— Ну, зачем же убивать! Мы поступим следующим образом. Сейчас мой коллега сделает тебе предупреждение, мы оформим это дело протоколом, который ты подпишешь. И на этом, на первый раз, все для тебя и кончится. Ты понял? Он пристально смотрел на Немецкого, а когда увидел, что до того дошло, облегченно вздохнул, добавил: — Вот и хорошо, давай-ка, мы все запишем, прочитаем, подпишем и поедем домой. Коля облегченно вздохнул, когда все бумажные дела были закончены, районные комитетчики аккуратно сложили все бумаги в кожаную папку и ушли, подмигнув, а милиционеры, переоформив билет, посадили на проходящий поезд. Краевой центр. Октябрь 1977 года. Паника возникла стихийно, непредсказуемо. Словно взорвалось что-то и полетело все быстрее и быстрее, поднимая вихри и взрывая атмосферу. Так почувствовал Люк, зайдя на вокзал и не увидев среди приехавших пассажиров обусловленного поезда, Колю. Он побродил в зале ожидания, зашел в ресторан, сел за столик у окна. — Что будете заказывать? — спросила официантка, подавая меню. — У нас сегодня хорошая солянка и речной карп. — Да! Принесите. — Люк понимал, что говорит не совсем правильно, поэтому ограничивался короткими, односложными фразами. Ему принесли обед, и он начал есть, напряженно думая о том, что могло помешать Коле. Заканчивая обед, он наконец увидел Немецкого в толпе пассажиров из следующего по расписанию поезда. Лицо у него было такое, что Люк запаниковал еще больше, расплатился и вышел вслед. Издали наблюдая, Люк не заметил ничего подозрительного, поведение было вполне естественным, Коля взял такси, погрузил коробку в мешковине и уехал, а Люк вернулся на вокзал и посмотрел на поезд, которым тот приехал. Это был проходящий и отправлялся он из Москвы на полтора часа позже, чем тот, который встречал Люк. «Что же там произошло? Почему он сел не на обусловленный поезд? — лихорадочно пронеслось у Люка. — Может быть, просто опоздал. Вот так, просто опоздал, и все! А если его перехватили? Ну что они смогли бы за час? Провести полную вербовку, запугать, забить?» Люк зашел на привокзальную почту и заказал телефонный разговор с Москвой. Такое действие было запрещено, однако изменение договоренностей создавало экстренное положение в ситуации и позволяло воспользоваться телефоном. Вскоре связь дали, и Люк зашел в кабинку и, когда услышал голос той самой полной дамы из квартиры, где хранился магнитофон, спросил по-французски: — Привет, это Люк Моно! Спрашиваю о здоровье, как вы там? Скоро мы опять приедем в Москву. Не хватает материала. Мало поработали в «Ленинке»[128]. В трубке быстро заговорили так же по-французски. Люк долго слушал, потом попрощался, повесил трубку и вышел на улицу. Там он постоял минуту, раздумывая, потом медленно двинулся в сторону общежития. Наблюдение он заметил, когда проходил дворами, там было короче, но надо было идти по вросшим в землю битым кирпичам и пролезать через дыру, выбитую в заборе вокруг зданий общежития. Протискиваясь через эту дыру, он и увидел человека в движении, противоположном логичному продолжению: человек как бы шел, а затем резко повернул назад, оставив наклон туловища, движение ног и рук еще в том виде, в каком оно было, когда тот шел за ним. Это было не такой уж неожиданностью с момента приезда в Москву, а потом в этот город, он видел за собой и Мартой наблюдение, но все это было стандартным проявлением интереса спецслужб к его личности. Психополе, которое образовалось между ними и службой наружного наблюдения, стало стандартным и вписывалось в их ежедневный быт. Немного напрягло его то событие около круглой клумбы в занюханном скверике около завода. Тогда, уходя от Коли, Люк, поворачивая за угол деревянного домика, краем глаза заметил, как Коля перемахнул через забор и засек движение, только начальное движение какого-то человека невдалеке от сквера, который явно был интересен ему. Это он не увидел, а только почувствовал в то