Быстров понял, что имеет дело с подготовленным человеком, и пожалел, что не посмотрел ее личное дело. — Ну, это естественно в русле моего предложения. Мы установили, что только один человек с вашей кафедры владеет всем этим материалом и что она уже давно на пенсии. Рецензия была написано незадолго до ее госпитализации. — Я так и поняла, товарищ. Но вот ваше предложение для нас как подарок. Скажу вам совершенно откровенно: мы просто не знали, что и делать с этими стажерами, вот дали второго руководителя, пригласили из пединститута, но он всего лишь кандидат филологических наук, и докторская будет не скоро, а по регламенту руководителем может быть только доктор и выше. Ну почему бы стажерам не перебраться в Москву, там такие силы собраны? — Не захотели, здесь был театр действий после подавления декабрьского путча. Вот они сюда и изъявили желание ехать. — Впервые слышу это определение декабрьского восстания как путч! — вызывающе сказала завкафедрой. — Это не марксистско-ленинское определение. — Да, это не ленинское и не марксистское, а честное политическое определение выступления в верхах царского правительства небольшой группы заговорщиков. Путч не удался, но дух и мысли остались! — лучезарно улыбнулся ей Быстров. — Хорошо, пусть будет так. Ну а теперь ближе к теме! — завкафедрой собралась и тряхнула головой, словно отгоняя непроизвольные мысли. — Эта ваша протеже хотя бы говорит по-французски, знает культуру Франции, имеет ли степень, какова ее практика? — Она говорит на всех диалектах французского языка, но предпочитает столичную речь, говорит на «париго», если вам что-то говорит этот тип столичного парижского жаргона, правда, он сейчас сильно меняется, заполняется словечками из молодежного лексикона. Воспитывалась на французской литературе, степень — доктор исторических наук, ну а практика… — Быстров помолчал, прикидывая варианты ответа. — Практика у нее боевая, самая что ни на есть практика. — Интересно, — внешне слегка удивилась завкафедрой, — ну и что она здесь у нас делает? Как вы сказали, она в командировке от Министерства культуры и музея им А. С. Пушкина. Почему мы ничего не знаем о ее визите? — Дело в том, что в отделе ЦК КПСС, чья инициатива поездки ее сюда, есть намерение подготовить проект на базе вашего края. Какой именно, я не знаю, меня не посвящали, да и сама Сильвия Борисовна, — Быстров вовремя спохватился, чуть было не назвал настоящее имя и отчество Доры Георгиевны, — мне, Сильвия Борисовна Суэзи, это ее фамилия, имя и отчество, ничего не говорила по этому поводу. Вероятно, чтобы не было разочарования в Крае, если что-то не совпадет и не получится. — Ну что же, этого достаточно, тем более если «там» дали направление. Мы ее оформим временным исполняющим обязанности профессора кафедры, как бы консультантом по методике. Это будет нормально. — Это будет просто отлично! — с удовольствием сказал Быстров. — Так я приглашаю ее сюда? — Как, разве она тут? — удивилась завкафедрой. — Да, мы взяли на себя труд пригласить ее априори, и она сейчас прогуливается и просматривает стенды наглядной агитации в вашем вестибюле. А чего тянуть-то, оформляем сегодня, и она в деле. Так я за ней? — Скажите мне честно, Павел Семенович, она ваша или она министерская? — она задала этот давно крутившийся на языке вопрос, даже не надеясь получить откровенный ответ. Быстров остановился на полпути к двери, оглянулся и весело улыбнулся этой умной и красивой женщине. — Она, вы, уважаемая, ваш доцент-пенсионер, вы все наши! — с этими словами он вышел из кабинета и спустился вниз. Там сидела на кушетке у вешалки Дора Георгиевна и читала книгу, увидев Быстрова, она сунула книгу в портфель и встала. «Вот ведь, — подумал он, глядя на нее, — очки ей идут, прическу изменила, да и не только, а вот что именно произошло, даже не могу понять. Но это совсем другая женщина. Это и есть — высокий класс!» — Здравствуйте, Дора Георгиевна! Прошу прощения, Сильвия Борисовна! Вас просто не узнать, вы иначе выглядите. Это что, вхождение в роль? — Здрасте, Пал Семеныч! — небрежно, другим голосом и в другом ключе подачи произнесла Каштан. — Какая роль? Я, как обычно, в своей форме. Немного, слегка простыла, а насморк оттягивает лицо, вот вам и померещилось новое. Как мои дела? Сосватали? — Да уж сосватал, — осторожно проговорил Быстров, ожидая еще чего от нее, — пойдемте трудоустраиваться на