— Чем могу оказаться вам полезным? — совсем другим тоном спросил Огюст. — Нам нужно, чтобы ты за две недели, нет, за полторы провел ускоренный курс подготовки наших агентов к работе за границей. Чего-чего, а такого развития событий Огюст не ожидал, поэтому сидел, цепко оглядывая директора и заместителя, пытаясь понять, есть ли затаенный смысл во всем этом. — Так что, сможешь? Наши оперативники натасканы работать на своей земле, в территории, а работа где-то там, далеко, с незащищенной спиной для них в новинку. Они так не заточены! — Да, это так! Я, когда перешел на работу в разведку, почти год провел на курсах SDECE, даже переучиваться пришлось, отвыкать от многих наших навыков. Понимаю вас! А куда направятся ваши агенты? Я же больше десяти лет проработал в Европе, для меня арабский мир так же недосягаем, как и африканский. Южную Америку знаю, сидел даже там в тюрьме! — Нет, предполагается Европа! Ну, не совсем чистая европейская обстановка, но на континенте. — Наверное, Польша? Там назревают события! — по выражению лица заместителя Огюст понял, что снова не попал. — Работать они будут в Москве! — осторожно сказал Марсель и вцепился взглядом в лицо Филона. — Что скажешь? — Ничего хорошего! Нам мало что известно, мы там не работаем! — Мы дадим материалы из агентства[130] Северной Америки. Огюст саркастически ухмыльнулся и встал из кресла. Прохаживаясь по кабинету, он менторски начал говорить, смысл сводился к тому, что ни одна разведка в мире не отдаст никогда ничего стоящего своим партнерам. — Вы что, намерены делиться с американцами? — вдруг неожиданно, прервав себя, спросил Филон. — Ну, это мы еще посмотрим! — протянул Марсель, глянув на заместителя, который поджал губы от вопроса. — Вы, господа, большие мастера контрразведки! Смысл вашей работы — иметь дело с другими разведывательными службами, действующими как в нашей собственной стране, так и против нашей страны за границей. В этих словах весь смысл, все значение! Противодействие разведке! — И что ты хочешь этим сказать? — Марсель согласно кивал, слушая определения старого агента. — Разведка характерна тем, что она принципиально работает незаконно, вне законов международных и на грани и очень часто за гранью законов внутренних, национальных. В разведке, правда, действуют, как в криминальном мире, свои понятия, свои коды поведения, коды взаимодействия. Разведки всех стран имеют неписаные правила поведения. Особенно в период холодной войны или в так называемый угрожаемый период, когда еще не наступили горячие, активные способы ведения войн. — Огюст, мы понимаем то, что ты хочешь сказать, но для чего все это ты говоришь, или ты не согласен работать на нас, на свою старую службу? — Нет, я согласен провести все необходимые мероприятия для ваших ребят, чтобы защитить их, но между разведками возникают так называемые каналы связи, когда на договорных основаниях разведки противостоящих государств контактируют друг с другом, обмениваются информациями. Нужен такой канал! Это будет страховкой! Марсель и заместитель слушали Огюста, словно оракула, а когда закончил, в один голос сказали: — Браво! Браво, Огюст! Марсель хлопнул два раза, аплодируя, и спросил: — Ну, а что же нам делать? — Заиметь такой канал! Может быть, даже через меня! Марсель дернулся от слов Огюста, потом скептически посмотрел на разведчика и сказал: — На следующей неделе едете с ними на наш полигон учебной и боевой подготовки. Он недалеко от Парижа. Подготовьтесь к работе с нашей агентурой. А каналы оставьте в покое! Надо будет, сами установим! Филон усмехнулся и пренебрежительно заметил: — Предполагаю, что, кроме умения отбрасывать полу пиджака и выхватывать револьвер, они больше ничего не умеют. Типа Алена Делона в фильмах! Май 1981 года. Москва. СССР. Меньше минуты потребовалось Люсьену, чтобы зайти в телефон-автомат, набрать номер и спросить по-французски: — Господин Кокиран? Вот только сейчас смог набрать ваш номер! Все был занят, занят… В трубке послышался кашель, и мужской голос ответил: — Вы ошиблись, тут нет Кокиранов! Набирайте правильно