Павел Семенович оглядел пустой зал бара, поморщился и сказал, наливая в рюмки «Столичную»: — Нас просто гробят! — Это ваше определение или официальное? — с усмешкой и легкой иронией спросила Дора Георгиевна. — Ну, в общем, это я так определил! — сконфуженно ответил Павел Семенович. — Исходя из обстановки, в целом, так сказать! — Так, давайте рассказывайте! Гробят — это звучит серьезно! — Прежде всего, и это самое трагическое, вырезают агентуру в очень ответственный период! В Северной Америке идет подготовка к созданию стратегической обороны! Инициативной! Пока! — начал было говорить, но Дора Георгиевна перебила: — Ах вон оно что! Тогда понятно, если затронули это! — Она задумалась на минуту и совсем другим тоном сказала: — Для нас это полный швах![144] — Ага, вот видите! — схватился Быстров. — Теперь добавьте к этому даже не утечку, а прорыв, водопад! — Значит, приехали! Крысы начинают готовить себе отходные поля. Почувствовали! — Наша работа там, на Западе, сворачивается, потому что самая ценная агентурная сеть расшифровывается, наших источников отстранаяют от работ в секретной, оборонной области! Берут их на «фу-фу»! Двух ценнейших источников недавно арестовали, и те сразу же дали признательные показания! Видимо, факты были неопровержимы! — Вот даже как! — И более того, начинают сильно бить по рукам всех наших, начиная от групповодов[145] и кончая резидентами! В руководстве все потрясены разгромом нелегальной разведсети по научно-технической разведке. Официальные выводы сводились в основном к тому, что виноваты сами разведчики, которые, дескать, допускали много различных нарушений в конспирации. Но было и иное мнение. Наши товарищи являлись специалистами высочайшего класса, и все на различного рода мелочах не могли провалиться. Предположим, один, ну два — могли, но никак не все! Давайте на этом здесь и закончим! Не то место, чтобы определяться! Каштан махнула рукой, дескать, чего мы тут сказали! Однако морщина, которая прорезала ее высокий, гладкий лоб, говорила, что она сильно озабочена. Потом кивнула, пристально посмотрев на Быстрова, и он поразился той чистоте взгляда, который увидел в ее глазах. — Давайте будем закругляться! Что-то настроение пропало! Вначале обрадовалась, когда вас увидела, а сейчас как-то не так все стало! Поедем по домам, а завтра я прибуду во второй половине дня к вам, в Большой дом. Надо будет урегулировать учебные дела в школе! Приказ на меня у вас? — Да, вот он! — с этими словами Павел Семенович расстегнул молнию на своей папке и вытащил бумагу с текстом, отпечатанную на бланке КГБ СССР. — Так, — пространно сказала Каштан, беря приказ, — посмотрим, что вы тут наворотили на меня! Ага, вот это правильно! Хороший приказ, видна рука большого мастера, и вы знаете, о ком я говорю! Помощник умеет доходчиво писать ни о чем! Завтра я его положу на стол генерала в школе, а во второй половине дня приеду. Они вышли на улицу, сели в автомобиль. Быстров проводил ее у подъезда дома на Маяковке и спросил: — А что вообще происходит в Москве? — Мне объяснить? — Объяснить могу себе и сам! Я не могу понять, что происходит в стране? Дора Георгиевна даже приостановилась. Вот в этот момент, вот тут, она отчетливо поняла, что все это время этот же вопрос витал у нее в голове, который она старалась не задавать. Информация как во Франции, так и здесь отдельными фрагментами, кусочками, откладывалась в пласты памяти, но спросить себя и ответить, до этого не доходило. Может быть, сознательно, отгоняя от себя аналитическую картинку происходящего, она мотивировала тем, что это политическая разведка, а она этим не занимается. Может быть! Она посмотрела на затихшего Быстрова и осторожно, чтобы не оступиться при ответе и не прорваться потоком мыслей, которые накопились у нее по предположению о ситуации, просто ответила: — Наступают, по определению историков-классиков, смутные времена! Идет конспиративная подготовка к передаче власти. — От кого и кому? Дора Георгиевна подняла брови и хотела было сказать то, как она сама думала, но спохватилась и ответила по-простому: — Нам приходится только гадать, но вектор отходит, естественно, от конторы! И если что-то делается в стране, то только там! — Она помолчала и, пристально глядя на Быстрова, добавила: — Это все мои досужие размышления, посмотрим и тогда увидим! До свидания! Павел Семенович посмотрел ей вслед и поехал к себе на Планерную, раздумывая над словами Каштан. Собственно, ничего