— Вот смотри, этот перевод обзорной справки от наших коллег из ГДР, Министерства государственной безопасности. На этот запрос Саблина через Центральный аппарат комитета был оперативно получен ответ, правда, там возникли определенные вопросы ко мне по поводу моего запроса, вопросы на запросы, как вам это нравится, может быть, в этом что-то есть, потому что ответить точно и по существу я не смог! Быстров немного помолчал, словно взвешивая сказанное, а потом менторским тоном продолжил: — Мне все же удалось убедить в целесообразности моих запросов, делая как бы в дополнение, и вот, — Быстров вытащил из папки лист бумаги и зачитал перевод, — то, что вы помогли получить из МГБ ГДР, из Главного управления «А». — По сведениям внешней разведки Министерства госбезопасности ГДР, нам был представлен весь путь господина Хассманна. После войны и недолгой работы в Лейпциге он переехал в ФРГ и вернулся в радиотехническую лабораторию, которая затем была передана оборонной промышленности. Еще через несколько лет он уезжает на свою историческую родину в Эльзас и возвращает гражданство Франции. Там его следы уже были не настолько отчетливы, тем не менее есть данные о том, что он женился и переехал на Лазурный Берег, где у его жены небольшая собственность, доставшаяся по наследству от родителей. Комплекс среднеоптовых складов алкогольной продукции с подъездными железнодорожными путями, который обслуживал практически все побережье, а также любые территории Европы. Доходность была не высока, и он устроился в небольшую научно-исследовательскую лабораторию, которая находится где-то на побережье, в горах. Раньше эта лаборатория являлась составной частью «Общества исследования баллистических ракет», а позже влилась в концерн Zenith Aviation. Хассманн проявил себя талантливым специалистом, как было написано, и вскоре возглавил всю разработку необходимых комплексов для ракет. Несмотря на большой объем работы, он всегда находил возможность посещать семинары, где выступал с новыми научными разработками, удивляя научную общественность неожиданными поворотами своих математических рассуждений и выводов. Все его работы были главными, определяющими в системе французских ракетно-ядерных сил. Как вам это, товарищ полковник? — Быстров поднял глаза на Дору Георгиевну и слегка улыбнулся. — Да, да, да! В каком-то эпизоде у меня проходил человек департамента, который мало чего знал, но обмолвился о главном разработчике систем, которого назвал Фернан Хассманн. Больше выходов на этого Фернана у меня не было. Косвенно выяснили, что филиал концерна Zenith Aviation находится в Cote d'Azur (Лазурный Берег), где-то высоко в горах. Может быть, в районе Vallee des Merveilles (Долина Чудес). — Вот, смотрите! — Каштан подняла карандаш и, помахивая им, продолжила говорить: — Этот контакт с Фернаном был до начала разработки. — Она ткнула кончиком карандаша в схему вверху листа. — А потом был длительный перерыв. Когда же была образована производственная группа, математическая поддержка досталась группе под руководством профессора Крейна. Это было априори. Он много и качественно потрудился, еще ранее его математическая модель траектории полета и подтверждение о прохождении баллистических ракет в топологии пространства, ну и так далее… Это заметно не только для нас, но и для них. Он давно уже в картотеке НАТО и всех спецслужб как секретоноситель высшей категории. — Влад сообщил, что пришло приглашение Крейну на математический симпозиум в Италии. С ним может отправиться опытный офицер, хороший физик, неоднократно выезжал с делегациями, человек опытный и осторожный. — Быстров достал сигареты и закурил. — У нас нет претензий к его работе. Мы можем там посмотреть, кто выйдет на него. Определим контакты. — Думаю, что сейчас не тот момент! Времени нет. Надо бы попридержать пока, или есть другие мнения? Приказ № 0073 «О выезде за рубеж секретоносителей» не отменен. Подумайте. Неожиданно Саблин, стоявший в задумчивости, неуверенно сказал: — Хассманн. Мне кажется, я припоминаю. Точно, из давно забытого то, что уже плохо помню, но, к слову сказать, ассоциация у меня возникает только на «Теорема Хассманн». Помню, я тогда еще писал дипломную работу на факультете, и у меня в качестве базовой системы доказательств проходила эта формула. Да, точно, сейчас я постараюсь вспомнить, Хассманн — французский математик, из школы математической теории импульсных датчиков реле и систем управления, математическое обоснование и построение технологической модели. Вот что я помню про него, точно, ну, может быть, там был другой Хассманн. — Нет, вы, Влад, не ошибаетесь. Это именно тот