свои номера!.. Люсьен, удовлетворенно улыбнувшись, вышел из будки и сказал Мари: — Ну вот, я ошибся номером! Что же нам делать? — Он говорил эту фразу, предполагая, что их не только визуально ведут, но, вполне вероятно, и прослушивают. Этот короткий диалог по телефону определял для Марка, что новый связной прибыл и встреча произойдет в течение трех дней на точке, которую он определил с Даниелем. Не мудрствуя, они выбрали скверик, находящийся рядом с Черемушкинским рынком, где вполне можно было и провериться, и провести ознакомительную встречу. На следующий день он подъехал на автомобиле к скверику и долго изучал окружающую обстановку, зашел боковым входом и начал кружить по аллеям, снова просматривая все. Французов он увидел, еще сидя в машине, однако он не ожидал, что они будут с ребенком. «Это даже к лучшему! — подумал Марк, увидев для себя идеальное прикрытие в самые критические моменты работы, в моменты передачи добытых данных. — Она теперь будет вытаскивать на прогулки своего ребенка, отговорю их использовать няню из УПДК[131]. Пусть сама совершает маршруты, которые я пропишу им. Жаль, что Даниеля не поставили на место связника, для меня и для него это было бы хорошим вариантом! А с этими присланными мне на связь еще предстоит сработаться. С виду вроде квалифицированно проводят контактную встречу. Так! — прервал Марк свои рассуждения. — Ну а где же наблюдатели все же? Никак не могли их выпустить без поводка! Неужели только один экипаж?» Он эту бригаду наружного наблюдения засек сразу же, при первом осмотре. Скорым шагом пройдя и изучив все в округе, он так и не нашел больше никого. «Совсем обленились, сидят в машине и в носу ковыряют. За эти полчаса, что я тут, даже никто не вышел, не прошелся вблизи, не глянул под кусты, сидят себе и в ус не дуют!» С хорошим настроением он уехал с точки встречи, думая, как все удачно складывается. Подход он наметил на завтра. На следующий день, придя на обусловленное место в парке, Люсьен и Мари издалека увидели Приза. Он переходил улицу от магазина «Гастроном» в сторону бокового входа в сквер. По фотографиям это был один человек, а в жизни он выглядел совсем иначе. Французы переглянулись, словно пытаясь понять, куда исчезла сановитость, горделивый поворот головы, пренебрежительный взгляд. К ним приближался плохо одетый, сгорбленный человек, всклокоченные волосы и темный, болезненный цвет лица придавали ему сходство с парижскими клошарами[132]. — Неужели это он? — выдавила из себя Мари. — Да, это он, это высший порядок перевоплощения! Это настоящий агент! Марк медленно приближался к французам. В этом сквере он почти час прочесывал все пространство вдоль и поперек, пытаясь определить наблюдение за связниками, которые так же, как и он, заранее прибыли сюда и сами проверялись не менее тщательно, чем Вьюгин. Все было чисто. Марк понимал, что новый связник еще официально не вступил на свою должность представителя концерна «Томсон-ССФ», и в КГБ нет уведомления на его активное «негласное сопровождение». Из заявки хозяйственного работника из УПДК, копия которой поступила к ним в отдел, с резолюцией о предоставлении технически подготовленного специалиста в группу обслуживания, который будет передавать добытую информацию к ним на анализ и рецензирование. Этот документ ему небрежно дал просмотреть начальник: — Вьюгин, отметьте у себя о будущем получении информации из офиса нового представителя фирмы «Томсон». Новый торгаш привезет наверняка что-нибудь новенькое! Вьюгин после получения информации о прибытии замены представителя концерна понял, что это и будет его новый связной, поэтому безотлучно просиживал у своего домашнего телефона с 21.30 до 22.00, ожидая звонка. Он прозвучал, и, услышав сбивчивую речь на неподдельном парижском жаргоне, Марк понял, что его предложение в далекой Франции принято. После вчерашнего беглого просмотра места контакта со связником готовиться начал за три часа, проводив жену на очередное театрально-богемное мероприятие. Достал с антресолей старые брюки, замызганную рубашку, разбитые башмаки, а