Такое не случается каждый год. Подобное случилось и произошло единожды, первый и последний раз. И страна замрет в ожидании несчастий. Дора Георгиевна вспомнила и отчетливо сопоставила тревожную атмосферу в Москве и такую же тревожную в Париже в июне 1961 года. Ультраправые организации, заговоры военных, взрывы, убийства. Организация и проведение покушений на президента Франции генерала де Голля. Она вспомнила Францию и папу, который работал нелегальным сотрудником группы политической разведки и получал задания, как правило, высокой сложности, которые поступали из Москвы по конспиративному каналу связи, минуя резидентуру ГПУ[153] во Франции, иногда при личных встречах с руководителем этой группы, Секретарем ЦК ВКП(б) Андреем Андреевым[154], который занимался зарубежной нелегальной сетью разведчиков, не входившей в официальные органы страны, а были особыми, доверенными агентами Иосифа Виссарионовича Сталина. Георгий Каштан, а папа работал под этой фамилией, но она знала и его настоящую фамилию, Борис Ларош, которая происходила из древнего французского рода, предки которого в XVIII столетии перебрались в Россию. Маму она помнила очень плохо. Война не пощадила и их семью. Она погибла, участвуя в движении Сопротивления во Франции. Это признание отца было сделано после ее поступления в университет Сорбонна, накануне поездки в 1957 году на фестиваль молодежи в Москве[155]. — Ты твердо уверена в своем решении? — спросил отец, когда они стояли на перроне вокзала Норд. — Я более чем уверена! — сказала Дора. Из Москвы, накануне выезда на фестиваль, пришло подтверждение на работу Доры в органах госбезопасности СССР. Желание и убежденность работать там же, где и отец, возникло после рассказа отца о подлинной истории жизни семьи. — Смотри, дочь, этот поступок будет на всю жизнь! — сказал отец, и она видела, что папа не очень восторженно встретил это предложение из Москвы. Там только начались перемены, только что прошел XX съезд компартии[156]. Образовалось новое название структуры госбезопасности страны, с аббревиатурой КГБ. Никто пока ничего не мог сказать ему, к чему были эти перемены, но после кампании борьбы с космополитизмом вернули название булкам «французские» из «городских». Однако папиросы «Север», бывшие «Норд», так и остались с новым названием, словно призывая помнить о северных командировках по приговорам, с бело-голубым морозным солнцем, такого же цвета расходящимися по небосклону лучами и синими горами. Дора была поражена, увидев фестивальную Москву, толпы ликующих людей на улицах, искренний восторг и приветливость. В Лужниках было выпущено 40 тысяч голубей, которые, взлетев, закрыли солнце, на улицах танцевали и пели песню «Подмосковные вечера». На второй день в толпе ликующих молодых участников она увидела пожилого мужчину, который поймал ее взгляд и показал коротким жестом руки, куда надо двигаться ей. — Вы хорошо просекаете в такой толпе визуалку! — сказал он, когда они отошли в сторону, свернув в тихий московский переулок. — Просекаете? — переспросила Дора. Мужчина весело улыбнулся и представился: — Дора, называйте меня Алексей Иванович! Просекать означает уловить, ухватить, понять, сориентироваться! Москва понравилась? — Давайте к делу! — Каштан почувствовала небольшое раздражение от первого контакта. В мыслях она представляла все иначе. — Ваше звание? — К делу так к делу! — совсем другим тоном отозвался мужчина. — Полковник! Вам присвоено заочно звание старший лейтенант, оперативный сотрудник Первого Главного управления. Сейчас мы с вами проедем на место, где и начнется ваше первое занятие. Вы готовы? — Готова! Если я здесь, в Москве, значит, готова! — Хорошо! — сказал полковник, сделал знак рукой, и подъехала серая «Победа». — Садимся и едем. Дора Георгиевна вздохнула, вспомнив этот свой первый день в новом качестве, и улыбнулась то ли самой себе, то ли той молодой девушке в ее мыслях, то ли от того, что все в жизни происходит по-другому. Не так, как мы того хотим. Август 1981 года. Москва. КГБ СССР. На следующий день Дора Георгиевна, как и обещала, приехала после четырнадцати часов. Павел Семенович, еще с утра подготовивший пропуск для нее, послал Женю встретить и сопроводить. — Так, что тут у вас? Кто это вас сюда посадил? — с порога начала Каштан, осматривая просторный кабинет. — Сами знаете кто! — отозвался Быстров, испытывая тихую радость, что видит ее, и облегчение, которое физически ощутил, словно сбросил с плеч тяжесть. — Понимаю! Чтобы на глазах были! Под рукой! — Да уж! — Павел Семенович понял, что она имеет в виду, и попытался сказать о своих первых ощущениях работы в центральном аппарате. — Мы будем везде на виду, как белые вороны! Все итак косятся на нас! — Он поморщился от неприятного чувства, потом быстро проговорил: — Всю информацию, и даже больше, получаем здесь! Безличные запросы, как консультанты или референты помощника председателя в структуре Управления делами КГБ. Нам нечего тереться около отделов. Спугнем предателя! Каштан