Хассманн, который работал в радиолаборатории и который, по всей вероятности, взял опекунство, смог развить у мальчика интерес к точным наукам: математике, физике и прочим прикладным наукам. Вот так обстояли дела у нашего профессора. — Быстров замолчал, оценивающе посмотрел на Саблина. — Вы когда возвращаетесь «в поле»? — Должен быть к вечернему коллоквиуму. — Влад вздохнул и посмотрел на часы. — Через полчаса выдвигаюсь туда. Я еще хочу доложить о моем телефонном звонке к «вору в законе» Валерию Ищенко. Как вы сказали, Павел Семенович, для продолжения контакта, я ему сегодня утром позвонил… Саблин растерялся, увидев, как изменился в лице Быстров, который громко кашлянув, прервал его. — Ладно, это не существенно! Идите Саблин в математическую группу, там будет больше полезного, чем ворье! — Слушаюсь! — недоумевая, Саблин вышел из кабинета. Дора Георгиевна повернулась к Быстрову и тихо спросила, иронически улыбаясь: — Рвете информацию? — Да, ну, что вы! Просто это действительно несущественно. Был контакт в милиции у Саблина с этим Ищенко, тот предложил общение, а я только сказал отзвониться этому криминальному гражданину и отложить любые контакты на далекое будущее. — Ну, ну! — Дора Георгиевна вышла из кабинета, хорошо понимая, что Быстров отделил от нее какую-то важную часть информации, выдернул прямо из-под носа. Глава 2. Краевой центр. Управление КГБ. Подарок с Запада / Стажерка из ФРГ / Предложение Кротову Ноябрь 1977 года. Краевой центр. Профессор Гелий Федорович Крейн остановился посреди кабинета Быстрова и недоуменно огляделся. Павел Семенович предложил ему сесть, взял стул и придвинул ближе к приставному столику. Они посмотрели друг на друга. Быстров открыл папку, перебрал бумаги, достал одну из них. — Вот здесь находится документ, который я хотел вам показать и соответственно услышать ваши комментарии. Этот документ мне прислали из Министерства государственной безопасности Германии, куда я обратился с запросом по поводу Фернана Хассманна. Вы, наверное, помните такого? Гелий Федорович засопел. Поморгал глазами. Потом тихо сказал: — Да. Я знаю такого. Я помню, я знал такого человека. Он спас меня. Когда я был еще совсем ребенком. Он показал мне мои способности, которые развил и которыми я сейчас пользуюсь. Фернан выдающийся математик и физик. Радиофизик в своей исключительности, он не то чтобы поразил меня, а заразил, он просто открыл новый мир. Этот мир называется миром точных наук. Письмо, которое вы мне хотите предложить! Это что? Данные на него или данные на меня. Нет? Быстров взял документ в руки, пробежав глазами, сказал: — Нет, это документ. Только лишь. Констатирует жизнь и деятельность Хассманна, если так можно выразиться. После войны. Это то, что удалось найти нашим товарищам из ГДР. Вероятно, вы не знаете, что верно, а что нет! Так вот, он родом из Эльзаса. На момент войны он был призван служить в армию из научной лаборатории под Мюнхеном. Прослужив до конца войны в технических войсках, он вернулся в Германию, был под следствием, которое успешно прошел, так как был всего-навсего техническим работником. Это вы хорошо знаете и помните. — Я же вам и говорю, что к войне он имел косвенное отношение! — профессор заволновался. — Я занимался и вашей биографией. — Павел Семенович достал другой лист бумаги и положил перед собой. — И вот все это вылилось в эдакое исследование только лишь потому, что вам передали разработку главной составляющей комплекса межконтинентальных крылатых ракет, системы наведения и навигации. Вы знаете, о чем я говорю. Гелий Федорович наклонил голову и громко засопел, совершенно не замечая, что звук был на весь кабинет. — Вероятно, вы не знали об этом, но Фернан вернулся в свою лабораторию под Мюнхеном, где проработал какое-то время. Там он защитил свою научную работу, а потом эмигрировал во Францию, в Эльзас, откуда переехал на Французскую Ривьеру, женился. У него двое детей. Ему предложили возглавить группу в закрытом научно-исследовательском институте, филиале «Общества изучения баллистических ракет», который позже перешел под юрисдикцию концерна ZA. Этот филиал находится в горах и является сильной структурой, которая разрабатывает практически те же самые параметры и варианты, что и ваша группа для крылатых ракет. То есть я могу уверенно сказать, что вы занимаетесь одним делом. Только он во Франции, а вы здесь. Должен вам сказать, что успехи во Франции неоспоримые по точности и по управляемости подобного рода летательных средств. Мы, конечно, об этом сейчас говорить не будем. Мы сейчас застолбимся немножко на другом. Как вы думаете, это было совпадение или нет? То, что