из чемоданчика, стоящего сбоку, парик и коробку с театральным гримом. Менять внешность он любил, хотя не так часто приходилось это делать. Еще через час он был готов. Полчаса потребовалось на то, чтобы закрепить походку и выражение лица. Выходя на улицу, он столкнулся с соседом, который дико взглянул на этого бича[133], как бы отдаленно признавая его и в то же время отказываясь признать в этом облике лощеного обитателя квартиры на бельэтаже. Марк удовлетворенно хмыкнул и болезненной трусцой побежал к остановке троллейбуса. Натерев рубашку головкой протухшего лука, он добился эффекта, когда все шарахались от него на улице, а на остановке расступились, когда он врезался в очередь на посадку. У сквера он вышел и начал оценивать обстановку, сразу же выделив около входа на центральную аллею не по-советски одетых людей: мужчину, выше среднего роста с сильно развитой мускулатурой, проглядывающей из-под рубашки с короткими рукавами, и подтянутую, с быстрыми движениями женщину. Марк, иногда оборачиваясь на них, начал обход сквера и улиц, прилегающих к нему, где и заприметил бригаду «негласников» из службы наружного наблюдения, издалека работающих по объекту. Удовлетворенный и обрадованный такой формальной постановкой, он начал выдвигаться к той парочке, которую выделил из числа немногих находящихся в сквере. Разболтанной, слегка развязной походкой Вьюгин направился к ним, широко улыбаясь. Усевшись рядом, на соседней скамейке, Марк весело улыбнулся и спросил, указывая на коляску, где спал полуторагодовалый ребенок Мари и Люсьена: — Не очень шумно здесь для него? Люсьен ответил по-французски, что не понимает его и не знает русского языка, а Мари закивала, подтверждая это. Вьюгин на чистом париго[134] извинился и признался, что ему очень приятно разговаривать с настоящими французами. Мари и Люсьен, моментально вошедшие в роль, засмеялись и придвинулись ближе к оборванцу, на которого оглядывались гуляющие в сквере. Завязалась оживленная беседа на языке, отчего один из гуляющих в сквере сказал своей спутнице: — Поди ж ты! Бич, а шарашит по-французски, как из пулемета! Марк, внутренне довольный, как развиваются события, и в то же время пытаясь сократить время контакта, достал из пластикового пакета только что купленную в «Гастрономе» напротив сквера коробку с зефиром в шоколаде, куда положил, под картонку, листок бумаги, написанный по-французски. Там были скрупулезно описаны все четыре точки предполагаемых встреч в последовательности дней недели на месяц вперед. В конце записки, он не смог удержаться, написал несколько строчек из пьесы Бомарше «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Демонстративно развязал ленточку на коробке, открыл крышку и протянул французам, указывая на проснувшегося ребенка, который сразу же громко заплакал. — Возьмите себе и дайте ребенку! Это очень вкусный и совершенно свежий зефир, только что привезли в магазин! Соблаговолите! — Добавленное в конце слово «сompatissant» по протоколу, который Марк и Даниель подготовили, должно было означать, что происходит передача информации. Это слово, произнесенное почти незаметно, заставило французов принять коробку зефира, на дне которой, под фигурной подложкой, помимо приветственной записки и протокола последующих контактов лежали очередные совсекретные документы. Получив от французов как знак внимания яркую пачку со жвачкой, бич потащился дальше по скверу, периодически взмахивая руками и что-то говоря сам себе. Вьюгин хорошо понимал, что эта встреча никак и нигде не будет отфиксирована, на будущее, в антураже постановки контакта, ребенок в коляске и его мать позволяли рассчитывать на ослабление наружного наблюдения. Об этом он упомянул в протоколе на дне коробки с зефиром, увидев такое обстоятельство еще вчера, при беглом осмотре. Окрыленный успешно проведенным первым контактом, Марк перешел через улицу от сквера в сторону рынка и зашел туда, чтобы провериться. Походив там, он так и не обнаружил за собой слежки, отчего пришел в еще более приподнятое настроение. Под яркой обложкой жевательной