такого не было сказано, да и что могла сказать Дора Георгиевна, находясь в резерве на педагогической работе, вне дел, которые постепенно вызревали в Москве. Слухи, сплетни и досужие размышления не могли показать истинную картину наворота событий как естественных, так и специально подготовленных, которые развивались в структуре высшей номенклатуры власти. Находясь во Франции, все происходящее в СССР она могла видеть, только просматривая издалека, со стороны, и картина событий представала как бы в полном размере, целиком. При, казалось бы, естественном развитии в целом, создалась гармоничная композиция, но, когда она выстроила в один ряд неожиданные смерти членов Политбюро ЦК КПСС, догадка подтвердилась. Свой отсчет она начала со странного ухода из жизни находящегося в превосходной физической форме Министра обороны СССР А.А. Гречко в 1976 году. Тогда, словно по заказу, развязался узел его напряженных отношений с Ю.В. Андроповым, где маршал не принимал и сопротивлялся разрастанию и усилению роли КГБ в стране. Вместе с этим конфликтом двух людей из высшей силовой структуры власти накладывалась и другая ситуационная составляющая, связанная с Генеральным секретарем. Леонид Ильич Брежнев много лет назад, во время войны, служил под началом будущего маршала, и Гречко, не испытывавший никакого почтения к должности Брежнева, но входивший в политбюро, не раз игнорировал некоторые решения Генерального секретаря. Иногда дело доходило до прямых выпадов маршала в адрес первого лица даже на заседаниях политбюро. Эти критические моменты Брежнев смиренно терпел, но всему, вероятно, приходит конец. В мае 1977 года, без объяснения причин, выпроводили из Политбюро ЦК в отставку строптивого Подгорного. Брежневу пришлось возложить на себя его обязанности главы Советского государства. Следующим пунктом в сплетениях памяти Каштан был несчастный случай с Председателем Совета Министров СССР А. Н. Косыгиным в 1978 году, которого от неминуемой смерти спасла охрана. Пережив клиническую смерть, он так и не оправился, здоровье резко пошатнулось, и его политическое влияние свелось к нулю, а в 1980 году его вывели из состава политбюро. Скоропостижно у себя в спальне в 1978 году скончался Ф.Д. Кулаков, перспективный преемник Генерального секретаря. Больше других досталось Герою Советского Союза, Герою Социалистического Труда 62-летнему любимцу партии Петру Мироновичу Машерову. Светлым днем, в сухую погоду 4 октября 1980 года, за пару недель до Пленума ЦК КПСС, на котором предстояло решить важные кадровые вопросы, он вдребезги разбился на глазах «девятки»[146], ответственной за его жизнь, в автомобильной катастрофе. Доре Георгиевне доподлинно было известно из ее парижских источников, что президент Франции, аристократ Жискар д'Эстен постоянно, по личной просьбе, получал информацию от польского лидера Э. Герека, близкого к Генеральному секретарю, о Романове, ленинградском секретаре КПСС, которого Брежнев предполагал рекомендовать как своего преемника. Все изменилось в 1980 году, когда Э. Герек сообщил д'Эстену, что Л.И. Брежнев теперь прочит себе в преемники К. У. Черненко из Секретариата ЦК. Для этого он был введен в состав Политбюро ЦК, куда его предшественник В.С. Толстиков допущен не был, хотя и мечтал об этом. Причиной такого резкого изменения была грубая компрометация перспективного Романова после жесткой и целенаправленной публикации статьи в западногерманском журнале Spiegel о свадьбе его дочери Натальи, состоявшейся в 1974 году, которую партийный функционер отметил в Таврическом дворце с битьем царской хрустальной и фарфоровой посуды из Эрмитажа. В статье проходила информация о его любовной связи с популярной питерской певицей и о слабости Г.В. Романова к спиртному. Слухи о банкете в Эрмитаже, в царских хоромах, екатерининских сервизах, разбитых пьяными гостями, и прочее непотребство ползли по стране, общество обсуждало разбитые музейные ценности, и тихое, как это водится в СССР, народное возмущение достигло своего предела. В политбюро посыпались письма от разгневанных коммунистов, что и завершило цель хорошо подготовленной и проведенной кампании дискредитации ленинградского лидера, который был полностью скомпрометирован, как преемник Леонида Ильича Брежнева. Подробности о публикации статьи в западногерманском журнале Дора Георгиевна узнала от Огюста Фажона, который пошел на сотрудничество с ней два года назад в Восточном Берлине[147], когда