Все дела он передал присланному сотруднику ПГУ КГБ, молодому офицеру, которого сам Андропов не знал, но дал свое разрешение «подхватить» все наработки Мюллера под влиянием уговоров со стороны высокопоставленного партийного руководителя. Не секретом было, что этот молодой сотрудник был его сыном, и он зубами вцепился в это «плевое» дело, которое предвещало досрочное присуждение очередного воинского звания и карьерный рост. Дело-то было действительно простое. Добросовестно отработать подготовленные Мюллером связи, контакты с поставщиками, продемонстрировать волю, контролировать и проверять точность отгрузки на корабль именно этой, запрещенной к экспортированию производственной линии с запасом силиконового сырья и, как следует попотев и не дав себя «развести», вернуться в Москву получать награды. Все получилось до безобразия на оборот. Сын партийного чиновника, новоиспеченный «вышкой»[36] лейтенант, приехавший завершить эту крупную сделку Мюллера, «загулял» на загнивающем Западе, благо, в фирме Мюллера были большие деньги, и провалил задание. Попросту, его обвели вокруг пальца, надули, подсунули первую, давно устаревшую производственную линию «Mk Z», которая даже и не числилась в списках КОКОМ, вместо «пробитой» Мюллером «Mk XL High», работающей исключительно на армейскую электронную комплектацию. В Москве, когда подмена была обнаружена, разгоравшийся скандал был с трудом потушен, деньги списали, устаревшее оборудование срочно вывезли в провинцию, с глаз долой, на завод полупроводниковых приборов, а молодой сотрудник, как и было ему обещано, получил внеочередное звание и карьерный рост. Теперь вот предстояло держать ответ перед первым лицом государства за этот возмутительный факт в работе всей его организации. — Линия устарела к моменту прибытия и длительного монтажа. Недавно только удалось получить первые образцы. Леонид Ильич знал, что у Андропова произошел крупный провал с этой операцией по поставке, об этом вопиющем инциденте у него лежала докладная записка из Академии наук, ревизионные заключения Госплана и детальное мнение Совмина СССР. Хорошо зная, что причиной «облома» была профнепригодность того самого молодого сотрудника, сына его старого знакомого по партийной работе, однако, задавая этот вопрос, он хотел расшатать позиции главного человека в государственной безопасности страны и подготовить тем самым почву для квалифицированного вброса своей темы. Леонид Ильич, уже вторые сутки обдумывающий план решения проблемы с американцами, был уверен, что, отдав этот приказ, он получит желаемое действие и максимальный результат, только исходя из характера и системы мышления Юрия Владимировича Андропова. — Это так записали! — тихо сказал генсек. — Сказать более точно пока невозможно, но меры по модернизации принимаются. Может быть, обсудить этот вопрос на секретариате или в рамках отдела ЦК с приглашением ответственных лиц? Только что это даст, в практическом смысле этого слова? — Андропов остановился, видя, что генсек хоть и продолжает его слушать, однако едва уловимые сарказм и пренебрежение, промелькнувшие на лице, заставили сделать вывод о том, что он знает все подробности этого дела. Андропов выпрямился в кресле и немного поводил плечами, показывая, как он сильно устал от всего. Продолжил, пытаясь отвлечь от этой скользкой темы, другим тоном: — Из министерств постоянно идут заявки в Государственную комиссию по военно-промышленным вопросам, все хотят получить новейшие западные разработки, технологии, машины, механизмы, комплектующие. Мы, исходя из этих заявок, каждый год составляем разведывательный план. Реализацией занимается управление «Т» (научно-техническая разведка) Первого Главного Управления КГБ. Ежегодный бюджет госкомиссии составляет 12 миллиардов французских франков. Такие большие деньги позволяют нам успешно получать необходимую информацию… — Андропов достал свой блокнот и зачитывал оттуда цифры. Краем глаза он заметил, что генсек открыл ящик стола и достал блокнот для поручений. — Нет! Хорош! — вдруг неожиданно и резко перебил его Леонид Ильич. — Надо сделать так, чтобы они знали, и знали на полную катушку, вот тогда-то они присядут подписать договор! — И приготовился пометить в своем блокноте для поручений. Юрий Владимирович понял сразу, что хочет сказать этой фразой Брежнев, но признаться себе в этом он отказывался. Волна тяжелого страха прошлась по всему телу, сверху вниз, и засела в копчике, отчего он дернулся и изменил позу на стуле. — Кто должен знать? — быстро, почти скороговоркой, хриплым шепотом выдохнул он, наперед зная, что конкретного ответа не будет. Брежнев закрыл блокнот, сделав запись, и, положив его в ящик письменного стола, поднял на председателя глаза. — Сам знаешь, кто и каким манером! Чего спрашиваешь, если все знаешь сам! — недовольным, слегка брюзжащим голосом отозвался генсек. Андропов, чувствуя, как его начинает колотить мелкая дрожь, постарался сконцентрироваться, лихорадочно соображая, как оттянуть конкретный приказ от первого лица державы. «Нет, эта днепропетровская глыба не прошибаема! Его не своротить! Если принял решение, то прет трактором!» — Леонид Ильич, тут надо хорошо подумать. Какого рода и какой степени информацию им дать? Как обставить все это? Рябов недавно стал секретарем по этим вопросам, не вполне владеет материалом и, что немаловажно, молодой еще в таких делах. Главное, как воспримет это Устинов, он же встанет на дыбы! — Андропов начал старательно проверять границы желаний Брежнева, стараясь понять для себя, где кроется опасность в этом, как он хорошо понял, уже окончательно утвердившемся у генсека, принятом решении. Он помнил, как у Брежнева несколько лет назад возникла идея передать Индии техническую документацию и технологию производства атомной бомбы. Тогда это был громадный риск. Сегодня у власти Индира Ганди с дружественной СССР политикой, а кто знает, какое будет руководство завтра и какую политику будет проводить? А главное, как отреагирует мировое сообщество на грубое нарушение Москвой Договора о нераспространении ядерного оружия. Не говоря уж о неизбежном обострении в этом случае отношений с Китаем. Эти и другие аналогичные аргументы не раз приводились Леониду Ильичу. Вскоре дело это затихло, Брежнев к этому вопросу больше не возвращался, но к Индии относился как к главной опоре советской политики в Азии. Это у него не менялось. Часто доставал амулет от буддийских монахов, полученный им во время визита, вертел в руках и с сожалением бросал в ящик стола. Сейчас, как начинал понимать Андропов, у него снова возникла аналогичная идея, которая, правда, не грозила серьезными последствиями. По информации его аналитиков, эти дальние крылатые ракеты будут настоящим супероружием не скоро, многое сделано, однако важные компоненты действительно даже еще не придуманы. — Ты что, Юра! Я знаю, что мне предложат! Записать поручение ЦК товарищу Устинову отчитаться по проделанной работе в этом проекте! — сказал с неприкрытой иронией Брежнев и изучающе посмотрел на Председателя КГБ СССР. — Это правильное решение! — словно не замечая иронии, схватился за это предложение председатель. — Он запустил этот проект, он и должен отчитаться, не считаясь с Рябовым, что он, правда, всегда и делает со всеми. Информация должна попасть в газеты, на радио и телевидение. — Андропов с ходу согласился, но они оба понимали, что сейчас надо переходить к обсуждению деликатного решения Брежнева. — Когда я сидел на оборонке в пятидесятых, мы только провезли по Красной площади макеты комплекса противоракетной обороны, которые так и не пошли в серию. Тогда даже этого хватило! Они там, на Западе, притихли! Мы же страшно отставали от них, и надо было что-то показывать, хоть чем-то пугать! Даже 406-миллиметровую САУ «Конденсатор»[37] и 420-миллиметровый миномет «Ока»[38] на параде в 57 году провезли. Брежнев замолчал, вспоминая, потом продолжил: — Эти колоссы, которые забрасывают противника полутонными ядерными снарядами! Запад ужаснулся тогда! Этим мы пытались компенсировать наше отставание. Тогда же протащили нашу первую межконтинентальную ракету Р-5М[39]. Макеты и бумажные тигры заставили их учитывать и наши условия игры. Мы несколько лет возили по Красной площади те противоракетные комплексы, которые потом ставили в старые конюшни на хранение до следующего парада, рядом с сеном и навозом, но это работало. Запад был предупрежден и всерьез опасался нас! — огорченно добавил: — Пока твои ребята, предав страну, не рассказали им всю правду! — Он, заметив, как захлестнулось лицо у председателя, понял, что еще одна подсечка прошла в цель и спросил: — А что сейчас? — Он остановил взгляд на Юрии Владимировиче, словно тот сейчас скажет то самое сокровенное, о чем думал и на что хотел получить ответы генсек. Андропов поежился под натиском воспоминаний первого лица государства, спросил, как бы отстраненно: — Однако мне бы хотелось более точно понять решение, которое только что прозвучало. Эта точность мне необходима, чтобы правильно поставить задачи для комитета госбезопасности. — Именно госбезопасности, — с мягкой издевкой схватился за эту фразу генсек, — вот для этой самой безопасности страны и надо сделать все. Уже в центре Москвы, около твоей приемной, рвут бомбы, а самое страшное — в вагонах метро с людьми! Такого у нас еще не было! События по взрывам в столице, несмотря на отчаянные попытки любыми способами приглушить, отвлечь, продолжали будоражить не только москвичей, но уже всю страну. Андропов, оскорбленный и униженный в своем нынешнем положении, этими взрывами и многочисленными жертвами мирного населения сейчас был особенно уязвим. Брежнев понимал состояние Андропова, обеспечивающего безопасность страны, и говорил с ним жестко, не в своей обычной, смягчающей углы манере. Эта прямота, или, как мысленно называл он, партийная принципиальность, позволяла ему дальше говорить то, что было запрещено даже ему. — Ловить у себя в «огороде» и высылать инакомыслящих просто! А вот создавать у них, там, на Западе, нужное нам представление о нашей силе, формировать соответствующее настроение сложно и трудно! У тебя полмиллиона бойцов и несчитаная армия добровольных осведомителей! Какие народные деньги идут на тебя! — Он махнул рукой. — Ты, Юра, уже давно перестал разделять два понятия, политика и госбезопасность, поэтому хорошо понимаешь, что такое государственная необходимость! Это не детские шалости, а жестокая реальность! — Брежнев опустил ладонь на крышку стола и сурово закончил: — Отдавай им весь комплекс! Делайте там, у себя, все, чтобы решить этот вопрос, и информируй меня отдельно по нему. И еще, — он сделал паузу, — ты хочешь получить права государственного комитета и преобразоваться в центральный орган из ведомства при Косыгине? Не удивляйся, у меня тоже разведка работает! Моя, партийная! Проведешь эту операцию, и в следующем году, не позже весны, преобразуем. Андропов проигнорировал этот пассаж в адрес своего ведомства и решил снова заостриться на решении генсека. Он никак не мог определить для себя границы дозволенного. — Леонид Ильич, такого рода информация должна быть добыта ими кровью и потом, это должен быть достоверный материал, а еще лучше — из разных источников. Вот тогда это сработает. — Ну, и в чем дело? — небрежно, но с вызовом спросил Брежнев, пристально глядя на председателя. — Здесь, в Москве и Подмосковье, на наших оборонных «ящиках» стоят такие контрразведывательные заслоны контроля, только танков не хватает. Происходят небольшие утечки, большей частью малосущественные, общего характера. Пьяная болтовня на приемах! Мы активно контролируем, здесь все перекрыто плотным строем в несколько рядов, так что их агентуре не пробиться к информации. — То есть у тебя патовая позиция, как в бильярде? Увидев, что Андропов как-то неопределенно кивнул, Брежнев, зная, что тот не игрок в бильярд, снисходительно пояснил: — Это если каждый из игроков три раза подряд, по очереди нарушает правила, и они не стремятся к победе в партии, так как это может привести к неминуемому поражению, то игра считается патовой. После этого переходят на другой стол, шары расставляют заново, и партия переигрывается. Переходи на новый стол, расставляй шары и переигрывай партию! Вот так, Юра! Тот встал, подхватив кожаную папку, как бы готовясь уходить. Это был отработанный ход, он хорошо знал, что главное произносится у порога, перед уходом. На этот раз ничего более сказано не было. — Сегодня же начинай эту работу! Докладывать еженедельно! — генсек сказал это обычным деловым тоном, словно ничего не произошло только что, и махнул на прощание рукой. Андропов повернулся и вышел, мысленно повторяя слова Брежнева о «пате». В его понятии, на его лексиконе, это был цугцванг[40]! Он начинал вертеть задачу, которую поставил перед ним генсек. Стараясь последнее время упрощать свою жизнь, которая мертвым, огромным грузом уже сильно придавила его, он сразу же определил главные ходы. Первым и основным исполнителем будет его доверенный человек, его помощник, который за десятилетия совместной работы еще ни разу не подвел его. «Да, только он! С его хваткой и целеустремленностью!» В приемной столкнулся с Черненко, тот, как всегда, бесстрастно поздоровался с ним. В ответ Андропов, уже начиная разыгрывать партию, как бы вспомнив, дружески спросил: — Здравствуй, Костя, хорошо, что встретил тебя! Наши документы на увеличение зарплаты нашим сотрудникам в ГДР слегка застряли, секретариат держит? — Здравствуй, Юра! Не может быть, наш отдел всегда быстро и четко работает по всем представлениям из комитета. Там взяло паузу 1 управление Госбанка, сверстать не успевают, но сегодня мы все получим. Завтра на заседании Секретариата ЦК КПСС будет проведено! — уверенно проговорил Черненко и заторопился в сторону дверей кабинета. Февраль 1977 года. Москва. Старая площадь. ЦК КПСС. Начальник Отдела оборонной промышленности ЦК КПСС Иван Дмитриевич Сербин в начале рабочего дня вошел в свой кабинет на Старой площади, где, подойдя к столу, мизинцем сдвинул бумаги, которые лежали в папке с почтой, пока наконец не выудил нужную, взял ее и несколько раз прочитал. «Заключение по эскизному проекту на систему «Болид» Универсальная крылатая ракета с преодолением (М=2,5–3,0) разрабатывалась в соответствии с Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Гиперзвуковая крылатая ракета такого класса является сильным инструментом сдерживания в мировой гонке вооружений и предназначена для массового поражения объектов, находящихся за пределами 5000 км. КР запускается с наземных пусковых установок, атомных подводных лодок пр. 667А и стратегических бомбардировщиков Ту-95. Это изделие имеет уникальную, единственную в мире разработку радиолокационной системой коррекции по считываемому рельефу местности для управления полетом в цифро-аналитическом исполнении. При создании ракеты было найдено много оригинальных технических решений, обеспечивающих длительный полет КР на высоте более 20 км со скоростью более 3500 км/ч. Ракета имеет комплекс преодоления ПРО. Большие размеры определяли значительную ЭПР, но защитой КР должны были стать не только скорость и высота, но и специальная аппаратура, создающая за самолетом-снарядом длинный шлейф ионизированного воздуха, препятствующий точному наведению зенитных ракет (плазменные стелс-технологии). Для этого используется генератор пучка электронов. Конструктивно ракета выполнена по схеме «утка». Маршевая ступень имеет треугольное складывающееся крыло и складное вертикальное оперение. Оснащена турбореактивным двигателем разработки Конструкторским Бюро Уфимского моторостроительного объединения. Стартовая ступень морского и наземного вариантов ракеты «Метеорит» имеют два жидкостных реактивных двигателя с суммарной тягой 24 т с управляемыми поворотными соплами и временем работы двигателей около 32 секунд. Они созданы на базе первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты 15А20 (УР-100К). Дальность стрельбы ракеты «Болид» составляла более 5000 км. Высота маршевого полета — 22–24 км при скорости около 3000 км/ч. Вооружение составляет атомный заряд повышенной мощности, защита имеет трехстороннюю систему…» — «Болид» с утра бодрит, да так, что голова болит! — пробормотал начальник отдела фразу, которую запустил один из разработчиков проекта, и вышел с этим «заключением» к своему заместителю. «Это и есть наш эффективный ответ в направлении создания востребованного и очень своевременного вооружения. Эффективный ответ!» — повторял он про себя, открывая дверь кабинета замзавотделом и прикидывая в уме последнюю информацию по «изделию». Аналитики из Главного штаба Военно-Морского Флота впервые подняли тему сверхдальней ракеты еще в октябре 1976 года, в предложенной концепции сверхзвуковой высотной малозаметной стратегической крылатой ракеты «Болид», унифицированной по носителям, способам базирования и универсальной по поражаемым целям. Подмосковные предприятия получили задания на разработку этого «изделия» как одного из главных средств сохранения баланса стратегических ядерных сил. Оснащенная уникальным «интеллектом», позволяющим совершать любые маневры на траектории полета, с точным выходом на заданную цель, эта ракета была бы практически неуязвима для противоракетной обороны. Подготовка совместного тактико-технического задания по решению Сербина, как начальника Оборонного отдела ЦК КПСС, проходила в рабочем порядке, что заметно сократило время его написания и согласования. Параллельно на предприятии выпустили первые эскизные и технологические проекты по всем модификациям. Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР в декабре 1976 года этому «изделию» был обозначен государственный приоритет. Одно из подмосковных предприятий стало головной организацией по созданию комплексов «Болид» и бортовой системы управления ракетой с привязкой базирования на атомных подводных лодках и тяжелых бомбардировщиках. Сербин вошел в кабинет заместителя, поздоровался кивком и положил на стол бумагу с заключением: — Дайте для Севмашпредприятия разрешение использовать вместо АПКРРК[41] пр. 949, там у них ничего не вмещается, подводную лодку проекта 667А. Переоснастить и подготовить ее для изделия «Болид». Во-вторых, для отработки этого комплекса в авиационном варианте базирования, — такое же задание Таганрогскому авиазаводу на базе ракетоносца Ту-95МС переделать в специальный самолет-носитель того же изделия и присвоить ему обозначение Ту-95МА. Немного поколебавшись, хитровато улыбнулся, и добавил: — Готовьте все материалы в развернутом виде, со сносками и уточнениями. Наш с вами новый Секретарь ЦК по обороне читает материалы только с полной расшифровкой терминов и понятий! С подробностями! — прищелкнул пальцами и вышел. Замзавотделом поддернул очки на носу и долго смотрел, как выходит из его просторного кабинета начальник. Поднял трубку телефона и позвонил инструкторам: — «Иван Грозный» сегодня, на удивление, в хорошем настроении, не иначе как ждать беды! Ивана Дмитриевича Сербина чаще в разговорах или так, про себя, называли Иваном Грозным. Такое громкое прозвище он получил за жесткость в принятии решений и контроль за их исполнением. Интеллектуал, выпускник с красным дипломом МГУ им. Ломоносова, доктор физико-математических наук, он иногда позволял себе в работе и общении переходить на упрощенный, но понятный язык мата. — Да уж куда более! Скинул мне вчера для «уральца» готовить сводный отчет! — ответил инструктор. «Уральцем» между собой называли назначенного и недавно утвержденного нового Секретаря ЦК КПСС по оборонной промышленности, бывшего Первого секретаря Свердловского областного Комитета КПСС Якова Рябова. Весь отдел с большим интересом отсматривал многосерийный фильм под названием: «Дмитрий Федорович Устинов, секретарь по оборонке, подбирает преемника на свое место». Серии были увлекательные, и после каждой шло тихое закулисное обсуждение. Все знали нрав Устинова и его отношения с первым лицом государства, поэтому кандидаты на это место проскакивали мимо, как пули из кривого ружья, пока наконец Леонид Ильич Брежнев не решил этот вопрос самостоятельно, без рекомендаций со стороны. Как в человеке он, как всегда, не ошибся, выбрав этого свердловчанина, партийца с не менее крутым характером, чем устиновский, да и опытом работы по военной тематике. Свердловская область была одной из главных «кузниц» всего оборонного комплекса страны.