резинки лежал лист плотно свернутой тончайшей бумаги, где французы предлагали свои варианты работы по передаче информации. Связники были не профессионалы. «Молодые, неопытные, не понимаю, зачем прислали таких! — размышлял Вьюгин, еще раз оценивающе пробежав убористый текст французских инструкций. — Хотя, с другой стороны, мне легче ломать их будет! Вот еще, сейчас я устрою этому д'Артаньяну, хорошую промывку. Набросал мне установки по системе связи, контактов, встреч, тайников! Добросовестно переписал из учебника по оперработе! Мы так, дорогой товарищ француз, быстро загремим в каталашку! Нет, все же как похож он на д'Артаньяна!» — констатировал про себя Марк, уподобляя образ д'Артаньяна физиономии популярного советского артиста кино из трехсерийного музыкального телефильма по роману Александра Дюма-отца «Три мушкетера», снятого в 1978 году на Одесской киностудии известным режиссером Георгием Юнгвальд-Хилькевичем, но выпущенного на телеэкраны только полтора года назад из-за судебной тяжбы между режиссером, сценаристом и автором песен. Это Вьюгин хорошо знал от жены и ее брата, представителей артистической богемы Москвы. На второй встрече в том же месте через два дня Вьюгин подошел к скверу и увидел, как французы описывают круги по скверу. После позавчерашнего солнечного и довольно жаркого дня подтянулись тучи, и второй день было прохладно, дул сильный ветер, людей на улицах, а уж тем более в скверике было мало, что облегчало доскональное изучение каждого, кто находился там или в визуальной близости. Он вышел им навстречу, когда французы оказались в самой гуще парка, увидев сразу, в каком нервном напряжении те находятся. Вьюгин два дня корпел над системой работы с французами, выстраивая линии на каждую новую встречу, моментальный контакт и прочие оперативные действия. Все это он расписал на нескольких страницах и приложил к новой пачке документов из своего отдела. — Здравствуйте! — Он вышел из кустов. Женщина вздрогнула и сунула руку под куртку, за пазуху. По такому непроизвольному жесту Вьюгин понял, что кое-что они все же смыслят, но больше как специалисты по контршпионажу, но не как разведчики. — Вот здесь все необходимое для нашей работы. Ваши установки не годятся. Там я расписал для вас все. Изучите и уничтожьте. Каждый месяц я буду приносить новые установки на месяц вперед. И когда, наконец, приедет фотокамера, которая была обещана мне еще до вашего приезда? — Камера готова. Перед моим приходом вчера прилетал специалист, и на нашей ближайшей встрече он передаст ее и покажет работу с ней. Мне надо быть на встрече, этот парень не знает французский. Я смогу кое-что перевести! Вьюгин опешил, услышав фразу, что прилетал специалист, да еще не француз. Он понял, что к французам подключилось разведсообщество Северной Америки. — Размер такой, что в кулаке сможете спрятать, а в целях безопасности и точности работы от камеры свисает нитка с иголкой. Расстояние, когда иголка лежит на стандартном листе бумаги, соответствует точному фокусному расстоянию для предельной резкости, а в случае чего непредвиденного всегда можно зажать камеру в кулаке и сделать вид, будто пришиваете пуговицу. Славная вещица! Вьюгин не стал выговаривать своим связникам недопустимость растекания информации о нем, он понял, что французы не сдержали своего обещания и поделились с разведслужбой США. Теперь он будет находиться под постоянной угрозой. Рассчитывая работать исключительно с французами, он знал, что имеет небольшой порог засветки, теперь же, когда информация о нем попала в разведсообщество Северной Америки, уберечься будет трудно. — Завтра во дворе бюро обмена жилой площади, Банный переулок, дом четыре, в 16 часов. Замотивировано, зайдите туда, вроде как интересуетесь обменом, а потом выходите! Я вас понаблюдаю и встречу! — Да, я понял вас! — француз был внешне спокоен, но чувствовалась внутренняя сумятица в мыслях после того, как Вьюгин предложил работать по собственному сценарию. — Эти бумаги скопируйте и завтра привезете! До свидания! — сказал Вьюгин и свернул в боковую аллею.