Фажон был задержан сотрудниками госбезопасности Германской Демократической Республики и передан Доре Георгиевне Каштан в рамках операции «Тор»[148]. Тогда, в 1978 году, он, как резидент французской разведывательной службы SDECE в ФРГ[149], сыграл важную роль в операции «Тор», которую раскручивала Каштан, однако спустя полгода был отправлен на пенсию, когда просочились сведения о нем, правда, весьма туманные, от перебежчика из Штази[150] о его якобы сотрудничестве с контрразведкой Восточной Германии. — Мой человек в редакции узнал, что компромат на Романова поступил, скорее всего, от ваших! — сказал Фажон, внимательно приглядываясь к ней. Они только начали входить в контакт после окончания операции «Тор» и возвращения Доры Георгиевны в резидентуру КГБ СССР во Франции. — Чем подтверждено? — спросила Каштан. — В стилистике закрались ошибочки, да и журналисты «Шпигеля» — народ ушлый, наняли дельного сыщика, который провел качественное наружное наблюдение за типом, который принес сотруднику редакции материалы, и хотя тот пытался сбросить хвост, тем не менее сыщик довел его до посольства СССР в ФРГ. Дора Георгиевна этот факт в отчет не поставила, рассудив, что это материл из другой епархии. Политическая разведка в круг ее задач не входила и не имела никакого отношения к научно-технической информации. Такое решение спасло ей жизнь и карьеру. Спустя полгода после срочной эвакуации из Франции в Москву Каштан была направлена на преподавательскую работу в КИ КГБ СССР и была отрезана от своих источников на Западе. Московская атмосфера внесла свои коррективы, и картинка, рисовавшаяся у нее во Франции, стала более контрастной. Однако Дора Георгиевна не могла знать о том, что в конце 1981 и начале 1982 года эта цепочка странных смертей продолжится, но даже сейчас она отчетливо понимала на интуитивном уровне, кто так планомерно, как асфальтовый каток, утюжит почву политического пространства в Кремле. В ее анализе происходящих событий все векторы сходились только на одном человеке, и, когда эта политическая картинка предстала перед ней, Дора Георгиевна поняла, что попала здесь в самое горячее время. Она отдавала себе отчет, что это не имело к ней никакого отношения, тем не менее жила день ото дня, как бы в ожидании какого-то изменения в ее, казалось бы, спокойной, размеренной жизни. Появление Быстрова с предложением работать по заданию того самого человека, который, по ее предположениям, устраивает такую крупную политическую игру, было в какой-то степени ожидаемо, она понимала, что перед ней и Быстровым ставятся тактические задачи. Поимка и пресечение действующего шпиона должны повысить статус Большого дома на пл. Дзержинского, а стратегическая задача в результате этих действий решала главный вопрос в плане выживания страны на новом, мощном витке гонки вооружений, который начала проводить Северная Америка. Выжить можно было только при сильном лидере, достаточно хорошо знающем об истинном положении в стране, владеющем полнотой международной информации, реальной силой и волей, таким, как представлялся ей Ю.В. Андропов. Дора Георгиевна понимала, что получить в руки страну с перегретой экономикой, зашедшими далеко за края нерешенными социальными вопросами, на грани полного сбоя, такого не пожелаешь и своему врагу. Однако она хоть и видела слабости в трудном ближнем бою, тем не менее уверенно знала, что с приходом такого человека, как председатель, есть перспектива на стабилизацию и выход из начавшегося пикирования. По приезде в Москву Дора Георгиевна навестила старого и единственного друга своего отца, и в разговоре с генералом военной разведки в отставке проскочила фраза, которая произвела на нее исключительно сильное впечатление. — Мне мой друг, оттуда, — старик вяло махнул рукой в сторону Красной площади, которая краешком была видна из окна, — рассказал, что услышал фразу по телефону самого генсека, который сказал, что даже кашлять громко боится, вдруг все посыплется в стране! — Он внимательно посмотрел на Дору Георгиевну. — Да что толку! Теперь он может кашлять, сколько ему захочется! Все начало быстро меняться. Реальная политическая власть в СССР практически полностью в руках КГБ и армии! — Помолчав, добавил: — Там, конечно, есть и дураки, но нет лопухов. Там все всё секут! Эта фраза надолго запала ей в голову. По всем прикидкам от полученной информации выходило, что борьбу за высший пост ведет тот, кто больше всех понимает