самое мгновение, когда они с Мартой поворачивали за угол и шли в сторону пешеходного мостика на другую сторону над путями железной дороги. Тогда он даже Марте ничего не сказал, оставив это на контроле в подсознании, и вот теперь воспоминание поднялось и наложилось на этот момент с противоходом наблюдателя. Получалась невеселая картинка: они под серьезным колпаком, что значительно осложнит их работу. Без поддержки резидентуры. Один на один с не то чтобы недоброжелательным окружением, а весьма агрессивным и настойчивым, так что приходилось заботиться обо всем самому, а в серьезных спецслужбах мелочей при планировании мероприятий не бывает и действительно ничего просто так не делается. «Ладно, — подумал он, — не бывает так, чтобы не было никак, так, кажется, говорили древние». Люк не раз попадал в такое плотное наблюдение, служба его в системе была уже довольно продолжительной, и он почти всегда умел пользоваться ситуацией в свою пользу. Вот и сейчас, как положено в таких случаях, он просчитывал весь период пребывания в СССР и ничего не находил такого, что могло быть тревожным. Однако сейчас, отбросив все размышления, только один вопрос не давал ему покоя: почему Коля приехал другим поездом? Что это было, простое опоздание, ну мало ли, как и что могло сложиться в Москве, или он был задержан, и с ним велась форсированная работа, но что бы это ни было, необходимо прояснить положение вещей. Люк поднялся на свой этаж и вошел в свою комнату. Марта сидела за столом и писала. — Письмо? — спросил Люк и тоже присел, взял чистый лист бумаги и быстро написал несколько фраз. — Мне бы тоже надо написать, да вот только пока не о чем. Научного руководителя нам не дали, все думают, кого бы пристроить к нам. — Люк засмеялся и внимательно прочитал то, что написала в ответ Марта. — Пусть остается так, как есть, — сказала Марта, читая написанный ответ Люка. — Отзывы мы получим в любом случае, а нам только это и надо. Сравнение поэзии декабристов и ранней революционной поэзии французской революции для них тут абсолютно невозможная тема. — Ну, эта тема конечно же представляла фурор для них, а что говорить о защите? — Люк засмеялся, написал ответ и два раза подчеркнул фразу: «Она извиняется. Ее муж, пьяный, заставил Колю купить запрещенную литературу. Мотивировал тем, что не хватало на алкоголь. Возможно, он попался с этой литературой. Возможно, его сломали, и он приехал с сюрпризом!» — Ладно, как говорят русские: «Поживем — увидим». — Марта озабоченно встала и прошлась по комнате, вернулась и написала: «Главное, он приехал с грузом, мы можем начинать. Вначале выясним подробности. Может, поводим его?» Люк посмотрел на Марту и покачал головой, вначале надо было получить разъяснения. Вечером они собрались и пошли к Коле в баню. Попарившись, каждый в своем отделении, они присели на голубой дерматиновый диванчик в вестибюле. Люк, немного посидев, через заднюю дверь вышел во дворик, где его дожидался Коля. — Эй, привет! — Люк ощупывал Колю глазами, а когда подошел поближе, прохлопал все участки тела, где могли бы спрятать микрофоны. — Ты что, Люк? — возмутился Коля. — Проверяешь меня? Ну да, опоздал на обусловленный поезд, так прихватили меня! — Что значит «прихватили»? — Люк просто сверлил глазами Колю. — Ты не поехал нашим оговоренным поездом, а приехал через два часа, на проходящем. — Прихватили, — Коля отодвинулся от Люка, поправил и застегнул рубашку. — Это я попал в милицию. Парень там, на квартире, уговорил купить книги, которые запрещены у нас в стране, ну, я и взял! Ну, где я еще смог бы купить такие издания?! — Ты что, — взвился от негодования Люк, — наше такое дело разменял на книжки, за которые КГБ сажает в лагеря! — Ну, так получилось! Но ничего страшного, пришли упыри, составили протокол и отпустили, да еще подсадили в поезд. Чего ты так разволновался?! Это даже отмазка хорошая, ни тебе спекуляции, ни тебе шпионских дел, а