— Вы интересовались, как и что у него? Как это у вас называется? — Да, он под присмотром местного отделения DST! — Марсель понял, что допустил грубейшую ошибку, но признаваться здесь и сейчас было нельзя. Необходимо было проверить то, что вдруг пришло ему в голову. Президент внимательно смотрел на него, скорее всего он заметил смятение, мелькнувшее на лице директора, но, словно ничего не произошло, тихо спросил: — Марсель, что думаете дальше делать с этими материалами в отношении Северной Америки? — Мы не будем их снабжать такими материалами в полном объеме! Они, к сожалению, продолжают закрывать для нас доступ к новейшим технологиям! Проводят полномасштабную деятельность в отношении нашей агентурной сети по контриндустриальной разведке. — Марсель остановился, обдумывая, говорить или пока подождать о последнем провале самой продуктивной группы в Северной Америке, куда он послал двух своих офицеров для разборки и оказания возможной помощи. Решил все же сообщить, понимая, что эта информация ложится в русло разговора. — Недавно арестовали наших друзей, которые передавали нам разработки из Texas Instruments[187]. Президент болезненно поморщился и махнул рукой, сделав этот неопределенный жест, он как бы показывал всю зыбкость так называемых доверительных отношений между Францией и Северной Америкой. Марсель понял этот жест и решил высказать соображения, которые он вывел пока только для себя: — Тут еще вот что! Президент резко вскинул голову, реагируя на изменение тона в голосе директора. — Говорите! Все говорите! — По моим выводам из хроники последних событий, — начал он осторожный заход, еще пока издалека, — наши коллеги из Северной Америки начинают неосторожно пользоваться той информацией, которую мы передаем им. — Как это понимать? — президент спросил, чувствуя глухое раздражение, забилась нервная жилка рядом с правым глазом. — Они начинают производить аресты, основываясь на наших данных, полученных от Приза. Я не сомневаюсь, что в Москве бьют тревогу и полным ходом началось расследование причин таких глубоких провалов. Мы своих выявленных агентов не трогали, только отстранили от получения информации, содержащей государственную и военно-производственную тему. — Но как они там, в Москве, смогут найти нашего Приза? Его настоящее имя, место работы известно только трем лицам из французских высших государственных структур и двум в Северной Америке, президенту и вице-президенту. — Прошу прощения, меня сильно насторожило, даже озадачило то, как они скопом, толпой прилетели на встречу со мной там, в Северной Америке. Будто малые дети, с гиком бросились в песочницу, зная, что они под бдительным наблюдением русских. Нетрудно связать мой приезд в Белый дом к вице-президенту Бушу, в прошлом директору ЦРУ, и сбор всех представителей разведки и контрразведки. И все это происходит после вашей встречи в Квебеке с президентом Северной Америки. Весь мир увидел, как враз изменилось отношение к нам, французам, всех членов клуба G7! Уверен, что в Москве и это не осталось без внимания, а связать все воедино и сделать выводы не представляется таким уж трудным. — Вы считаете, что они создали повышенный интерес? — Более того, не удивлюсь, если стенограммы наших переговоров давно лежат на столе у Андропова. Правда, там ни разу не упоминалось истинное имя перебежчика. — Вот именно! — попытался было облегчить ситуацию президент. — Хорошим аналитикам не составит большого труда, сужая круг, найти его! — рубанул конкретно, не щадя ни себя, ни президента, Марсель Шале. — Тем более, по моим сведениям, американцы хотят просто сдать его, показав русским, что они умеют глубоко копать и знают высшие секреты государства. — Вот так, значит! — задумчиво произнес Миттеран и махнул рукой, отпуская директора DST. — Примите меры! Нам еще нужен Приз! С любыми действиями или людьми из Северной Америки будьте осторожны и не сильно увлекайтесь! Мы только-только наладили отношения с ними! Марсель Шале ехал по вечерним парижским улицам, анализируя свое общение с президентом, чертыхаясь и обзывая себя самыми обидными словами. Пропустить такой важный момент в развитии событий, как то, что сотворила его служба в отношении Огюста Филона, такое случилось с ним впервые. «Спешка! Вся эта спешка! Ограниченный круг лиц, допущенных к Призу, большая цель впереди, которая закрыла всю позицию! А там остался полковник, пенсионер, с таким знанием государственной тайны, что и жить-то страшно. Мы не удвоили контроль, приписав местным сотрудникам присматривать! Присматривать, и все! Это же полный непрофессионализм! Как можно было мне, моему заместителю оставить такого секретоносителя просто так!» Он мужественно перенес это самобичевание. Поднявшись в свой кабинет штаб-квартиры DST, нажал на селектор и спросил: — Кто есть на месте? — Все есть! — коротко ответил секретарь в приемной. — А чего они сидят на службе? Десятый час ночи! — удивился директор. — Ожидают вас после визита к президенту! — голос секретаря был холоден и бесстрастен. — Собирай всех руководителей отделов и моих заместителей. Срочно! Возвышаясь над столом, глядя на притихших сотрудников, Шале начал говорить, старательно избегая каких-либо упреков. — Мы упустили очень важный момент в развитии нашей одной операции. Человек, контачивший более месяца с нашими двумя совершенно секретными агентами, остался без должного, специального присмотра. Он посмотрел на начальника отдела территорий, который изобразил на лице сосредоточенность, но бегающие глаза выдавали и его полную растерянность. Глядя на него остановившимся взглядом, директор продолжил: — Надо создать плотный колпак. Пусть все заходят, изучаются, но никто не выходит. Бросьте туда дополнительные силы и имейте себе на уме, что Филон бывший резидент нашей разведки, а до разведки работал здесь, у нас. Это опытный человек и враз засечет любое ваше мероприятие, если не примете меры повышенной бдительности и осторожности. Вы поняли меня? Докладывать мне или моему заместителю лично. И немедленно! Вы свободны! Остаются только заместитель и начальник информационно-аналитического отдела. В пустом кабинете Шале дал волю чувствам, которые захлестывали его: — Я недомыслил участие Филона! Лучше было бы ликвидировать его! — сказал директор, но увидев недоуменные взгляды подчиненных, быстро поправился. — Это так, эмоции, не принимайте их всерьез. На следующий день, выслушав доклады начальников отделов, Марсель задержал начальника службы наблюдения и контроля. — Вот тут по сводкам вашей службы отмечены приезды автомобилей с каким-то снаряжением к дому Филона. Вы выяснили, что за ящики выгружали к нему и что делали люди, как вы указали, в спецовках, у него дома более полусуток? Начальник службы, который сам же и вытащил эту информацию из общего потока, теперь сидел как на иголках, не зная, что и ответить. — Выясните! — коротко бросил директор, видя тихое недоумение. — Тщательно следите за всеми прибывающими из «Советской Империи». Каждый человек, даже его собака, кошка или канарейка должны быть в плотном наблюдении. Как и следовало ожидать, слово, слетевшее с языка Марселя Шале, благополучно влилось в Информационное Поле Земли[188] и вернулось в физическом действии, на рулонах телетайпных лент из бесчисленных списков приезжающих и покидающих территорию Франции, как отчеты Управления пограничной полиции. Прикомандированный к пограничникам сотрудник DST, как обычно в скучном режиме, как ежедневная рутина, просматривал телетайпы, как вдруг остановился, прижал тяжелой металлической линейкой скручивающуюся ленту и, проверяя тренированную память, достал из сейфа секретные перечни фамилий. Сверившись, он сделал выписку на своем бланке и отправил с курьером в штаб-квартиру DST. Фамилия Доры Георгиевны была написана крупно и отчетливо. — Это что, она снова приезжает к нам?! — Марсель