Они разошлись, Марта пошла вперед, к центру, а Люк свернул в сторону стадиона. Слежка была качественная, и Люку пришлось побегать по кварталу, что бы ее сбросить. У него были заранее подготовленные сенегальским диверсантом Тони заготовки ухода от наблюдения, которые он старательно исполнил, качественно оценив его изобретательность. Вот только не знал Люк, что, сбросив наблюдение местной семерки, он остался открытым для группы Доры Георгиевны. Офицеры, хорошо зная стиль работы французов, не отвалились, а довели его, Марту и примкнувшего по дороге Колю до дома Виктора Ефимовича, где они зашли в соседний двор, присев в беседке, время еще было до назначенного часа встречи, и вот тут! Люк сначала уловил, а затем отчетливо понял, что они под наблюдением. Вначале он даже не поверил. Только что они с Мартой, используя дополнительную схему отрыва, ушли от наружки, но именно сейчас, в какое-то мгновение, он явственно понял, что его ведут, но как-то по-другому. Это чувство осознания качественной слежки уже было у него тогда, в день приезда Коли из Москвы, у пролома в стене общежития, и вот теперь снова. «Вот, черт побери, у меня уже начинает развиваться паранойя! — подумал он, слушая вскользь, о чем говорили Марта и Коля. — Ну, не может быть! Мы чисто ушли от наблюдателей, проверялись. Откуда может быть это?» Люк не ошибался, офицеры из группы полковника Каштан цепко держали стажеров, на два хода вперед просчитывая их действия. Однако вот сейчас небольшая оплошность одного из них привела к тому, что француз засек их экстранаблюдение, но не поверил. Они сняли минутное сомнение Люка. Французы на ходу попрощались с Колей, который что-то обиженно сказал им, и, бросив взгляд на «буханку», которая своим долгим присутствием во дворе стала привычным интерьером, зашли в подъезд дома. Через два с половиной часа стажеры вышли из подъезда, как-то не совсем определенно пошли сначала в одну сторону, потом вернулись и двинулись в сторону общежития. Виктор Ефимович слышал, как захлопнулась дверь за французами, но продолжал сидеть в кресле, откинув голову на спинку, неподвижно и безучастно. Отстраненно видел себя, ощущал тело, руки, голову, но в то же время он был как бы полумертвый. В голове медленно текли мысли, но все только так, поверхностные, а главная и самая страшная так и оставалась не провозглашенной в реальном сознании. А она-то и пугала его больше всего. Вербовка прошла быстро. Люк разложил перед ним фотографии, полученные в резидентуре, и сделал жест правой рукой снизу вверх. — Ну и что это? — спросил Виктор Ефимович, он уже понимал, что попал в нехорошее дело. — Это вы получаете гонорар, это пересчитываете деньги, это вы в Москве фарцуете, вот это показания вашего приятеля оттуда, с которым у вас постоянная связь и который, как он пишет, вывел вас на вербовку спецслужбами Франции в Москве. Здесь с нами вы просто продолжаете свою работу агента, как это явствует из фотографий. Полный комплект компрометирующих материалов[130]. — Это же вранье! Ложь! — взревел Виктор Ефимович, но поняв, что факты неопровержимы, уже тише, но угрожающе, спросил: — И что вы хотите? — Мы хотим, чтобы вы нам помогли только в одном деле. Это связано с вашей работой в бюро. Нам нужна вся информация по «Болиду». — Да вы что! Я же простой нормировщик, и у меня нет никакого доступа, ни прямого, ни кривого! Я не могу ничего получить! — Не волнуйтесь! Мы подготовили для вас протокол необходимых мероприятий, чтобы все попало к вам. — Это каким же образом? — Давайте оформим на бумаге наши отношения, а потом я ознакомлю вас с планом необходимых действий. — Не буду ничего оформлять! — почти взвыл и замотал головой Виктор Ефимович. — Тогда это все пойдет в КГБ! — Люк сгреб фотографии и бумаги со стола и положил в коричневый