должность профессора. И помните мою доброту! — иронично закончил он. — Ага, вас забудешь! — едко ответила Каштан и пошла по ступенькам вверх. В кабинете она вальяжно села на жесткий, прямоугольный стул, который от ее позы превратился в мягкое, удобное кресло, ноги скрестила под стулом, а на недоуменный взгляд завкафедрой сказала: — Так сидят французы, и не только в присутственном месте, ноги закидывают друг на друга только в глубокой провинции, да и то редко. Другая нация, другая культура. — Ого, так вот вы какая, Сильвия Борисовна! — слегка изменившись в лице, поняв, какого класса, какого уровня эта женщина, и вздохнув, даже позавидовала ей. — Да будет вам! Видели бы вы меня после парилки, так сказали бы другое! — она засмеялась, обернувшись к Быстрову, словно приглашая поучаствовать. Быстров смущенно глянул на наручные часы, развел руками, дескать, время, пора ему, попрощался и вышел, оставив женщин наедине. Аспирантов из Франции пригласили на кафедру на следующий день, Каштан попросила подготовить приказы на себя и подобрать кабинет для работы. Завкафедрой, вспомнив просьбу Быстрова, предложила проводить работу со стажерами в ее кабинете. Это вполне устроило Дору Георгиевну, которая хотела было сама сказать об этом. Она знала, что ночью спецы из технического отдела смонтировали два микрофона и кинокамеру в кабинете, и молодой оперативник из отдела контрразведки уже давно сидел в тесной коморке уборщицы, весь в поту от своего первого задания, его даже потряхивало, и держал онемевшие пальцы на кнопке включения записи. Эта первая встреча со стажерами прошла в том режиме, который Каштан мысленно заложила в свой сценарий, хотя и остался привкус дешевой оперетты, но вариант развития оказался именно таким, как она планировала. Люк и Марта пришли вовремя, осторожно постучали в дверь кабинета заведующей кафедрой и, получив приглашение войти, робко приоткрыли дверь, вот тут-то она почувствовала, увидев их первым взглядом, что они — это и есть те самые агенты, которых она дожидалась. Для Каштан, опытного оперативника, к тому же женщине, с обостренным эмоциональным восприятием, было достаточно глянуть на человека, чтобы знать о нем многое, если не все. Люк Моно, среднего роста, худощавый, но с хорошо развитой мускулатурой, шел походкой, может быть, слегка развязной, но, было заметно для Каштан, в постоянной готовности собраться. Такое прививается годами занятий и упражнений. Слегка аскетичное, вытянутое лицо с прямым носом и плотно сжатыми губами, вполне симпатичное. Хваткий взгляд Моно, который сразу же при заходе в кабинет взял все, был как удар молнии, который вдруг внезапно на доли секунды освещает окрестности, и сразу же все опять пропадает во мраке. Мгновенно погасшие глаза, когда вся картинка была целиком схвачена, поставили окончательно все точки, заставили ее напрячься и сконцентрироваться: она поняла, что противник будет серьезный и промах с ее стороны поставит под удар всю операцию. Они прошли к столу завкафедрой и остановились в ожидании, Дора Георгиевна знала, что аспирантов вызвали не для того, чтобы представить им ее, а это было, как она настояла, обычное приглашение, как те, которые происходили раньше. — Здравствуйте! Вот мы пришли. — Люк проговорил фразу, с трудом выговаривая русские слова, его жена и соавтор молча стояла рядом. — Добрый день. Вот и хорошо, что зашли. Сегодня мне хочется вас познакомить с вашим научным руководителем диссертации! — сказала она и представила им Каштан. Нельзя сказать, что Люк и Марта удивились, скорее всего они не до конца поняли то, что она сказала им. В этот момент Каштан решила, что лучше всего будет, если она сама скажет и представится. На «париго», парижском диалекте, она весело проговорила, что здесь, в Краевом центре, находится в командировке от Министерства культуры и согласилась немного помочь кафедре в работе с иностранными стажерами, учитывая то, что их научный руководитель пока не может выполнять свои обязанности. Сказав эти слова, она была удовлетворена тем эффектом, который произвела. Остолбеневшие от удивления стажеры, которые меньше всего ожидали услышать здесь, в глубине российских земель, родную речь, да еще такую элегантную и вычурную, растерялись и переглядывались, ничего не понимая. — Спасибо, что выслушали меня. У вас нет возражений по поводу моей кандидатуры? Если нет, то давайте прямо сейчас