сложившуюся ситуацию в мире и в стране. Понимает и хочет исправить. Реальными претендентами были две, три фигуры в столице, кроме них просматривались Кунаев и Щербицкий, но они старались держаться подальше от кремлевских интриг. Остальные были не более чем высокопоставленными партийными чиновниками без реального политического веса. Каштан, имея в активе разговор с генералом, нашла еще одно подтверждение тому, кто желает получит власть, а в этой связи задание, полученное Быстровым о немедленной поимке крота, носило обостренный характер и по всем показателям становилось первостепенным в политической обстановке. В условиях надвигающегося перевооружения Северной Америки лишиться агентуры направления «Х» было бы серьезным ударом по военно-промышленному комплексу страны, и теперь Дора Георгиевна масштабно понимала степень важности полученного задания, от которого зависело будущее страны. Обстановка, складывающаяся во второй половине текущего, 1981 года, не позволяла надеяться на улучшение. Наступали следующие эпизоды смертельной игры в Кремле. Новый состав политбюро, избранный в марте 1981 года по итогам очередного XXVI съезда КПСС, показал, что хлопоты Андропова по его корректировке не прошли даром. Правда, число сторонников Председателя КГБ СССР увеличилось всего на одного человека, на Горбачева. Зато ряды противников стали не только реже, но и «жиже», в смысле их реального политического веса. Гришина, Кириленко, Кунаева, Пельше, Романова, Черненко, Щербицкого и нового премьера, 76-летнего Тихонова, в расчет можно было не принимать. 82-летнего Председателя КПК при ЦК КПСС Пельше вообще словно и не было. Это было качественным подарком для председателя, как приз, как тот алмаз, названный «XXVI съезд»[151], преподнесенный стране в честь форума коммунистов СССР. Тем не менее события в Москве будут углубляться. 28 июля 1981 года вор-щипач Андрей Курдяев[152] на «ночнике» (ночная вечеринка) в усадьбе «Архангельское» Московской области украдет бриллиантовую брошь у дочери Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева Галины, позаимствованную из Гохрана СССР (Алмазный фонд). И не только! Несколько влиятельных лиц из высшего круга были также ловко обнесены Курдяевым. А дальше события пошли совсем плохо. Николай Резунов, по прозвищу Коля Босяк, вор в законе, который был там в этот момент, вычислил щипача и, уведя в подсобку, попытался урезонить, но, испугавшись разоблачения, Курдяев ударил его ножом в грудь. Раненый Резунов выскочил в окно и бросился бежать в сторону забора усадьбы, но Курдяев догнал его и добил. Дело вызвало тягостное напряжение в криминальном мире из-за выходящих за рамки понятий убийство вора в законе и большой переполох в правоохранительных органах, которые были вынуждены, ввиду высокого положения потерпевших, работать в авральном режиме. Вскоре Курдяева вычислили. Несмотря на то что он предпринял меры собственной безопасности, носил женскую одежду, парик, макияж, он был арестован. При аресте Курдяев попытался оказать сопротивление и ударить ножом сотрудника милиции, но безуспешно. На первом же допросе Андрей Курдяев признался в совершенных преступлениях, за исключением кражи броши. Вор не признавался о личности заказчика этого преступления. Через две недели после ареста вора контролер Бутырской тюрьмы обнаружит Курдяева мертвым в своей камере. Официальной версией смерти карманника будет признано самоповешение. Награждение Галины Брежневой орденом Трудового Красного Знамени к 50-летнему юбилею подольет масла в огонь. За свою жизнь Галина проработала всего несколько лет, да и то скорее символически и на особых условиях. В Москве произойдет несколько громких ограблений уникальных бриллиантовых украшений у владельцев с громкими фамилиями. Бриллиантовое дело заберут у милиционеров по принадлежности и передадут в КГБ. Курировать его будет лично первый заместитель Председателя КГБ СССР Семен Кузьмич Цвигун. Сотрудники КГБ произведут обыск у артиста цыганского театра «Ромэн» Бориса Буряце и обнаружат пропавшие бриллианты, огромное количество золотых изделий, иностранной валюты. Борис Буряце будет арестован. Агентура Пятого управления КГБ, в чьи обязанности входило распространение слухов, будет усиленно проталкивать информацию ареста «фаворита» Галины Брежневой. Слухи просочатся к западным журналистам, которые станут требовать в ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза) фотографию дочери Брежнева для использования в своих статьях, и начнет назревать скандал международного масштаба. Партия не могла оставить такое развитие событий без внимания. В середине января 1982 года второй секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов вызовет к себе Цвигуна, и у них состоится неприятный разговор о деле Буряце, который закончится ничем. Расследование дела продолжится, а слухи о Галине Брежневой не утихнут. 