— У меня все нормально. Этот пакет исследований и доказательств подтвердился и уже полностью входит в нашу разработку. Быстров понял и только спросил о том, знает ли Саблин об этом материале, на что Крейн поспешно сказал, что нет, не знает, но скоро будет в курсе, потому что его тематика напрямую связана с математической теорией релейности в управлении. — Все же эту монографию надо сдать нам! — твердо сказал Быстров. — Хорошо, пусть будет по-вашему. — С этими словами Крейн достал из портфеля папку и осторожно подвинул к Быстрову. — Тогда сделаем хронологию развития событий, которую вы изложите, сейчас и здесь в виде объяснительной записки. Напишите, с чего началось, как развивались отношения с Хассманном, про фото и статью подробно, там же укажите, что сей труд передан на экспертизу, как вещественное доказательство, в Краевое управление, полковнику Быстрову П. С. Сделаем так! — Он сложил все в сейф, дождался, пока профессор, пыхтя и наливаясь краской, закончил объяснительную записку, подписал пропуск профессору и проводил его к выходу. Вернувшись в кабинет, Быстров долго сидел на подоконнике, осмысливая создавшееся положение, потом сел за стол и начал писать рапорт. Позвонил дежурному в приемную и спросил, примет ли его генерал. — Пал Семеныч, — ответил дежурный сразу же, будто ждал его вопроса, — поднимайтесь, генерал ожидает вас! Войдя в кабинет, Быстров неожиданно для себя почувствовал неуверенность в своих мыслях и присел в «исповедальное» кресло, на которое указал, выкинув вперед руку и резко раскрыв свой огромный кулак, сурово смотрящий на него генерал. — Здравствуйте, товарищ Быстров! — Он снял очки и откинулся на спинку стула. — Товарищ генерал! — начал было Быстров, потом махнул рукой и выпалил: — Они еще с зимы начали тут проводить свою операцию! — Давайте подробно и с самого начала. Шо сказал профессор Крейн, какие новые вводные? Быстров с минуту посидел, собирая мысли, потом по мере своего отчета видел, как меняется выражение лица генерала, и с ужасом подумал, что вот здесь, в кабинете у генерала, все и закончится! Это он начал понимать, словно провернулись глаза, и перед ним предстала новая картина, совсем непохожая на то, что было. — Ну, вот так обстоят дела! — заключил Быстров. Генерал поставил кулаки на стол, поднял глаза на Быстрова и, помедлив, раздельно произнес: — Ладно. Мы не будем никуда лезть! — подумав, добавил, просто и внятно: — Не нашего ума это дело! Пусть себе молотят свою копну, а мы постоим в стороне. — Товарищ генерал, они нас подставили под агентуру, а мы что, будем сидеть сложа руки! — Будем! И еще не то будем делать! Не поставили нас в известность — значит, так надо! А мы будем делать вид, отодвинув закон и совесть, и жить по ситуации. Такова доля любого шлемазла[133]! Быстров погладил голову и сказал, как бы обращаясь сам к себе: — И для чего тогда все это? — Павел Семенович, в данной ситуации лучше поменьше задавать вопросов и совсем не отвечать на них. Давайте примем к сведению, и все! Будем работать только с фактами, всплывающими в ходе проработки. Например, эта научная работа. Надо полковнице сообщить об этом. Посмотрим, что она скажет. Он наклонился к селектору и соединился с Дорой Георгиевной. Звякнул местный телефон, Дора Георгиевна подняла трубку и услышала голос генерала: — Товарищ полковник, прошу вас подняться ко мне, незамедлительно. Тут имеется сюрприз! И захватите все документы по операции «Тор». Да, кое-что произошло. Быстров только что пришел. Каштан мысленно быстро прошлась по эпизодам за последние дни, припомнила все моменты конспиративной работы с группой, однако ничего, что могло бы выйти наружу, не зафиксировала. Проверила свой дамский браунинг, расстегнула кнопку стопора кобуры и пошла к генералу. Они, в полном смысле этого слова, тревожно и как-то странно глядели на нее, пока она заходила в кабинет и усаживалась к столу генерала. Нависла долгая пауза, Быстров ожидал действий со стороны генерала, а тот не знал, как лучше начать. Наконец генерал проговорил первую фразу: — Тут вот шо случилось, Дора Георгиевна. Наш профессор Крейн получил весточку от Фернана Хассманна. Ну, вот Павел Семенович более подробно все доложит. Каштан