и начнем, — любезно проговорила Каштан, доставая пачку сигарет «Житан» и футляр с очками. Завкафедрой выпорхнула из кабинета, ободряюще улыбнувшись стажерам, а Каштан жестом руки пригласила их присесть к столу, закурив сигарету. — Простите! — проговорил Люк. — Это все настолько неожиданно, что мы растерялись, но вот сейчас, придя в себя, благодарю вас за проявленный жест доброй воли. И скажите, вы что, парижанка? — Ни в коем случае, хотя я родилась в Париже, но я русская и живу и работаю здесь, иногда там, у вас во Франции. Но я могу говорить и на других диалектах французского языка, на «париго» я начала говорить, учитывая то, что вы из Сорбонны. Люк вопросительно посмотрел на Марту, которая достала сумку и вытащила оттуда пакет в полиэтилене, положила рукопись диссертации на стол перед Каштан. Дора Георгиевна начала быстро прочитывать, лист за листом, иногда посматривая на них, наконец Люк не выдержал и спросил: — Вы все понимаете или просто листаете? — Я все прочитываю, это такая техника скоростного чтения. Мне надо все просмотреть, чтобы сделать выводы о степени вашей работы над такой серьезной темой, как она у вас обозначена. Вы можете потерпеть еще минуты четыре, и я закончу. — Дора Георгиевна сказал все это, не отрываясь от чтения. Люк покачал головой, он не верил своим ушам и не верил своим глазам, все, что происходило, казалось ему дикой фантазией, которая привиделась ему. Наконец рукопись была прочитана, и Дора Георгиевна подняла на них глаза, сбросив в футляр очки. — Вот что, дорогие мои, нечего заливать мне, что вы долбите эту тему, на мой взгляд, вам дали «рыбу», «болванку», наскоро соструганную кем-то, не очень-то владеющим материалом, а вам просто захотелось за государственный счет съездить в такую страшно загадочную страну, как СССР, и немного отдохнуть от парижской суеты. Не так ли? Люк и Марта опешили от такого заявления Каштан, потом, переглянувшись, ответила Марта: — Не понимаю вас, госпожа научный руководитель! Что значит выстругать «болванк»? И что это за «рыба»? — Да все элементарно, какой-то недалекий студент за гроши написал эту мутатень, выдавая ее за начало работы над диссертацией, и то ли вы купили у него, то ли он вам подарил, то ли еще как? — она весело улыбнулась французам. — Вы поддались на этот тухлый продукт, вероятно не очень глубоко разбираясь в русской поэзии времен восстания декабристов! К тому же слабовата ваша база по французской поэзии и, главное, философской мысли. — Не понимаю вас! — Марта привстала со стула. — Я говорю о великих именах, таких, как Жосеф Руже де Лиль, автор «Марсельезы», Андре Шенье и, конечно, Пьер-Огюстен Карок де Бомарше — это с одной стороны. С другой — К. Ф. Рылеев, В. Раевский, В. К. Кюхельбекер, А. И. Одоевский. Вот в них то и лежит камень преткновения! Ну, так признавайтесь, какое отношение имеют все эти имена вот к этому? — Каштан, уже не улыбаясь, ткнула пальцем в рукопись и жестко посмотрела на них, ожидая начала реакции на ее слова. — То, что вы говорите, к нам не имеет никакого отношения, бывший руководитель неплохо оценила эту работу и высказалась за то, чтобы несколько углубить… — деревянным голосом сказал Люк. — А вы что, построчно переводили ей? — Не понял?! — потихоньку приходя в бешенство, спросил Люк. Он не ожидал такой дикой развязки их легенды. Да еще от кого! От такой милой женщины, свободно владеющей языком и, как он начинал понимать, обладающей настоящими глубокими познаниями в данной области русско-французской поэзии. — А чего тут понимать-то! Она же не говорит, а тем более не читает по-французски. Так что, будем честны, она просто физически не могла знать, что тут написано у вас, к тому же вы здесь уже два месяца, а ничего нового к этой болванке не приписали, как остановился автор, написавший сей труд, так все у вас и стоит! Что вы тут делаете? Чем вы занимались тут все это время? Может быть, сможете объяснить мне, кто вы есть на самом деле?! — А кто вы такая? — в свою очередь не очень удачно нашелся Люк. — Вот приказ по университету о моем прикреплении к вам как научного руководителя и о принятии меня на временную работу профессором кафедры. — Каштан достала приказ и выставила перед лицом Люка. Она надеялась, что этот хамский жест выведет его из себя по-настоящему. Однако Люк молча смотрел и наливался злостью только внутри. Наружу только проступали красные пятна на