почтовый пакет. — Вот в таком виде он и придет туда! Виктор Ефимович испугался. Последствия для него, попавшего в такие обстоятельства, были катастрофическими. С таким трудом сделанная карьера, от простого учетчика до начальника отдела, могла сразу и закончится, погонят в шею, а затем и дело об измене Родины. Он похолодел от страха при этой мысли, тошнота подступала к горлу, в глазах замелькали искры. Виктор Ефимович запаниковал. — Давай мне время подумать! — сдавленно прошипел Виктор Ефимович. — Нет для тебя времени! — А я говорю, дай время, пидор французский! — Виктор Ефимович перешел на матерный язык, чем вызвал легкую, ироничную усмешку у Люка и откровенный смех Марты. — Ты чего смеешься, сука гнойная, падло, сгниешь изнутри! — и вдруг резко остановился на этих словах, поняв, что для него все пути отрезаны, сник и остановился поливать матом, теперь он находился в полном ступоре. Люк подвинул лист бумаги и начал диктовать. Думать о себе, как об агенте иностранной разведки, Виктор Ефимович еще пока не привык, но чувство страха и безысходности после ухода французов стремительно и беспощадно переросло в панику. Еще через пять минут он уже дрожал всем своим полным, холеным телом. Встал, с трудом передвигая ноги, налил водки из бара и выпил полный стакан, включать аппаратуру было тошно, и он снова сел на прежнее место. Инструкции, переданные устно Люком и прокомментированные Мартой, были удивительно просты. Виктор Ефимович и не догадывался, что над этими протоколами его поведения и действий на предприятии работала лучшая группа специалистов разного профиля, которую возглавлял главный аналитик SDECE. В «Централь» выводы о возможности Виктору Ефимовичу получить доступ к секретной документации были неутешительные, он не имел, да и никогда не будет иметь такой возможности, однако при определенной работе по подготовке ситуации внутри предприятия он может получить все. Виктор Ефимович так поначалу и строил свои слабые попытки отбиться от шантажа французов, дескать, что толку! По роду работы и близко не подпускают к чертежам и технологическим картам. В этот момент и прозвучал этот план, придуманный завотделом в Москве и изощренно отточенный в далеком Париже. Теперь Виктор Ефимович понял, что ему не уйти от французов, от их спецслужбы и придется выполнять все условия. Чуть позже, когда он выпил еще и уже сильно пьяный, расхаживал по комнате, в голову пришла мысль, что надо взять и сдаться. Пойти в свой особый отдел, к майору Шеремету, и поднять руки, дескать, вот я, агент иностранной разведки, берите меня! Но, представив себе эту картину и что потом последует, Виктор Ефимович начисто отказался сдаваться в своем родном «КБхимпром». Вот тогда внезапно он вспомнил разговор во дворе со своими ребятами о том случае, когда человек в синем халате вломился в строгую комнату при проходной. Позже он проверил это, и, когда Кротов в очередной раз напросился к нему приехать и переписать на магнитофон новенькое, или, как они говорили между собой, «писануть» музон, Виктор Ефимович выставил Семена на опознание в беседке, у подъезда, который и подтвердил, что в комнате был именно Кротов. Виктор Ефимович умылся, переоделся и пошел к нему. Адреса он не знал, но однажды заходил, уступив настойчивым просьбам глянуть и послушать технику Геннадия, так что квартиру нашел по памяти быстро. Было поздно, но за дверью квартиры слышалась негромкая музыка. После звонка дверь отворилась. Кротов, едва сдерживая удивление, пригласил его зайти, обеспокоенно вглядываясь. — Что случилось, Виктор Ефимович? — спросил он, пропуская его в квартиру. — Как вы нашли меня? Виктор Ефимович прошел вглубь и сразу повернул на кухню, Кротов пошел за ним. Там они сели за столик, и гость спросил: — Ты один? Совсем уже удивленный