предложили вам и вашей группе. Предложили разработку данной тематики. Как вы думаете? Связано это с тем, что Фернан хорошо владеет материалом, исследование которого превосходит ваши исследования или?.. Гелий Федорович засопел еще сильнее, поморгал глазами и сказал: — Простите, я не знаю, как вас зовут. Вернее, не запомнил. Но я могу сказать первое: наше исследование не хуже, чем французское, может быть, у каждого из нас разные математические составляющие, пожалуй, даже получше то, что касается предварительного вноса в конструировании и технологическом изготовлении. Здесь, как говорится, они впереди планеты всей! Тут я уже ничего не могу сказать, может быть, у них лучше! Не знаю. Ну что, собственно, вас так беспокоит, если они занимаются тем же делом? Идут в том же направлении? И насколько я знаю, как нас информирует наш куратор группы, ни у них, ни у нас крылатки не летают так, как должны летать. Мне просто не понятно, какова цель нашего разговора? Для чего нужно? Быстров помолчал, затем достал материалы, которые подготовил Саблин, и разложил их перед профессором. — Ну, а это как понимать? Растолкуйте мне, что это все значит? — сказал Быстров, прохаживаясь по кабинету. Профессор, не трогая разложенные бумаги, сняв очки, почти носом уткнувшись в них, долго изучал, потом откинулся на спинку стула, протер очки, надел их и смущенно улыбнулся: — Ну, вы и даете! Это же надо, раскопать наши с Фернаном пикировки по научным разработкам за столько лет. Я даже догадываюсь, кто мог такое сотворить. Это Владислав Саблин? Быстров насупился и сел напротив Крейна, еще даже не зная, как лучше спросить, но профессор сам продолжил: — Да, эта заочная научная дискуссия продолжалась несколько лет. Мы помогали друг другу в поисках математической истины. Впервые, когда я работал над математической моделью полета баллистических ракет и мне приносили в институт математики все, что печаталось в журналах по всему миру в этой области, я обратил внимание на тему одного француза. Вначале была заинтересованность в его ортодоксальной выкладке, а обратив внимание на подпись «Ф. Хассманн», до меня дошло, что это тот самый оберлейтенант из радиотехнической лаборатории аэродрома под Харьковом, который помог мне тогда, во время войны, выжить и даже больше — найти себя в этой жизни. Профессор остановился, поглядывая на Быстрова, и рукой придвинул стопку пожелтевших журналов математического вестника начала пятидесятых годов. — Вот именно, это и есть та самая статья. На нее я отправил комментарий со своими программными заявлениями о тупиковом направлении этих разработок. Эту заметку о моем математическом видении данной проблемы напечатали, и я начал номер за номером просматривать каждый выпуск, чтобы не пропустить ответ Ф. Хассманна. Ждать пришлось недолго, через два номера появилась его рецензия на мои замечания и предложения, только там, в самом начале, была фраза, которая обозначила и объяснила все! — Профессор остановился и достал из портфеля потрепанную записную книжку, полистал и нашел. — Это, чтобы не искать в журналах, я себе записал. Он пишет, что, работая в радиотехнической лаборатории аэродрома дальней авиации в годы войны, он обратил внимание на один парадоксальный эффект в радиолокации, объяснения которому он в те годы получить не мог, и вот только сейчас, после долгой и упорной разработки, он может поделиться с друзьями своими выводами. Эту фразу я полностью принял на свой счет. Это было обращение ко мне и прояснение того, кто такой этот Ф. Хассманн. Быстров, в крайней степени удивления, слушал рассказ профессора, но никак не мог понять только одно обстоятельство: — А как Ф. Хассманн понял, что вы тот самый хлопец, его ученик в радиолаборатории? — Во-первых, я использовал не математический термин в своих статьях, там одно слово, которое любил все время повторять Фернан, это «айншайненд», «по-видимому, видимо, должно быть», «anscheinend» по-немецки, и мы привыкли употреблять это слово еще тогда. Во-вторых, я написал ответ на его статью и упомянул, что сталкивался с таким непонятным явлением в Харьковском политехническом институте и там опубликовал реферат по этой теме, выдержки из которого приводил в статье, аргументируя свои заблуждения и свои находки. Вот так я намекнул, что я — это я. — Лихо! Пароли, ключевые слова! Как в шпионском детективе. — Быстров понимал, что все то, что сказал профессор, разворачивалось месяцами, годами и так быстро происходило только в разговоре. — Ну, вот так и пошла наша заочная переписка, научный обмен. Выехать на любой международный симпозиум мне не было разрешено, как секретному разработчику, или, как