готовилась к критической ситуации, пока шла к кабинету генерала, после такого, интригующе-страшноватого, вызова к Председателю УКГБ по Краю. И хотя она прикидывала варианты, но теперь, оказывается, появилась новая интрига. — Дора Георгиевна, стажерка из Мюнхена, которая, как вы помните, по нашим предположениям, приходится дочерью именно того Фернана, так вот, — Быстров, видя, как нетерпеливо подтверждает все сказанное кивками Каштан, сказал сразу, — она нашла возможность передать письмо и научные труды профессору. Крейн добровольно предоставил их нам, и все эти бумаги сейчас у нас с подробной объяснительной запиской профессора. Не знаю, как лучше сформулировать содержание всего объема, переданного нам, но если говорить в целом, то это — строго секретные результаты разработок филиала концерна ZA по крылатым ракетам повышенной дальности, с гиперзвуковым преодолением. Детальный перевод письма скоро будет закончен, а по первой пробежке там дружеское напоминание о себе, о нем, я имею в виду профессора, о тех днях под Харьковом, поздравления и принятие успехов Крейна в профессиональном разрезе. Есть важный момент, там же в пацифистском духе предложение использовать его материалы для дела Мира, он имеет в виду всемирное разоружение и договор ОСВ-2, в частности. Быстров закончил говорить, все замолчали, обдумывая свалившееся как снег на голову предложение французского разработчика. — Да, это называется, сегодня я сам с собой в разведку не пошел бы! — задумчиво сказал генерал. — Ой, вей! Все было на моем веку, но такого «кецик[134] привоза» не было. Это шо, для глупых или слабоумных такой подарок. — Мы вызвали Саблина, и он наскоро просмотрел материалы, так его мнение таково: французы решили все более остроумно, чем наши наработки. — Быстров предупредительно посмотрел на Каштан. — Саблин подтвердил, что и у нас намечалось движение по такому же пути, но из-за отсутствия электронных комплектующих в разработке этого варианта модели заставили отказаться. Фернан Хассманн решил все это гениально просто, Саблин сейчас глубоко изучает все эти материалы. Что скажете, товарищ полковник? — обратился он к Каштан. — Если дело обстоит именно так, то нас нужно поздравить, к нам в руки попал ценный материал вместе с главным разработчиком. Такого и у меня не было! Тут важно понять все до конца, а не провокация ли это, не ложная ли цель нам предложена? Что Крейн сделал с этими материалами? — Они уже в деле, уже в конструкторской модели. — Быстров достал из папки бумагу и, просмотрев, добавил: — Гелий Федорович получил подарок, о котором можно было только мечтать. Они тоже сели в лужу с этими разработками, как и москвичи. Каштан подумала: «Как некстати этот прорыв с Фернаном! Операция «Тор» идет на всех парах, а тут, на тебе, услужливо предоставляются материалы нового направления! Их же материалы, собственной разработки! Это не внесение глобального материала, а щелчок по носу. Как у Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве»: «От него злодейств ожидали, а он взял и чижика съел! Ну не сворачивать же дело!» А вслух спросила: — Вот вы, товарищ генерал, можете уверенно сказать, эти разработки вписываются в моральные критерии наших противников, или это истеричный порыв бывшего офицера вермахта? — Как говорят в Одессе: «Кто-то имеет держать мене за фраера!» Сомневаюсь я и в первом, и во втором, но есть и третье. Откуда этот француз знает, шо разработкой занимается наш Крейн? Если он это знает, то из каких источников? — генерал коротко глянул на Быстрова. Дора Георгиевна уловила в этом взгляде странный, непонятный ей призыв. Она увидела, как затушевался Быстров и, обращаясь только к Каштан, сказал: — Да! Немаловажно, как удалось провезти строго секретный материал? Дочь Хассманна и секретарь комитета ВЛКСМ университета вступили в серьезные отношения! Разгоняев уже отмечал в своих рапортах, что у них развивается любовный роман. Может быть, это использовать в проработке на предмет источника наводки на Крейна? Генерал исподлобья посмотрел на Каштан, потом на Быстрова, хмыкнул, но ничего не сказал. Быстров снова полез в папку, достал несколько сколотых бумаг и зачитал оттуда несколько предложений. Каштан