все просто, я мелкий антисоветчик! — Какие шпионские дела! — Люк даже растерялся от такой прямой констатации их деятельности. — Ну, а что, по-твоему, ты делаешь? Ты будешь впаривать Виктору Ефимовичу магнитофон, который я привез, потом будет простой шантаж для получения от него информации по «ящику»! Я что, идиот, не понимаю, что мы творим! — Ладно, хорошо, ты прав! Ты делаешь свою работу, чтобы получить целую страну, я делаю свою работу, чтобы получить информацию. Мы должны ее сделать! — слегка успокоившись и даже радуясь тому, что они вот так неожиданно объяснились, Люк протянул руку Коле. — Вот моя рука, все будет нормально! Если, конечно, тебя не завербовали в КГБ. Смотри, Коля! — Меня эти упыри не могут, даже если сильно придавят! — Коля отвернулся от Люка, видя, что через заднюю дверь к ним во двор выходит Марта. — Я там такой финт отмочил! И Коля подробно рассказал о своем приключении в Москве. Люк слушал молча, присоединилась Марта, и, когда тот закончил рассказ, сказал, не глядя на него. — Ты, Коля, правильно поступил! Как ящерица, которая отдает свой хвост, — он остановился, потом другим тоном и четко: — В воскресенье, как мы договорились, по намеченному плану. Пожалуйста, не опоздай на место ни на минуту, такси оплати хорошо. — Люк, успокойся. Я все помню! — Ты тоже все помнил, когда поехал в Москву, чтобы просто забрать коробку и вернуться! И посмотри, что вышло. Теперь я даже не знаю, какие последствия будут из этого происшествия! Коля видел, что Люк не на шутку обеспокоен, и постарался немного успокоить его: — Да ничего, Москва большая, там столько происходит всего, а мой случай просто затеряется среди прочих. Уже сегодня, наверное, никто и не помнит ни о чем! Коля ошибался. Он и сам чувствовал это, зная, как работает государственная машина, где ничего не теряется и ничего не проходит просто так! Отчет о задержании Николая Немецкого попал в местную сводку по Москве, а днем позже был отправлен в Краевое УКГБ. Районные опера, истошно завидуя этим, как они считали «счастливчикам» из ПГУ и надуваясь друг перед другом сознанием величия закона, решили плюнуть на просьбу коллег и все в оригинальном виде, с пометкой о важности, было отправлено в Краевое управление. Там и нашел информацию об этом инциденте старший лейтенант Елкин, который скрупулезно и методично отслеживал события в поисках ушедшего из под наблюдения Силуэта. Пробежав глазами сводку, Елкин хмыкнул себе под нос: «Вот как наши земляки орудуют в Москве», потом целый день, изучая другие поступающие материалы, у него не выходил из головы этот факт. Ближе к вечеру он, решившись еще раз просмотреть эту информацию, понял, что тут надо бы копать поглубже, и дал задание установщикам на этого Николая Немецкого. На следующий день, когда поступили первые установочные данные на него, у Елкина дрогнуло сердце. Николай Немецкий, двадцать восемь лет, образование высшее, работает истопником в бане, обладатель высокого рейтинга в классификации восточных единоборств, привлекался по статье о запрещении проведения и распространения тренировок по этому виду, однако применили лишь профилактическую беседу. Родился здесь и проживал вместе с матерью. После ее смерти уехал в Москву и поступил в художественный институт им. Сурикова, которое с успехом окончил. Проживал в Москве и Ленинграде, полгода как вернулся по месту прописки. Устроился работать кочегаром в баню, но стремится попасть работать в художественный фонд, пишет картины для себя и для продажи, некоторые так называемые народные лубки с нетленными сюжетами «Озеро и лебеди», «Царевна и серый волк» или «Золотой петушок» продает на вещевом рынке по воскресеньям. Фарцует иностранными шмотками, звуковой аппаратурой, спекулирует запчастями к автомобилям «Жигули». Николай одинок, имеет комнату в коммунальной квартире, адрес проживания и прописка совпадают. Эти общие установочные данные, конечно, напрямую не говорили, что это именно тот человек, которого он пытается найти, но внутреннее чутье подсказывало лейтенанту — это именно он. Он еще раз просмотрел собранный материал и пошел к Быстрову. Павел Семенович пробежал глазами текст заявки на негласное наблюдение за Николаем Немецким и поставил свою визу. — Вот и хорошо, сегодня берете полностью в оперативное сопровождение. Это ДОР будет в вашем производстве. — Не лишним будет пристегнуть сюда еще несколько человек! — начал было Елкин, но Быстров прервал его. — Вот что, товарищ Елкин, не используйте в своем языке жаргонные выражения. У нас есть свой разговорно-деловой. Постарайтесь отображать свои мысли именно в этом стиле. — Слушаюсь, товарищ полковник! Больше не повторится. Павел Семенович отпустил Елкина и подумал, что резковато он отчитал хорошего парня. «Но, ничего! Пусть следит за культурой языка!» — успокоил он себя, а мысли уже побежали в другую сторону. Уже несколько дней, как началось наблюдение за Николаем Немецким. Сдавая по смене «груз», оперативники многозначительно улыбались, сочувственно вздыхали, передавая основные и второстепенные маршруты Немецкого, который изо дня в день круглые сутки мотался по городу, не давая ни минуты спокойствия наблюдателям. Работая по Силуэту, у более опытных «наружников» создавалось впечатление, что тот хорошо видит их, знает о них, но ведет себя так, будто и не замечает за собой хвоста. Впечатления оставались впечатлениями, не более, которые, естественно, не попадали в отчеты. Лишь однажды, уточняя детали по отчету, бригадир группы доверительно сказал лейтенанту: — Этот «груз», который мы тащим ежедневно, играет с нами. Он подготовленный человек. Я заметил это. Такие навыки прививают только в одном месте. — Это где же? — не понял сразу Елкин, лихорадочно вытащил платок и вытер лоб от пота, который немедленно проступил от такого заявления бригадира. — Вы думаете, он из западной спецслужбы? — Да нет, лейтенант! — улыбнулся и сказал: — Это наша школа, да и я знаю этого парня еще со школы! Какая такая западная спецслужба! Наша методика проверки и наши способы контрнаблюдения! Елкин немного огорчился после ответа бригадира, сам себя обзывая дураком, но в деле пометил как дополнительную информацию по «объекту». Наблюдение продолжалось, однако ничего достойного внимания в деле не появилось, за исключением вчерашнего дня. В этот день все шло, как обычно, однако неожиданно возникла непредвиденная ситуация. Бригадир из «наружки», тот самый, который поделился своими впечатлениями с Елкиным, понял, что «объект» начал проверяться. По всему было заметно, что у Силуэта зародились какие-то подозрения. Наблюдение пришлось продолжать на расстоянии, быстро темнело, видимость падала. Объект энергично двигался по тротуару, и было видно, что беспокойства в его поведении не было. Вскоре он свернул в переулок, подошел к дому и зашел в подъезд. Зафиксировать вход в квартиру не удалось. Бригадир группы взял радиотелефон и связался с управлением. Потом обернулся и приказал: — Наблюдение продолжаем по схеме. Давайте, пошли! Этот дом и подъезд были отражены в отчете, а когда установщики выдали Елкину данные на жителей подъезда, то среди прочих был выделен из списка некто Федоров Виктор Ефимович. Анализируя график передвижений Немецкого по городу, капитан докладывал Быстрову, что Силуэт активно, изо дня в день, занимается куплей-продажей по всему городу, а по субботам с утра торчит на вещевом рынке, где продает картины, написанные им специально для базара. Лебедей, серых волков, русских богатырей, словом, фольклор полный, который весьма активно скупает население. Одно обстоятельство заинтересовало Павла Семеновича. Это была встреча Силуэта на проходной «КБхимпром» с человеком, по виду служащим заводоуправления. Тот вынес ему две коробки с магнитофонными лентами, получил от Немецкого два червонца и сложенный лист бумаги. — Выяснили, кто это?