лице и струйки пота на лбу. Помахав приказом, как красной тряпкой, и видя, что тот не реагирует, она поднялась с места и начала ходить по кабинету, покуривая сигарету, давая собраться с мыслями этой паре. Ничего не услышав, она вновь села напротив и взяла было в руки монографию, как Люк выхватил рукопись из ее рук. — Мы отказываемся от ваших услуг. Вы не подходите нам! — сдавленно проговорил он. — И это все, на что вы способны! Нет, дорогие мои, вы находитесь в рамках научного и учебного процесса, ваша страна заплатила за вас деньги, чтобы получить на выходе качество. Вот поэтому появился этот приказ о моем назначении. Если вас не устраивает, можете подать жалобу, приложив к ней вашу диссертацию, перед отъездом из СССР! Ну, а мне придется трясти моим докторским званием, присвоенным Сорбонной, чтобы отбрехаться! — саркастически улыбаясь, Каштан встала, бросила в сумку сигареты и очки. — Вот что, дорогие мои, наше следующее собеседование будет через неделю в десять утра. Приходите и не заставляйте себя ждать. Всего наилучшего! Она повернулась к ним спиной и вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. «А где же мотивированный хлопок дверью? Почему она не стала хлопать дверью? А ведь могла, но не стала. Ушла величественно», — подумал Быстров, снимая наушники. Он уже три раза прослушал запись встречи Каштан с аспирантами, сверяясь с дословным переводом с французского, и не находил изъяна в ее работе. «Абсолютно все выверено, правильно! Они должны всполошиться после этого. Дора Георгиевна сработала хорошо, вот только зачем ей это надо было? Ведь нет никаких концов у этих аспирантов, они висят в воздухе со своей липовой диссертацией, так зачем же тогда поднимать эту волну? Зачем эта провокация?» — не находя ответа, Быстров снова перечитал отчет Каштан о проведенной акции. Что-то не сходилось, что-то было не так! Было, вероятно, такое, чего он не знал! Возвращаясь к материалам и обдумывая весь ход этой акции несколько дней подряд, он пришел к странному выводу, который поначалу даже и не хотел принимать, однако последующие события подтвердили эту спонтанно возникшую мысль в его голове. Люк и Марта перешли через улицу от университета и зашли в парк, который тянулся вдоль зданий на два квартала. Редкие прохожие, много свободных скамеек. Они молча прошли по главной аллее и свернули на боковую, там Люк остановился, коротко бросив: — Они взялись за нас по-серьезному! Эта Сильвия, ее работа сегодня — высший класс. Они подвели к нам человека из их штаб-квартиры, с самой Лубянки. Это не местные. Наша работа под угрозой! — Он взял Марту за локоть и повел по узкой аллее. — Давай не будем делать быстрые выводы. — Марта внутренне похолодела, услышав эти слова Люка. Она восприняла Сильвию как еще одно направление их деятельности, но страхи и озабоченность Люка понимала как стресс и предвзятость. — На мой взгляд, она крупный специалист по Франции, такой широты знания вряд ли смогут преподать в их спецшколах. Ты сам подумай, мы, французы, почти два месяца только углубляли наши познания, а она веником смела их и показала нам настоящую глубину. Откуда это может быть у агента КГБ? Нет, она чистый научный работник, хотя, признаю, у нее странный и неповторимый стиль поведения, однако она из столицы, и это отличает ее. Люк, постепенно приходя в себя, остановился. — Думаю, они скоро что-то предпримут. Неспроста это появление нашего нового научного руководителя! — сказал Люк, небрежно мотнув рукой. — Самое страшное нас еще только ожидает, как только эта дама из Москвы нас окончательно расшифрует. — Не думай пока об этом! Сам видишь, ей в тягость работа с нами. У нее же здесь основная работа не с нами, а в Управлении культуры. — Может, и в Управлении культуры, а может, и в Управлении КГБ. Я вижу только, что она вступила в игру с нами. Как кошка с мышкой, прижмет, отпустит, прижмет, отпустит, а потом съест! Это очень опасный человек. «Централь» недооценивает серьезность нашего положения! Мы влетим в цейтнот. А что она говорила, ты помнишь, что ненадолго приехала сюда в командировку! — Ну, будем увертываться! Будем придумывать что-нибудь, пока она ловит нас на крючок! Пока еще она не имеет фактов, чтобы раскрыть легенду и сдать нас! Но в любой момент такое может случиться! — Ладно, не омрачайся так! Надо навестить Колю, может быть, он нашел! Еще раз проговорим о его окружении!