухими протокольными строчками забрезжило понимание и подтверждение его догадки. «Тут что-то есть!» — Павел Семенович решил посмотреть «в раскрутке» эти два эпизода из служебной биографии подполковника Вьюгина. Получив протоколы дознания, принесенные все тем же расторопным старшим лейтенантом-курьером, Быстров приступил к изучению, вначале пересмотрев в целом. Кто, когда, где, с кем и зачем? С удивлением увидел и отложил стенограмму беседы Доры Георгиевны с Вьюгиным во Франции. «Это же надо! Такое беспрецедентное совпадение! — подумал он. — Дело-то, оказывается, было в руках у Каштан! Надо будет порасспросить, когда вернется. Но когда же они отчалят из Канады?» — Вот даже как! — протянул вслух сам себе Быстров, когда внимательно изучил стенограмму протокола на отзыв из ДЗК в Канаде. Тут он вспомнил, как дней пять назад, еще до отъезда, Дора Георгиевна смотрела это дело, а когда вышла из кабинета, он, проходя мимо стола, увидел, что она внимательно изучает как раз протоколы по инциденту в Канаде. Он еще спросил ее, когда та вернулась: — Вы там на что-то наткнулись? — Быстров встал и подошел вплотную к столу Каштан. Та захлопнула папку и свой зеленый блокнот из крокодиловой кожи, куда делала какие-то выписки. — Павел Семенович, тут возник профессиональный интерес по поводу работы наших коллег из французской контрразведки на поле канадской конной полиции. — А это что, новость для вас? — удивленно спросил Быстров, он и не предполагал, что есть моменты, которые малоизвестны или вообще не известны для нее. — Новость не новость, но редко читаешь документ о работе этой молодой службы! — Дора Георгиевна обошлась пространным обращением, внезапно задумавшись. Октябрь 1981 года. Москва. «Хаммерцентр». Вьюгин вышел на улицу после встречи с Быстровым, испытывая непреодолимое чувство страха, почти ужаса. Этот контрразведчик, как он понял по внешнему виду и говорку, из глухой провинции, жесткий и непримиримый боец, который загонит его в угол! «Теперь меня будут пасти! — крепко всадилось в голову, как двенадцатисантиметровый винтовой гвоздь. — Это будет не обычное профилактическое НН[246], которым периодически занимается 7-е управление, время от времени проверяя всех сотрудников КГБ, а комплексное, всестороннее, где не сделать шаг влево или вправо!» Накручивая себя за необдуманный шаг — отвезти лично документы, чтобы посмотреть на контрразведчиков, которые, как он начинал понимать, подбираются к нему, Вьюгин предельно ясно осознал, как это стремление увидеть противника теперь сильно осложнит его жизнь. Он засветился перед контрразведкой. Такое понимаешь сразу, безоглядно! Он еще подумал, что зря напирал у себя в отделе, чтобы лично отвезти эти документы. Начальник отдела еще ерепенился, дескать, не твое это дело — возить документы вместо обученного курьера спецохраны, но Марк, используя свое необычное, привилегированное положение ставленника верхних людей из партаппарата, прекратил эти слабые попытки и поехал на встречу со своим врагом. Теперь развитие событий ускорится, и ему очень даже быстро могут перекрыть кислород, а то и вообще стреножить! «Дурак! Любитель острых ощущений, мать его так, на кой черт я поднял голову?! Он теперь срежет меня, как косой на заливном лугу! Но каков чертило![247]» — Марку вспомнилось давно забытое, пацанское выражение, не раз звучавшее на толковищах сверстников его жизни на Басманке. Свернул к тротуару и остановился. Стало как-то уж совсем нехорошо, и он, нагнувшись в открытую дверцу, выблевал на дорогу весь легкий перекус в кафе по дороге на встречу с Быстровым. В «Хаммерцентре», в отделе медиапроектов, Вьюгин взял список презентаций предполагаемых выставок, буклетов к ним, пять минут потрепался с кем-то, кого даже не запомнил, вышел на улицу, постоял, потом вернулся и решительно направился к телефонам-автоматам. — Здорово, Елизаров! — сказал он в трубку, услышав голос своего старого знакомого. — Я тут, в хаммерке, не хочешь посидеть, кирнуть? Немного? — Да, приду, все равно делать нечего! — ответил Елизаров. Вьюгин хорошо знал, что приглашение будет принято и он сможет расколоть своего знакомого, кабинет которого был на два этажа ниже кабинета этого «охотника за шпионами», как вначале про себя назвал Быстрова, потом переиначил и остановился на определении «забойщик». Елизаров жил недалеко, на Пресне, рядом с универмагом Военторга, поэтому ждать пришлось недолго, и вскоре они сидели в ресторане, наливая по третьей рюмке. — Слушай, Елизаров, только что отвозил документы одному товарищу из Большого дома, только он на два этажа выше тебя сидит. Какая-то группа консультантов помощника председателя! Так вот, там Быстров такой есть, который и принял у меня. Занозистый, даже совершенно не в наших «понятиях». Кто такой, не знаешь? Елизаров, ленивый отпрыск партийного руководителя области, давно пригрел свое место, нашел послушных исполнителей всей своей бумажной работы, а сам продолжал наращивать контакты в центральном аппарате, считая это своей основной работой. Такое, естественно, не могло пройти незамеченным в стенах бдительного учреждения, и раза два ставился вопрос о нарушении правил внутреннего распорядка, но все снималось, по мановению волшебной палочки, простым звонком из Административного отдела ЦК КПСС, где восседал старый друг отца Елизарова. Вьюгин и сам попал в потные и жаркие объятия этого проходчика, сразу смекнув, что этот приблатненный хитрован располагает неоспоримым преимуществом перед всеми его знакомыми, потому что знал всех и все, что происходило в аппарате. — А тебе зачем? Почему спрашиваешь? — прищурился Елизаров, который нашел в памяти, на полочке «слушок» или, как он сам называл, «зарубку». — Отбрил он меня, резко и нелицеприятно! — Так он может и не такое! Два или два с половиной года назад он у себя в Крае рассекретил особо деликатную операцию Центра, почти сорвал проведение! Крутой волкодав! Работает, не обращая внимания ни на чины, ни на положение! Если надо, разорвет в клочья! — Ты говоришь, в Крае? Так он здесь в командировке?