нервно дернула бровью, она поняла, что генерал предложил Быстрову поделиться деликатным материалом, но тот отклонил это, и спросила, стараясь вписать новую тему: — А если это любовь? Или это оперативная разработка, в чем я сомневаюсь! Но Разгоняеву как-то надо определиться с Бонзой, прояснить, что там у них на самом деле. Ну, а я предлагаю провести встречу с дочерью Хассманна, чтобы узнать об источниках и выяснить обстоятельства провоза такого материала к нам. Генерал и Быстров переглянулись, и Павел Семенович положил перед ним бумагу, где его убористым почерком было что-то написано. — Это мы набросали, пока вы шли к нам. — Предложение Быстрова я полностью поддерживаю, — и добавил, снова ухмыляясь: — В Одессе говорят: «Шоб ви так жили, как прибедняетесь!» Сегодня же начинайте разработку, сами понимаете, время нас торопит. К утру завтра мне на стол. Все, можете быть свободны. Быстров, задержитесь! Вот тут бумаги для вас! Когда дверь за Каштан закрылась, генерал поднялся из-за стола и подошел вплотную. — Почему не стали показывать газету с Крейном? Мои слова и мысли дошли до вас? — Товарищ генерал, ну, нельзя сейчас брать их за жабры, выскользнут! — Откуда такая уверенность? Надо было положить газету перед ней и посмотреть реакцию! — Ну, мы же не в цирке, чтобы смотреть на реакции. Нам нужно понять, а затем уже знать все до конца! Генерал жалостливо посмотрел на Быстрова, пожевал губами и тихо, как будто кто-то еще мог услышать, сказал: — А то вам непонятна вся эта катавасия?! Тут и ежу ясно, шо они спровоцировали все! Начиная от переноса задания по ракетам в Край и кончая этими публикациями. — Это мы так думаем. А что на самом деле? — мягко огрызнулся Быстров и добавил: — Мы видим только часть конструкции, но не понимаем для чего она и какую цель преследует. Генерал весело глянул на Быстрова и, как бы отмахиваясь от его слов, зачастил: — Да, знаем! Уже знаем, если раньше только догадывались, то теперь уже точно можно сказать, шо почем! Разгоняев, получив указание готовить встречу, связался по телефону с Кротовым и на встрече изложил обстоятельства использования его квартиры для встречи с Хассманн. Кротов слегка задумался и решительно отказался: — Не надо бы этого делать при мне, тем более у меня. Ей будет неловко, и она потом, если что случится, будет винить только меня. Не хочу я этого, у нас очень серьезные отношения с ней. — Жениться собрался? — сразу же спросил Разгоняев. — Да, мы уже так решили. Она должна еще получить согласие там, у себя дома, а потом я сделаю ей вызов, она приедет, и мы зарегистрируем брак. Поэтому сам пойми, не хочу я, чтобы допрос вы вели при мне. Неужели не найдется места, чтобы сделать это? — Понимаешь, Гена, мы хотели в привычной, домашней обстановке побеседовать, отнюдь не допрос, только несколько вопросов. — Разгоняев сделал еще одну попытку. Кротов отрицательно покачал головой и сказал, словно ставя точку в этом вопросе: — Нет, ни в коем случае. Не хочу я вмешивать эти дела в наши отношения, да и вообще, контакты с Тони у меня прерваны, он в обиде на меня, что увел девушку у него. Ну, да ты знаешь, я же отписывался по этому вопросу. Мои функции, как говорится, исчерпаны. Я должен выйти из дела. Это было неожиданно для Разгоняева, он, пристально глядя на Геннадия, спросил: — Как это понимать? — Да вот так! — осмелел Геннадий, который уже начал задумываться над тем, чтобы прекратить свои секретные отношения с КГБ. — Не горячись. Подумай, у тебя еще много впереди будет вопросов, которые ты сам, один, не сможешь решить без нашей помощи. Ты дал подписку, которая бессрочна и не подлежит отмене. Ты хоть понимаешь серьезность своего заявления. Ну и что будет с тобой, если ты откажешься сотрудничать? Подумай. Кротов встал, прошелся по комнате, повернулся к Разгоняеву и, не усаживаясь, сказал: — Давай на этом пока остановимся. Мне не привыкать ко всем невзгодам, как ты знаешь, так что мое желание уйти ты получил, а там делайте, что хотите. Всю дорогу мне было неприятно от всех наших дел, а вот сейчас, когда даже просто сказал, стало легче. Разгоняев поднялся и молча пошел к двери, открыл ее и, жестом пригласив Геннадия на выход, сказал на прощание: