Быстров отодвинулся, уступая место человеку в белом халате. Тот закатал рукав куртки и рубашки, перетянул предплечье резиновой трубкой и, постукивая по сгибу локтя, начал искать вену. — Что мне надо сделать? Остановитесь! Что надо? — уже отчаянно заорал Тони, и далее непонятное на смеси французского и, вероятно, местного африканского языка. — Ничего особенного, ничего страшного для тебя. Напишешь все подробно, кто, зачем, когда и за какой гонорар попросил тебя, иностранного гражданина, совершить преступление в чужой стране. — Я не получал гонорара! Меня заставили сделать это! — Кто? Когда? — монотонно продолжал Быстров. Он повернулся к Разгоняеву и кивнул ему. Тони перекинули к столу, и он начал писать. Быстров, вышагивая по комнате, изредка заглядывал через плечо на его писанину. Вскоре тот закончил и протянул листы бумаги Быстрову, но тот отрицательно покачал головой и кивнул в сторону Разгоняева. — Так, господин Тони, — начал Разгоняев, прочитав признание, — ты пишешь, что аспиранты, не желая прерывать свою работу над диссертацией, которая была не по достоинству оценена научным руководителем и которая пригрозила заявить о том, что они мошенники, а это грозило им лишиться научной карьеры во Франции, попросили тебя сильно испугать этого зарвавшегося научного руководителя. И ты решил, используя навыки бойца шокового батальона, — при этих словах Тони вздрогнул и обмяк, — хорошие навыки, это я могу сказать с уверенностью, решил отравленным дротиком поставить на место пошатнувшуюся карьеру молодых наивных аспирантов, которые ни сном ни духом даже не предполагали, за какую сложную тему они взялись! — Да, это так и было! — отчаянно и уже без надежды проговорил африканец. — Они пригрозили мне, что мои надежды остаться работать во Франции не сбудутся, они приложат максимальные усилия во Франции, чтобы я стал нежелательным иностранцем. — Ну, так взял бы на горло, и дело с концом! — задумчиво сказал Разгоняев. — Зачем же травить! — Это как «на горло»? — недоумевающе спросил Тони, хотя слегка догадался о подразумеваемых действиях по этой русской идиоме. — Встретил бы в темном переулке, наорал бы, пригрозил бы, и дело с концом! А ты подготовил акцию с устранением! — Мне сказали, что она женщина высокого полета и так просто ничего не сделаешь, только силовая акция. — А что же ты не написал это здесь? — Разгоняев показал на его писанину. — Это же важный момент! Это как понимать о высоком полете? — Она из столицы, развитая и умная женщина, и, как вы говорите, на горло ее не взять, так мне сказали они. — Так пиши об этом. Пиши все! — Разгоняев подтолкнул листы бумаги к африканцу. Тот снова принялся писать. — Ладно, завершай тут все, — тихо сказал Быстров, — а завтра у меня в кабинете закончим. Если все будет нормально здесь, то без него! — он кивнул в сторону Тони. — Слушаюсь, товарищ полковник! На следующий день с утра Разгоняев с довольным выражением лица входил в кабинет Павла Семеновича. — Все, захоботали негра! — с порога сказал Разгоняев. — Ну, зачем же употреблять такие некрасивые слова. Мы же не куклуксклановцы! Подписку дал? — И еще как, со свистом, на двух языках, русском и французском! — Разгоняев протянул Быстрову раскрытую папку. — А что по поводу стажеров? — Здесь глухо. Они не посвящали его в свои дела. — Давайте пригласим Дору Георгиевну, и пусть она посмотрит! — Она уже вышла? — Вчера еще. Немного потряхивает ее от остаточного действия яда, а так все в норме. Смеется, такой дротик могла получить в десяти странах Африки и Южной Америки, где бывала, а получила в глубинке России. Это как идиотская шутка! Они поднялись в кабинет, который занимала Дора Георгиевна, и та, прочитав все документы, слабо улыбнулась и спросила, доставая лист с вербовочным документом: — Так это что, мне теперь в Париже со своим убийцей работать? Кого только у меня не перебывало на связи, но киллера не было. — Что такое киллер? — озабоченно спросил Разгоняев, повторяя беззвучно, про себя, новое звучное слово. — Это так на западе, с подачи киношных деятелей и замысловатых журналистов начали называть наемных убийц, у англичан глагол kill означает «прекратить существование как одушевленных, так и неодушевленных объектов», например, to kill an article — «зарезать статью», to kill, а plan — «загубить план», производное слово killer получило значение «наемный убийца людей». Это слово входит в обиход