— Руководство ВМФ[23] усложнило проектирование из-за габаритов ракеты морского базирования в предстартовом положении. У меня набросан план, а в ноябре-декабре выйдет постановление Совета Министров. Мы поставим этот комплекс на вооружение! — уверенно заявил маршал. — Контроль на Секретаре ЦК КПСС по оборонным вопросам Рябове и начальнике Оборонного отдела ЦК КПСС Сербине, но и я буду курировать этот проект. — Только сам контролируй! Решение Совмина по крылатым ракетам сильно не закрывай. Надо выдавить наружу часть информации, чтобы об этом оружии знали! — Он несколько раз для убедительности крутанул кистью руки влево-вправо и со значением посмотрел на Устинова, строго и требовательно: — Ты понял? Рябов не владеет материалом, он только приступил. — Брежнев улыбнулся, потер ладонь о ладонь, усмехнулся. — Иван Дмитриевич Сербин, да, «Иван Грозный», тебе поможет! Он все матом кроет всех? — Ну, как всегда, зато дело движется. Сейчас особенно. Прогорели три миллиарда рублей на проекте РЛС «Программа-2»[24], теперь он сильно осторожничает и принимает только взвешенные решения. — А твой сынок, Николай? Так его величать? Забрал лучших физиков-лазерщиков у академика Басова, братьев Проценко, привязал их к своему проекту, а толку нет. Вырастили ему рубины размером с два кулака по цене, как город построить в тундре, а где достижения? Где эти «лучи смерти»? Что, теперь ждет рубин под 30 кэгэ для самоходной гаубицы «Мста-С». Знаю, читал отчет. Не дождавшись ответа от громко засопевшего носом новоиспеченного маршала, генсек примирительно улыбнулся. — Про эти твои летающие торпеды я уже слышал. Недавно ко мне приезжал один из авторов. Он, правда, как-то затоптал в этой теме сроки. — Леонид Ильич выслушал тогда доклад ученого, принял к сведению и не забыл особенно скользкий момент в докладе о времени завершения разработки этого «изделия»[25]. Я вот что скажу тебе, Митя, для меня важны только две задачи хлеб для народа и безопасность страны! Товарищи выдвинули тебя на большое дело! Оборона страны, — вытер платком рот и продолжал: — Ты все хочешь делать сам, но все охватить нельзя! — Посмотрел прямо в глаза и совсем другим, суховатым тоном, закончил: — Этот проект за тобой, и только ты за него отвечаешь передо мной! Ни Рябов, он человек новый, ни Смирнов из комиссии, а ты и Сербин! Я это себе помечу, позже вернемся к этому вопросу. Через семь месяцев, в декабре 1976 года, вышло Постановление Совета Министров СССР о разработке универсальной стратегической сверхзвуковой крылатой ракеты с дальностью полета более 5000 км. Леонид Ильич посмотрел на смирно сидевшего Черненко, открыл блокнот с записями для памяти, перечитал: «4 января 1977 г. Говорил с Я. П. Рябовым о Ту-144. Говорил по ВЧ с Абросимовым П. Л. (о деньгах). Принимал тов. Агаркова Николай Васильев. — на начальника Генштаба. Подписал список литературы № 1 — книжная экспедиция». «Рябов! Уралец, дери его! Ни слова о нашем новом супероружии, ни полслова о «Болиде», как будто его и вовсе нет! И это так называемый новый Секретарь ЦК КПСС по обороне! — раздраженно подумал генсек. — Молчит, как будто воды в рот набрал. Вещает только про наш «Конкорд»! Ну да, первый раз в большой политике и не знает, что решает в ней не то, что уже есть где-то в мире, и мы опрометью догоняем, а то, чего нет у них, и еще долго не будет как по геополитическим, так и по экономическим неувязкам — это и есть главная составляющая. А он мне все Ту-144, Ту-144! — Мысли опять вернулись к больной теме: — Что американцы закручивают?! Выложили другой расклад, выводят за рамки договора соглашения по крылатым ракетам. Не боятся или просто не знают?» Записал в тетрадь для черновиков: «Тов. Устинов Д. Ф. должен лично разобраться с ракетой «Болид» и доложить в ЦК. Я помню, он обещал, что там «зашевелятся!», но даже дело не в этом. Главное, что это будет означать для Договора, что из этого получится, никто не знает. Пока не знают!» Из года в год, просиживая часами, углубленно изучая аналитические