19 января 1982 года Семен Кузьмич Цвигун будет обнаружен на территории своей дачи в Усково мертвым, с пулевым отверстием в голове. Первый, второй и третий человек в партии — Брежнев, Суслов и Кириленко — некролог не подпишут, но будут стоять подписи Андропова и Горбачева. В сообщении английского информационного агентства «Рейтер» от 21 января будет сказано прямо: «Осведомленные московские круги утверждают, что гибель Цвигуна связывается с именем артиста Бориса Буряце, вхожего в дом Брежнева». И снова посчитают самоубийством, хотя обстоятельства «самоубийства» будут выглядеть как-то очень странно, и об этом сразу же станет известно всей Москве. Будут говорить о кутежах с черной икрой, о роскошных иномарках, самой богатой в стране коллекции бриллиантов, о любовнике Галины Леонидовны — артисте цыганского театра «Ромэн» Борисе Буряце, Бриллиантовом Боре. Станет ясно, что организаторы утечек не были доброжелателями Брежнева, а наоборот, хотели его позиции расшатать и подточить. После смерти Цвигуна, вечером 21 января 1982 года, находящийся в больнице Суслов внезапно почувствует себя плохо, потеряет сознание и 25 января умрет. Обстоятельства смерти М.А. Суслова будут указывать на вероятность отравления. В московских околовластных кругах будут убеждены, что Цвигун застрелился, поговорив с Сусловым о бриллиантах дочери Брежнева Галины, а самоубийство генерала, мол, доконало главного идеолога страны, и смерть Суслова в январе 1982 года ослабит позиции Брежнева и создаст накаленный кризис в верхах. Генсек станет выглядеть более уязвимо как в политическом, так и в физическом смысле. Андропов санкционирует операцию «Каскад» и «Невод». Страну затрясет в от массовых арестов цеховиков и подпольных деятелей теневой экономики. В этот накал политической борьбы особенно тревожным и катастрофическим станет появление предателя, который начинает сдавать и рушить активно действующую с 1972 года сеть научно-технического шпионажа КГБ в странах Запада. В это время проявится более страшная угроза со стороны Северной Америки. В создавшейся международной обстановке объявление экономической войны, которая была во сто крат страшнее, чем вялотекущая, холодная война, и то, что это полноценное, самое настоящее, с непредсказуемыми последствиями наступление на завоевания социализма, сомнений у Доры Георгиевны не вызывали. Страна начала проваливаться в черноту ямы неведения, невозможности и бессилия что-нибудь противопоставить новой западной системе обороны и наступления «звездные войны». В таких условиях перекрытие доступа по линии научно-технической разведки ко всему, что делалось и готовилось делаться на Западе, было равносильно падению в бездну. Страну накрывала тень, как месяц назад, 31 июля 1981 года, СССР накрыло полное солнечное затмение, полоса полной фазы. Началось все рано-рано, июльским утром 31 июля 1981 года над водами Черного моря вблизи турецких берегов, когда затяжным, хмурым утром солнце взошло, закрытое луной. Вместо огненного шара поднялось темное пятно, окруженное неясным сиянием. Была видна корона низко, на горизонте, где вместо солнца — черный круг неосвещенного полушария луны, окруженный янтарным сиянием солнечной короны, языками пламени протуберанцев. Такое явилось на вечерней плотности неба, темного, но не черного. Виднелись несколько ярких звезд и планет. Заревые кольца по всему периметру горизонта с фазами луны разной величины не закрывали солнце полностью, а проходили немного мимо, но и они покрывали практически всю Страну Советов. Потом лунная тень, движущаяся со скоростью сверхзвукового самолета, достигла черноморского побережья Грузии. Высота солнца там была все еще небольшая. Дальше, все с той же стремительностью, лунная тень пересекла северный Каспий, Северный Казахстан, Южный Урал, Алтай, Забайкалье, чтобы выйти в Приморье и, коротко «чиркнув» по Сахалину, уйти в акваторию Тихого океана вблизи Гавайских островов и покинуть поверхность Земли. Пробег лунной тени от Черного моря до Сахалина прошел за 2 часа 55 минут.