и систему общения людей. Скоро придет и сюда, к нам в СССР. — Вряд ли, у нас есть более полнозвучные названия: древнерусское «душегуб» и более современное «мокрушник», например, или «убивец». — Может быть! Посмотрим! — она еще раз перечитала и задумчиво посмотрела на Быстрова. — Так что, отдаете его нам в ПГУ? — Пусть пока поработает здесь на нас, оботрется, а когда закончит и защититься, тут уж мы ему поможем, вот тогда и забирайте. — Хорошо. Оформим этот факт будущей передачи приказом по управлению, так он никуда не вылетит. Сейчас он где? — Переночевал на «кукушке» и утром поехал в университет. Напоили его кофе с булочкой. Интересный парень. Дора Георгиевна улыбнулась, закрыла папку и протянула ее Разгоняеву. — Ладно, развивайте отношения со своим агентом, ну а мы вернемся к нашим делам. Разгоняев вышел, оставив Быстрова и Каштан одних в кабинете. — Теперь-то что будете делать со стажерами, после всего этого? — спросил Быстров, открывая материалы дела. — Пока оставим их в покое. Пусть радуются, что отделались от меня. Главное сделано. Второй раз за утро к Тони сильно и настойчиво стучали, но он лежал, отвернувшись к стене, подсчитывая каждый раз количество стуков в дверь. — Эй, Тони! — наконец услышал он голос Люка, когда в третий раз застучали в дверь. — Я знаю, что ты дома! Открой мне! — Спал сегодня долго! — открывая дверь, ответил Тони. — Долго не мог заснуть, да и поздно пришел. — Ну, это дело поправимое! Сейчас я принесу тебе китайский зеленый чай, и он сразу же поставит тебя на ноги! — бравурно проговорил Люк. — Ну, какой чай! Я же пью только кофе! — слегка раздраженно ответил Тони. У него поднималась волна неприязни к этому агенту, из-за которого на него свалилось столько неприятностей. — Лучше я еще посплю немного, и все будет в порядке. — Надо заканчивать расслабление, Тони! Одевайся и выходи во двор. Через десять минут жду тебя там! — с этими словами Люк повернулся и пошел к лестнице. Тони наморщил лоб, прикидывая, чтобы такое одеть, уже было холодно на улице. Закипел электрочайник, и он, быстро выпив чашку кофе, поглядывая на часы, побежал к выходу. — Ты все сделал? — тихо спросил Люк, вглядываясь в черные, непроницаемые глаза бывшего парашютиста. — Все сделал… — ответил Тони. — Вот что это такое, — свирепо наступал на него Люк, — у тебя что, чувство раскаяния или чувство вины? — Ни то и ни другое! Я просто разбит и устал! — А где ты был вчера целый вечер и всю ночь? — резко спросил француз. — У моего знакомого. Ты же знаешь, что я дружу с ним! — стараясь быть спокойным, ответил Тони. — Ты снова дружишь с этим русским? — недоверчиво спросил Люк. — Да, снова! Николь сама выбрала того, кто ей нравится! Он не виноват в этом. Больше виноват я, что привел ее к нему. — Тони огорченно замолчал. — Понятно! Соберись и не падай духом. Если раньше ты рассчитывал на нее, чтобы закрепиться во Франции, то теперь, после событий, о которых будет знать «Централь», ты станешь желанным гражданином нашей республики. — Люк почти торжественно произнес эти слова, а потом дружелюбным голосом добавил: — Ладно, отдыхай. Немецкий, только что вернувшийся из Москвы, сидел в каптерке, при входе в котельную, и уже по памяти пробегал по строчкам аналитической записки, которую получил перед выездом из рук помощника. — Вы, Коля, постарайтесь своими словами, избегая вот таких сложных, заумных оборотов, донести до французов, что есть выход. Сложный, непредсказуемый, но какой-никакой вариант! Не старайтесь произвести впечатление, а небрежно, по-простецки, сказать главное. — Я-то скажу, а вот пойдут ли они? — Пойдут, пойдут! Побегут! Это их единственный шанс! Услышав шаги по узкому коридорчику, который вел в его каптерку, Коля встал и выглянул. В сумраке он увидел Люка и Марту. — Привет, Коля! Вот зашли попариться! Уже и дня не можем прожить без русской бани! — весело проговорила Марта. — Пойдемте, я вас проведу, а потом подбавлю жару! Они вышли во двор, и Люк, взяв Колю за руку, пристально глядя в глаза, спросил: — Ну, кто есть на примете среди твоих знакомцев? — Оттуда никого! — Он мотнул головой в сторону башни «КБхимпром». — А среди родственников, приятелей? — Я же говорю, что никого нет. Только Виктор Ефимович! — Это не тот выбор, который нам нужен! — Почему не тот? — спокойно спросил Коля, слегка озадачив Люка и Марту, не привыкших, что тот может обсуждать и даже задавать вопросы.