доклады, отчеты, разведдонесения, оперативное состояние в экономике народного хозяйства, Леонид Ильич вмещал в своей голове колоссальное количество политических и экономических факторов высшей категории. Опираясь на такой базис, он принимал решения, значительно отличавшиеся от выводов большой группы узких советников и специалистов. Никто, кроме него, не имел такой полноты знаний о процессах мирового развития и положения СССР как супердержавы на этой арене. Когда Брежнев понял, что в письме президента США есть «щель», которую те или недосмотрели, или оставили для себя, пока непонятно для какой цели, решение высветилось как-то быстро и уверенно: «Если появится полная информация по нашей крылатой ракете на Западе, то переговоры по ОСВ-2 не только сдвинутся с намертво застывшей точки, а будут подписаны в ускоренном темпе». Надежда была на это изделие. В мире подобного пока еще ни у кого не было. Это он хорошо помнил из сводного обзора академика Келдыша, президента Академии наук СССР и аналитического отчета КГБ СССР. Неприятная мысль заставила его поморщиться, и он записал в блокноте: «О КГБ — просит помочь: ушли разведчики за границу. Многое знают, стоит вопрос: может быть, отозвать разведку из-за границы. Разобраться и посоветоваться, что делать. Ушли в Вену, в Бейруте, есть в Канаде». Брежнев не понимал этого, искал причины ухода на Запад высокопоставленных офицеров разведки. Был бы один факт, тогда можно было понять как слабость этого одного конкретного человека, но когда их несколько, вот тут он, словно перед пропастью, со своими ответами, останавливался, не решаясь сделать последний шаг. Ответы расплывчато кружились рядом, а соединить в один, решающий, не удавалось. Получалось такое, в чем он не мог до конца признаться даже себе. «Так что с «Болидом»? — снова остро вернулась мысль. — Задача решается просто, они не знают, следовательно, надо сделать так, чтобы они узнали, а если все же знают, но не верят, значит, доказать обратное всеми возможными способами этот факт». Он вспомнил, как накануне своего дня рождения, 19 декабря, все наперебой трещали: «День рождения нашего всеми любимого и глубокоуважаемого Леонида Ильича Брежнева!» «Зачем нам омрачать такие хорошие праздники мелкими неприятностями?» — сказал тогда Устинов, хотя за три дня до этого уже имел на руках из донесения ГРУ[26] мнение аристократа Жискар д'Эстена, президента Франции. Тот в конфиденциальном заявлении на заседании бюро сказал и попросил закрепить в декларации оборонной стратегии, что «независимость Франции — это вовсе не нейтралитет. Соединенные Штаты были нашими союзниками, и в случае возникновения конфликта мы, конечно, выступим на их стороне, как об этом дал понять де Голль во время кубинского «ракетного кризиса». Игнорировать теперь, после закрепленного оборонного факта, стратегические ракеты Франции нельзя, но более значительной была совершенно секретная информация, добытая начальником научно-технической разведки резидентуры ПГУ[27] во Франции полковником Д.Г. Каштан, о начале создания концерном Zenith Aviation сверхзвуковой стратегической крылатой ракеты с четырьмя управляемыми программами полета. Брежнев внимательно прочитал тогда это небольшое, необязательное к просмотру приложение к обзору разведдонесений и запомнил фамилию полковника, который сообщал, что весной будет подписано формальное соглашение о совместной разработке новой СКР Францией, Великобританией, Нидерландами, Норвегией, Соединенными Штатами и ФРГ[28]. Ограниченная и густозаселенная территория Франции исключала возможность скрытного строительства и размещения защищенных шахт баллистических ракет наземного базирования. Поэтому правительство республики решило развивать морскую составляющую стратегических сил ядерного сдерживания и создание крылатых ракет большой дальности полета. Вот в этом пункте позиции двух стран, Франции и СССР, пересекались. Выход Франции из НАТО в феврале 1966 года произошел, когда за год до этого генералу де Голлю, президенту Франции, во время его визита в СССР, на ракетном полигоне показали главные мишени удара МБР «Сатана»[29]. Генерал сильно испугался! Первым номером стоял Главный штаб НАТО, размещавшийся в те годы в Париже, и, как следствие, де Голль, обеспокоенный таким разворотом событий, принял решение о выходе из Североатлантического союза и удалении штаба из Парижа. После такого крупномасштабного политического действия Франция лишилась помощи от Северной Америки в получении современных технологий и оборудования. «Мне жизнь французов дороже всего североамериканского потенциала! — сказал он тогда и, гордо подняв голову, отрезал: — Французы всегда были впереди. Делайте, господа, без наших бывших союзников. Франция — вперед!» Проектирование и строительство французских высотных крылатых сверхзвуковых ракет и в особенности создание интеллекта для полета и наведения у них, как и в СССР, шло с большими трудностями. Разведка Франции «SDECE»[30], как самая эффективная в мире, которую возглавлял граф Александр де Маранш, массированно охотилась за военными технологиями американского военно-промышленного комплекса, где в то время шла разработка крылатой ракеты «Томагавк»[31], однако она была дозвуковая, что не устраивало Францию. В «Советской Империи», так называли СССР в SDECE, о разработках сверхдальних сверхзвуковых ракет знали немного, в силу того что СССР не был в зоне особого внимания службы разведки Франции. Северная Америка еще меньше внимания уделяли этому виду вооружения, не испытывая надобности в нем по многим объективным причинам. Руководство военно-морских сил США, предложив военно-промышленному комплексу в 1971 году работу по изучению возможности создания СКР с подводным запуском, получило два проекта крылатых ракет. Отклонив первый вариант, с тяжелой крылатой ракетой подводного старта и дальностью полета до 5500 км, которые планировалось размещать на борту пяти атомных подводных лодок типа «Джордж Вашингтон» и пяти типа «Этен Аллен», в пусковых установках «UGM-27» для баллистических ракет «Поларис», снимаемых с вооружения, ВМС США остановились на втором, «легком» проекте. В ноябре 1972 года промышленности были выданы контракты на разработку SLCM «Submarine-Launched Cruise Missile» — крылатой ракеты со стартом на подводных лодках из торпедных аппаратов. Позже от офицеров флота, курировавших проект, она получила свое словесное название «Томагавк». Такая ситуация в области оборонно-наступательного баланса вооруженных до зубов главных мировых стран создавала уникальную возможность вернуть военный баланс и привести в равновесие силы, поставив на вооружение в СССР комплекс «Болид». Для начала необходимо было заслать на Запад мощный информационный заряд о создании и запуске в производство этого супероружия. Леонид Ильич поднял глаза на тихо сидевшего Черненко, снова вздохнул и сделал движение кистью руки, мол, давай дальше. Константин Устинович слегка дернул головой с седой кудрявой шевелюрой, кашлянул. — Мы подготовили ответ вместе с Международным отделом, и все твои пожелания выполнены, может быть, даже немного превышают планку, что мы сейчас и исправим. — Черненко протянул ему текст и дождался, пока генсек прочитает его, а когда Брежнев закончил и откинулся в кресло, то сам, вытянувшись на стуле, в кресло садиться он не любил, встревоженно спросил: — Что-то не так? — Пока все так. — Брежневу понравился дерзкий текст ответного письма. — Надо добавить мысль, что мы надеемся, что его разворот от прежних заявлений вызваны обращениями и переговорами с союзниками, как-то так… — покрутил рукой примиренчески, — давай оставим ему возможность, чтобы он мог хоть этим объяснить свои новые предложения. Ты же смотрел? Брежнев вспомнил, как ему зачитали отрывок из инаугурационной речи Джимми Картера, который вселял определенные надежды: «Мы твердо намерены проявлять настойчивость и мудрость в своем стремлении к ограничению арсеналов оружия на Земле теми пределами, которые необходимы для обеспечения собственной безопасности каждой страны. Соединенные Штаты в одиночку не могут избавить мир от ужасного призрака ядерного уничтожения, но мы можем и будем сотрудничать в этом с другими». — Да, он предложил, во-первых, накатить уже в этом, а не в следующем договоре «существенные сокращения» стратегических вооружений. — Черненко весь подобрался: он, как опытный «толкатель» бумаг, хорошо понимал скрытую суть, повторяя строчки официального письма. — Это же сколько времени мы будем считать и обговаривать, торговаться, пока не найдем компромисс. Пройдут годы! — Он обреченно взмахнул рукой. — Во-вторых, оставить за рамками Договора ОСВ-2 вопрос о наших бомбардировщиках Ту-26, как они его называют, «Бэкфайр» и крылатые ракеты большой дальности, для последующих переговоров, то есть, по сути дела, вопреки владивостокским договоренностям, Америка хочет развязать себе руки для гонки стратегических вооружений на новом направлении. — Первое, запомни, Костя, «Бэкфайр» — это их условно придуманный тормоз, заковыка, а вот вторая позиция меня занимает больше всего. На этом мы сильно отыграем свои позиции! — Не знаю, Леня, что в этом такого? Просто вынести за рамки и договориться в будущем, тем более по такому незначительному виду вооружения. — Не понимаешь ты, Костя, потому что это как раз то самое, что сможет подтолкнуть и ускорить подписание договора. Крылатые ракеты — наше супероружие. Ладно, не ломай голову, они не твоего ума дело! Этот второй пункт их позиции сейчас меня более всего интересует. Ты же помнишь заседание политбюро, когда мы утверждали Устинова министром? Вот тогда, после этого заседания, я с Митей и говорил про эти самые крылатые ракеты, и он мне клятвенно обещал, несмотря на свое новое назначение, лично контролировать их. От Рябова тогда толку было мало. Год прошел, а я ничего не слышу про этот снаряд. Все молчат. Может, и дела никакого нет? — закончил он, адресуя все накопившееся раздражение своему давнему доверенному соратнику. — Дадим поручение Устинову от Секретариата ЦК сделать сообщение по этому вопросу. Заслушаем и примем меры. Я теперь вспоминаю. В прошлом году, в декабре, было постановление Совмина по этим крылатым ракетам. — Черненко скромно посмотрел на генсека. Брежнев не ответил, напряженно думая о чем-то, потом встал и прошелся по кабинету, остановившись перед окном, заледеневшим от мороза на улице. — Вот что мы сделаем. Текст письма меня устраивает, только пусть оно пока полежит, отправим немного позже. — Вернулся за письменный стол, поднял телефон и сказал: — Передай поручение Рябову подготовить справку о состоянии дел по «Болиду». Прямо сейчас. — Сделал паузу, размышляя, потом решительно приказал: — Согласуйте встречу на 16 часов с Андроповым! — Он обернулся к Черненко: — А теперь перейдем к повестке политбюро. Ответное, твердое и местами резкое письмо Л. И. Брежнева было направлено 25 февраля, а по горячей линии, предназначенной для использования в чрезвычайных ситуациях, через неделю, 4 марта, пришел ответ. На московском пункте этой линии, в подвальных помещениях Кремля, дежурившие офицеры КГБ, недостаточно квалифицированные в дипломатическом лексиконе переводчики, которые не владели тонкостями языка политеса, сделали поверхностный перевод телетайпов, который привел к нервному стрессу генсека и сильно осложнил ситуацию. После обмена письмами последовал в марте визит Сайруса Вэнса в Москву с пакетом новых предложений и инициатив, но стороны даже не смогли начать переговоры. СССР решительно и твердо отклонил новые позиции. Американцы получили дипломатической «мокрой тряпкой» по лицу. Вслед за этим на заседании Политбюро ЦК КПСС «Об итогах переговоров с госсекретарем США С. Вэнсом» Брежнев выступил по этому вопросу: «Из выписки протокола заседания Политбюро: «резко негативно высказался по поводу антисоветских высказываний Дж. Картера о нарушении прав человека в СССР и о важности завершения работы по новому соглашению об ОСВ на базе владивостокской договоренности». Теперь, после