вы пишете у себя, «секретоносителю». Вот и пришлось таким образом обмениваться идеями и мыслями. Профессор немного помолчал, давая возможность усвоить всю конструкцию отношений между ученым за «железным занавесом» и свободным, западным, этому в целом умному и тактичному сотруднику органов, как он воспринимал Быстрова. И повинуясь этой проявившейся симпатии, вдруг сказал такое, отчего в кабинете образовалась тревожная пустота. — Слушайте, вы же сами просили меня позировать перед ключевыми формулами, изображать на лице творческий процесс, сказали, что по этим фотографиям и очерку в газете меня по настоящему оценят исследователи в этой же области, что необходимо как мне, так и вам! Быстров, слушая Гелия Федоровича, в плоскости той темы, ради которой пригласил к себе в управление, не сразу понял его, а когда понял и провернул слова профессора в голове, вот тогда-то и повисла тишина. — А кто вам это говорил и когда? — поперхнувшись, спросил Быстров, лихорадочно прикидывая всевозможные варианты, но ничего понятного для себя не находил. — В конце зимы приехал из столицы корреспондент молодежной газеты, когда мы получили новое задание по крылатым ракетам из Москвы. Мы долго с ним разговаривали, потом фотографировались. Вот он и сказал мне, когда попросил изобразить на доске формулами ключевые моменты нашей работы по теме. Я ему сказал тогда, что это выброс наружу секретной информации, а он мне сказал, что так необходимо сделать. Показал удостоверение КГБ. — Гелий Федорович немного испуганно смотрел на Быстрова, отчаянно пытаясь понять, что же произошло. — А у вас есть экземпляр той самой газеты? — спросил Павел Семенович, даже не надеясь, что вот сейчас сможет увидеть. — Да, у меня с собой есть экземпляр. Я тогда купил несколько газет. Бегал по городу от киоска к коску. Молодежную газету быстро раскупают! — Он порылся в портфеле и достал завернутую в глянцевый лист бумаги газету. Осторожно развернул и положил перед Быстровым. Павел Семенович моментально схватил взглядом блок с тремя фотографиями, на которых Гелий Федорович то, подняв руки вверх к доске с формулами, то, проговаривая что-то, позировал на фоне исписанных формулами и таблицами досок. Все было ясно, читаемо и, на взгляд Быстрова, пробивало даже непосвященного человека. Статья была обо всем и ни о чем, в лучших традициях советского газетно-информационного штампа. — Гелий Федорович, а почему мы ничего не знаем об этом? — спросил Павел Семенович, и ему стало неудобно за этот вопрос. Профессор развел руками, дескать, меня-то чего спрашивать, это все ваши дела, но добавил: — Я предупредил этого корреспондента, что «КрайЛит» не пропустит материал, а он только усмехнулся и сказал, что еще и сами поднесут подписанный к выпуску материал! Потом он взял с меня подписку о неразглашении. Я так понимаю, что я ничего не нарушил, все идет от вашей организации и внутри нее, так что… — Нет, нет! — заволновался Быстров. — Все в порядке. Товарищ был из Москвы и не посчитал нужным проинформировать нас, да это и неважно! Теперь постепенно начали проступать контуры всей фигуры концепции, в которой была заложена и эта газетная публикация. Вместе с частичным просветлением он внезапно понял, для чего приехала по частной стажировке дочь Ф. Хассманна и что за рукопись лежала в портфеле у профессора, когда Саблин ненароком или по воле профессора увидел ее. — Дочь Хассманна привезла вам материалы? — вырвалось у Быстрова непроизвольно вслед за мыслями. Профессор растерялся, но не подал вида, отвернул голову от Быстрова и уставился в угол кабинета, потом, как бы решившись, сказал: — Да, привезла монографию, практическое исследование. Даже разработку со всеми алгоритмами, графиками, формулами и всем, всем, что необходимо для нашего проекта. А вы говорите не важно! Именно после этих публикаций в газете и на телевидении приехала дочка моего друга и наставника по науке. — Ничего себе! — с нескрываемой злостью воскликнул Быстров. — Так что же вы молчали, пока я сам вас не нашел, с вашим контактом на Западе? Вы должны были сообщить хотя бы в особый отдел университета о полученных материалах. — Прежде чем информировать вашу организацию, я должен был проверить скрупулезно, шаг за шагом все рассуждения, выкладки, системные разделы, статистику и прочее, прежде чем принять в работу! Да и все знала ваша организация! Для этого и готовили фотографирование и статью! — обиженно запыхтел профессор, его лицо стало ярко-красным, и Быстров обеспокоенно спросил: — Что с вами! Вам не нужен врач? Может быть, вызвать? Профессор замахал руками, отказываясь, достал лекарство из портфеля и закусил таблетку.