кивнула и глазами поискала, куда бы сесть. — Товарищ полковник, занимайте любое место! — Женя вышел из-за стола и сделал приглашающий жест, обведя все пространство. Дора Георгиевна дернула уголком рта, осмотрелась и выбрала стол, сидя за которым была бы постоянно лицом ко всем и ко входной двери. — Да, что тут, вот здесь и присяду! — Она прошла и села, бросив сумку на приставной небольшой столик. — Я разложил тут варианты и этапы! — Павел Семенович протянул ей листок, где его быстрым мелковатым почерком было написаны строчки: По времени операция может быть только в течение ее хода; В такого рода операциях бывает применение методов: — имитация попытки возвращения «утерянной» информации, как дополнительное подтверждение ее ценности; — ложное целеуказание — дезориентация; — метод запутывания??? — прямой обман в ответе на вопрос!! — дополнение подлинной информации фальшивой; — отвлекающая демонстрация или проведение «маскарадов»; — создание условий для ложной идентификации; — блокирование канала поступления тревожной информации!! — маскировка белым шумом!! — смещение фокуса внимания — создание и применение таких нестандартных политических комбинаций, которые доводят противника до полного непонимания реальности, в которой он находится. В самых сложных ситуациях делалось это, например, через цикл «он думает, что я думаю, что он думает», который заставляет участников сложной разведывательной игры совершать поступки, кажущиеся совершенно нелепыми, необъяснимыми вне этого цикла этого рассуждения. Причем истинные мотивы не только невозможно установить с достоверностью, но и даже подойти к ним — Ну-ну! — Каштан вдумчиво посидела с минуту. — Может, и так! Я же не контрразведка! Это у вас там категории, способы, методы! Тут вообще какая-то теория! — Да, я всегда поначалу выдвигаю теоретические направления, а потом смотрю по ним практические расклады. Что делать, так привык! — слегка обиженно протянул Быстров. — Думаю, что теория не применима в этой ситуации! Не эта суть нам важна! У меня появились некоторые мысли! — Она встала и, словно вспомнив, спросила: — Да, так что там с моим назначением? — Вам надо пройти в кадры и получить на руки мандат и удостоверение! — сказал Быстров и кивнул Жене. Тот подхватился и распахнул дверь перед Каштан. — Ну надо же! Какие мы! Сама любезность! Пойду оформлюсь, иначе мои предложения будут как от человека с улицы. Идемте, Женя, я тут, в Большом доме, не знаю ходов, да и у себя в лесу[157] путаюсь. Вернулись они, как и Быстров вчера, не менее часа проведя в кадрах. Каштан озабоченно подошла к своему столу, бросила сумочку и, повернувшись к Быстрову, сказала: — На этих днях я завершу свой факультатив по менталитету французов с практическими рекомендациями по вербовке и полностью буду в вашем распоряжении. — Хорошо! Мы тут с Женей пока будем просматривать и анализировать статистику и последствия, делать фильтрацию, чтобы подобраться к дыре, откуда льет. — Быстрову утром подготовили и передали сводную отчетность последних провалов агентуры за рубежом. — Неужели там изображены эти последствия? — язвительно спросила Каштан. — Последствия скажутся и начали сказываться в стране! А там, скорее всего, формальный список предательства одного человека! — Она издалека поглядела на несколько сколотых листов бумаги в руках у Быстрова, который огорченно кивнул. Дора Георгиевна достала сигареты и, прикуривая, пахнула ароматным дымом в сторону Жени, сказав при этом: — Товарищ полковник, мне, конечно, сложно определяться в этих ваших контрразведывательных делах, но тут надо смотреть по страновой принадлежности. — Она выжидающе глянула на Быстрова и добавила, искаженно акцентируя частицу: — Как бэ![158] Павел Семенович сразу, пока только для себя, зацепился за такой ракурс поиска, несколько минут сидел, смотря, как Каштан курит, потом встал и прошелся по кабинету, всякий раз поворачивая голову на список, лежащий на столе. Прошагав в тишине по кабинету, он снова сел и начал говорить, вначале неуверенно, а затем все более и более решительно: — Если с этого боку подходить, то вырисовка будет такая. В двух странах от нас увели, лишив доступа к секретным разработкам и материалам, самых результативных агентов. Не будем считать этот факт недоразумением или случайностью! Двадцать лет агенты имели допуск и вдруг, все разом, в одно и то же время лишились! И, как ни странно, наиболее ценные! Конечно, пока нет прямых фактических данных, что они «провалены», но получение информации им перекрыли, что практически означает тот же самый «провал»! Они на изучении у местной контрразведки, и вырваться им не удастся, даже по запасным протоколам. Слишком все неожиданно произошло. — Итак, предполагаем, что наших товарищей «сдали», но спецслужбы, оберегая источник в Москве, решили попросту отодвинуть их с переднего края шахматной доски, как фигуры, значит, следует посмотреть факты по датам и странам? Посмотреть последовательность! — сказала Дора Георгиевна, глазами показав на список в руках у Быстрова. Тот, что-то бормоча себе под нос, начал пролистывать бумаги, пока не нашел: — Ну вот, первым подтверждает перекрытый доступ агент во Франции, который почти два десятка лет успешно работал на нас в аэрокосмической группе и был лишен допуска на секретность, переведен в консультативный отдел, практически остался без информации. Далее, выведен из секретной группы в резерв наш агент в США, работающий в главном штабе противовоздушной и противоракетной обороны. Много лет мы от него получали сведения из базы данных, все коды «свой-чужой», все пеленгации и проверки, обновления систем, — словом, для нас оборона противника была преодолима. Это произошло в начале августа этого года. Почти день в день, следующий эпизод в Северной Америке, а через две недели на связь выходит с последним «прощай!» еще один значительный французский источник. Вот какая география с пригородами получается! Дора Георгиевна представила на листе бумаги, в центре, список провалов, а сверху написала скромный заголовок: «Политические события в мире». — Смотрите! — сказала она. — Надо сделать привязку к тому, что происходило в мире. Какая-то точка отсчета должна существовать! — В самом низу листка она написала имя: Рольф Доббертин, агент Штази, научный сотрудник Национального центра научных исследований. Задержан и арестован Федеральной службой защиты конституции Германии[159] 19 января 1979 года, когда передавал своему оператору сведения о применении лазера в термоядерном синтезе. Дора Георгиевна отделила эту запись от верхних строчек жирной линией, зачитала вслух написанное и продолжила: — Это последний арест до начала нашей цепочки. Я немного в курсе этого провала, там была грубая оплошность агента, и немецкие товарищи из Stasi HVA[160] ничего не смогли сделать для него! — сказала она, показывая на свою запись. — Ну вот еще, одиночные провалы. 20 апреля в Швеции арестован шведской контрразведкой по обвинению «шпионаж в пользу Советского Союза» и приговорен к пожизненному тюремному заключению Стиг Берглинг. Далее, в Париже 5 июля, в момент передачи шпионских материалов, арестованы агент влияния[161] КГБ, член исполкома «Движение за независимость Европы» Пьер Шарль Пате и наш разведчик Игорь Сахаровский. — Дора Георгиевна, это епархия политической разведки, не наша тема! — прервал ее Быстров, листая сводный отчет по провалам, где подчеркнул некоторые события и даты. — Посмотрим предателей! Вот, 31 октября прошлого года агент ЦРУ 33-летний сотрудник 8-го Главного управления КГБ СССР майор отдела защиты шифровальной связи В. Шеймов по нелегальному каналу выехал из СССР в США. Этот предатель ничего не знал и не знает по научно-технической разведке. Хью Джордж Хэмблтон, бывший сотрудник штаб-квартиры НАТО в Париже. Арестован 15 ноября Управлением безопасности и контрразведки в Канаде, который за шпионаж в пользу СССР был приговорен к 10 годам тюрьмы. Он тоже не имеет отношения к научно-технической разведке. — Так, все верно! Но вот 30 апреля в Париже происходит событие по нашей теме. Взяли серьезного «шлюзовика»[162], французская контрразведка арестовала 64-летнего бизнесмена Леонарда Тавера, приобретавшего по заданию наших коллег из ГРУ американскую технику, запрещенную к вывозу в СССР. Они хоть и смежники, но в единый отчет правительственной военно-промышленной комиссией попадают, как все! И даже Академия наук СССР! — Она вдруг замолкла, слегка задумалась, потом тряхнула головой и продолжила: — Во Франции арестовали нашего агента Владимира Золоторенко, русского по происхождению, сотрудника группы по научным исследованиям в области аэронавтики. В Лос-Анджелесе, в Северной Америке, осуждены за шпионаж бизнесмен, польский разведчик Мариан Захарски и сотрудник ведомства оборонной промышленности Вильям Холден Белл, передавший польской разведке совершенно секретную информацию о технологии самолетов типа «Стелс». Все материалы нам были переданы от СБ МВД ПНР[163] в отдел научно-технической разведки, а от нас прямиком попали от предателя через дыру к противнику! — После этого инцидента в ЦРУ создали «Центр по оценке экспорта технологий» в целях анализа возможных потребностей СССР в американской технологии и определения вероятных путей ее получения. — Это еще и следствие изменения политики при новом американском президенте. Это из другой оперы! У нас обвал начался летом! Да, с лета 1981 года начались ощутимые провалы! — произнеся это, Дора Георгиевна поймала себя на мысли, что хорошо знает, что и где надо смотреть, только дать точное название пока не может. Что-то важное сошлось в голове, какие-то факты, события, анализы, однако название этому еще так и не всплыло из подсознания. Она отпустила себя внутренне и, как бы отмотав ленту из цепочки событий назад, принялась снова просчитывать все, что проходило в голове по ассоциативному ряду размышлений. Ей казалось, вот еще чуть-чуть — и откроется истина, она сможет уловить мысль, которая мелькала в сознании, исчезая и появляясь, как призрак.