Кротов кивнул, достал из холодильника бутылку водки, рюмки и налил. Молча выпили. — Я вот чего пришел, Геннадий! Ты уж извини, что так поздно! — Он снова налил и выпил один. — Ты вроде нацелился забрать у меня мой магнитофон? Так вот я по этому поводу. Геннадий начал понимать Виктора Ефимовича, но чувствовал, что это не цель визита. — Да, была такая идея, но не сейчас. Круто изменились планы. Собрался жениться. Да и родители из Магадана уже не шлют деньги, как раньше. Они все вкладывают в строительство «Магаданского квартала», теперь уже в свою хату, так сказать. Виктор Ефимович, как смог заметить Кротов, был не особенно огорчен таким поворотом. Налил еще водки, они чокнулись, выпили, и вот тогда прозвучало то самое, что поставило на свои места и поздний визит, и состояние гостя. — Гена, ты, как я знаю, работаешь с органами! Не мог бы ты мне помочь в одном деле? — вдруг сказал Виктор Ефимович и глянул прямо в глаза Кротову. — Да вы что, Виктор Ефимович, с какими органами? Я работаю только по линии комсомола, как вы знаете, в университете, а больше никаких органов я не знаю! — достаточно твердо и внятно заявил Кротов, памятуя указания своего куратора никогда и нигде не признаваться о своей тайной работе на КГБ. Виктор Ефимович махнул рукой, пьяно ухмыльнулся и сказал уже заплетающимся языком: — Да ладно! Мои пацаны засекли тебя в комнате особого отдела, у меня на предприятии. Скажешь, случайно мимо проходил? — Да что вы, они спутали меня с кем-то еще! Да и что это за комната пыток такая? Впервые слышу! — Ладно. Понял. Не дурак! — Виктор Ефимович действительно понял, что здесь у него не проедет, поэтому налил еще, только себе, выпил и пошел к выходу. Кротов бросился за ним и уже в прихожей спросил: — А что случилось? — Случилась беда, вот и пришел к тебе за помощью, но помощи не получил. Ценю стойких чекистов! Оставайся таким, но не навсегда, кто знает, что может случиться и у тебя! — Он повернулся и вышел. Кротов подождал, не закрывая дверь, пока не хлопнула дверь в подъезде, и закрыл свою. На следующий день рано утром, сидя в машине своей группы, Дора Георгиевна слушала весь вербовочный диалог между французами и Виктором Ефимовичем. Она еще раз вернула магнитофонную ленту и включила эпизод концовки. — Да, признаться, здорово они слепили макет! — Каштан сняла наушники и достала свой блокнотик. — Практически они взяли его голыми руками. Она долго помечала в своем блокноте, потом положила его в сумочку и откинулась на спинку кресла. В машине было душно, но стекла не опускали. — Что дальше? — спросил Егор Подобедов, сматывая шнуры и закрывая магнитофон. — Будем вести или делаем акцию? — Готовим акцию, пока он не наломал дров! — Дора Георгиевна слегка улыбнулась. — Вот и началось. Теперь мы знаем внутреннего агента ТФП, но не знаем, каким образом, что и в каком объеме он заберет. Сегодня же, после работы, делаем негласное задержание Федорова и начинаем работать. Место подготовили? — Да, крайкомовские дачи. Одну выделили нам. Я сам выбрал. Сейчас не сезон, уже зима скоро, там никого, кроме сторожа. Это что, начинается «карусель», или будет что-то другое? — попытался прояснить обстановку Егор. — Будет то, что будет, Егор, — она устало посмотрела на него, — мне еще самой не все ясно. — Да, заваруха началась! — Егор не представлял себе все ходы развития, поэтому продолжал делать попытки прояснить дальнейшие действия. — Мы знаем теперь эту диспозицию, главное, взять его быстро и незаметно, чтобы не наделал глупостей! — Она немного подумала, прикидывая еще раз всю сцену вербовки. — Хотя, сама слышала, истерики не было, а все было приглушенно, задавленно. То ли нервы у него, как канаты, то ли у него мгновенно созрело решение. Пристально ведите его! Мне надо разобраться в этом