тыкал в строчку бланка Управления пограничной службой, где было записано, что Каштан Дора Георгиевна пересекла границу Франции и прибывает в Париж. — Да, Марсель, эта гранд-дама снова у нас, и, вот обратите внимание, сопровождает ее, по всей видимости, Евгений Полуянов. Кто он и что из себя представляет, мы не знаем, видим только, что ему 29 лет и должность какая-то темная. Организатор. Оrganisateur! — Организатор чего? — не понимая значения функции этого русского, зло спросил Марсель. — Чего! Хороводов под луной или массовых убийств? Фото есть? — Вот, не очень внятная по фототелеграфу! — заместитель передал листок бумаги, на котором красовалась размазанная фотография Жени. Там он выглядел весьма устрашающе. — М-да! — протянул Марсель, рассматривая обе фотографии. — Эту русскую шпионку мы знаем, но вот парень?.. Выглядит, как боевик! Вот что, дайте команду принять их с поезда и вести очень плотно. Мне не нравится этот визит дамы! Сентябрь 1981 года. Париж. Франция. В Париже, на вокзале Норд, как всегда, было многолюдно. Каштан и Женя вышли из прицепного вагона «Москва — Париж» и, не торопясь, свыкаясь и изучая обстановку, медленно добрались до центрального зала. Женя шел чуть впереди Каштан, с удивлением воспринимая, что еще ни разу его никто не толкнул, хотя народу было не меньше, чем на Казанском вокзале в Москве. Вдруг он резко остановился и позвал по-русски: — Дора Георгиевна, что это? Каштан повернулась к нему и, проследив взглядом, куда он смотрит, увидела на белом, блестящем полу зала 100 франков, которые лежали перед башмаками Жени. — Это деньги, Женя! Сто франков. Что будете делать? — по-французски спросила она, и Женя, смущенно покрутив головой, тоже перешел на французский: — А что надо? — Кто-то потерял, вот смотрите, кто шел перед вами или проскочил навстречу мимо! Дора Георгиевна поняла все сразу. Впереди идущий мужчина, повернув голову в сторону информационного табло, усиленно косил глазами в сторону Жени. Сзади она обнаружила еще двух мужчин, которые резко остановились и оживленно заговорили, утрированно жестикулируя. — Вот черт! — воскликнул Женя, потом нагнулся и поднял банкноту. Купюра была новая и хрустящая. — Изображен Фердинанд Виктор Эжен Делакруа, французский художник-романтик. Что будете делать? — Каштан задала вопрос, лихорадочно прикидывая, на кой черт понадобился такой финт французам, а она не сомневалась, что они взяты в плотное наружное наблюдение, с какой целью кидать банкноту перед носом Жени. — Эти деньги не мои, надо отдать! — Ну и кому? Здесь человек сорок, которые могли бы потерять! — И по-русски добавила: — Ни в коем случае не кладите банкноту к себе в карман! Поняли? — Понял! — сообразив, ответил он и огляделся вокруг, сделав лицо «шланга». Увидев справочное бюро, обернувшись, показал на него Каштан: — Вот здесь мы найдем решение вопроса! — Объявите по радио, кто потерял 100 франков? — Дора Георгиевна саркастически улыбнулась. — Набежит толпа, от аристократов до клошаров[189], французы народ жадный. Помните их классика Ги де Мопассана, «На море»[190], брат руку своему брату оттяпал, чтобы сеть не утянуло в море? — Нет, пойду, попрошу дать информацию, что нашел изображение Делакруа! Потерявшему это изображение дать аргументированные ответы на вопросы. — Оригинально! Только мы засветимся по полной! — И по-русски тихо добавила: — Видишь, что нас ведут? — Засек сразу! Ни фига себе, если нас сразу же, с вокзала! — также по-русски ответил Женя и пошел к справочному бюро. Объявление прозвучало два раза. Женя стоял у справочного окошка, а Каштан немного в стороне. Никто не подходил. Женя попросил еще раз сделать объявление. — Месье, вы из Польши? — спросила молодая женщина в окошке справочного. — А с чего вы взяли? — обиженно спросил Женя. — Ну, так все говорят, которые полеки! Вы же говорите на классическом языке, как в школе! — Ах да, это так! — смущенно согласился Женя.