вербовочном эпизоде и его последствиях. Дора Георгиевна уже имела сообщение своей группы, что Виктор Ефимович вчера, поздним вечером, был замечен на адресе Бонзы, который посещает и Николь Хассманн. — Так, ладно! Сейчас в управление, оперативная планерка, как всегда, в девять утра. Потом я займусь установкой причины его вчерашнего визита на квартиру к нештатному сотруднику местного управления. В обеденный перерыв, как обычно, пересечемся и еще раз проверим готовность работы с Федоровым. Мне не совсем все ясно! Каштан пока не могла точно определить мотивы и цели этого вечернего визита, как и сам факт знакомства с Кротовым. После планерки, просматривая материалы, она наткнулась на рапорт об эпизоде, когда произошла расшифровка Бонзы во время встречи с Разгоняевым на конспиративной комнате «КБхимпром». Личность человека в синем халате, во избежание непредвиденных обстоятельств в будущем, была установлена. Установщики вложили справку о дружеских отношениях между ним и Виктором Ефимовичем, и конечно же это именно он сообщил факт связи Кротова с сотрудниками КГБ. А то, что он уверенно пошел на квартиру к Бонзе, указывало, что они были знакомы. Проступила очевидная логика поведения Виктора Ефимовича. После вербовки и получения задания от французов он в панике искал выхода на гэбэшные структуры. Первым в списке, менее страшным, чем прямой контакт с особым отделом или Краевым КГБ, стоял Кротов, который мог, как бы по-дружески, свести с людьми из органов государственной безопасности. Этого не произошло, Кротов начисто отрицал свои связи с КГБ, теперь Виктор Ефимович должен был пойти по более тяжелому и страшному для него пути, напрямую информировать органы о своей вербовке или затаиться. Чтобы упредить его действия, которые могли произойти в любой момент, Каштан после полудня при встрече с Подобедовым дала окончательный приказ на негласное задержание Федорова. В управлении она, получив два листа автобиографии, написанные Кротовым собственноручно, и отчет Разгоняева, где вчерашняя тема о расшифровке агента Бонзы Виктором Ефимовичем не поднималась, положила эти документы в новую папку, написав название «Хром». Работать с ними сейчас она даже и не рассчитывала. Сегодня через час планировалось негласное задержание Виктора Ефимовича, сразу же после окончания его работы. Вся группа выдвинулась к проходной КБ к пяти часам. Колеса автомобиля «Жигули», который подвозил его как на работу, так и после нее, были заблаговременно пробиты, оперативники рассредоточились и вели наблюдение, Дора Георгиевна и руководитель группы сидели в машине. — Вот он! — сказал Егор Подобедов, который уже второй день наблюдал за объектом. Двое мужчин вышли из вестибюля проходной и пошли к «Жигулям», но, подходя ближе, их темп ходьбы падал: машина стояла, осев на три колеса. Хозяин машины подбежал и начал осматривать, говоря Виктору Ефимовичу, но тот махнул рукой и пошел в сторону остановки автобуса. Егор вышел из машины и тоже двинулся в сторону остановки, остальные собрались в машине. Издалека было видно, как подошел автобус и руководитель группы с Федоровым скрылись в нем. Машина с офицерами и Дорой Георгиевной двинулась следом. После того как миновали большую транспортную развязку около сквера и здания цирка, автобус остановился и оттуда вышел Подобедов и Виктор Ефимович с растерянным выражением лица. Машина подкатила к ним, все напряженно ждали. Егор жестом предложил Федорову сесть, и машина рванула в сторону шоссе, которое вело за город. — Давайте познакомимся! — любезно предложила Каштан, обернувшись с переднего сиденья. — Прошу вас? — Виктор Ефимович! — он с трудом произнес, пытаясь прийти в себя, но это ему никак не удавалось. Достал платок, чтобы утереть обильный пот на лице, но не удержал, и он упал.