рекламной шумихи по всему миру, которая сопровождала эту мартовскую инициативу Картера, возвращаться во «владивостокскую колею» для него, по соображениям международного престижа и политического расклада сил, выглядело бы как поражение и отступление. Это опрометчивое решение Картера в феврале 1977 года было романтическим порывом фермера с юга, который неожиданно, волей судьбы, стал президентом США, а его искренние стремления к более быстрым и радикальным шагам в области разоружения привели к обратному результату: напряжение в мире стало нарастать, а переговоры окончательно остановились. Февраль 1977 года. Москва. Кремль. Председателю КГБ СССР Ю. В. Андропову из канцелярии Генерального секретаря ЦК КПСС сообщили, что Брежнев приглашает его приехать к 16 часам. В назначенное время Юрий Владимирович, обеспокоенный этим внеплановым вызовом, вошел в кабинет генсека, сразу отметив, что тот находится в хорошем расположении духа. — Здравствуй, Юра! — привычно начал генсек. — Ну, что там, у наших чекистов? — Добрый день, Леонид Ильич! У меня несколько предложений по личному составу, информация о ходе переговоров по ОСВ-2 по нашим каналам и записка, отчет о работе Комитета госбезопасности за 1976 год. — Андропов расстегнул молнию на папке и достал документы. — По личному составу и записку ты можешь оставить, я почитаю, а вот информацию по переговорам даже смотреть не буду. Громыко каждую неделю мне дает свои отчеты, да только толку мало от них. Заглохли переговоры, и неизвестно, когда все сдвинется. — Брежнев вопросительно посмотрел на Председателя КГБ СССР. — Ну, вот сам скажи, что там такого нового в твоих разведческих информациях? Слегка задетый тоном генсека в адресованном ему вопросе, с подначкой на слове «разведческих», Андропов тем не менее еще более мягче начал докладывать: — Из наших американских источников абсолютно ясно, что новая администрация запустила на весь мир пропагандистский блеф о своем стремлении увеличить потолок уровня сокращения арсеналов на переговорах. Эта позиция не имеет ничего общего с владивостокскими договоренностями и затягивает надолго в болото обсуждений и отдаляет подписание на неопределенный срок. — Председатель КГБ СССР несколько часов изучал последние материалы ПГУ и хорошо знал положение вещей. — Во вчерашнем письме от президента Картера определенно сказано, что он хочет. — Брежнев досадливо поморщился. — Знаю об этом, — подтвердил Андропов, — профессор сталкивает его вправо, мотивацию мы знаем. Я имею в виду Бжезинского. Брежнев перебил его, махнув рукой, дескать, это все известно. — Мы смотрели с Костей этот пункт для политбюро. Я расцениваю письмо Картера как оскорбительное. Сегодня вообще не мог заснуть, да еще вечером рука разболелась. — Брежнев замолчал, придавая значение своим словам. — Мы пошлем их куда подальше с их новыми предложениями. Мое ответное письмо подготовили. — Он потянулся и дотронулся до красной папки и, внезапно изменив тон, сказал: — В его послании меня заинтересовало вот что, — достал текст письма и нашел нужное место, — они вывели за рамки договора обсуждение вопроса по крылатым ракетам. Это что же, они и в мыслях не держат, какое оружие мы можем поставить на вооружение? — Леонид Ильич сделал упор на слове «какое». — Нам пока нечего противопоставить им, кроме ракет средней дальности РСД-10 «Пионер»[32], сейчас у нас пока 18 пусковых устройств, но через два года их будет более 100. Их называют на западе «Гроза Европы», «SS-20 mod.1 Saber». Первым эту опасность понял канцлер Коль и поднял волну. Однако американцы не обращают внимания на протесты в Европе и продолжают гнуть свою линию на переговорном процессе. Юрий Владимирович остановился, пристально глядя на генсека, и продолжил, развивая свою мысль: — Их устраивает театр военных действия в Европе, за океаном, подальше от себя. Наши «Пионеры» не сделали погоды на переговорах. Мне понятна их позиция по этому вопросу, с их баз «Першинги» нас достают, а мы можем лишь Европку пощекотать. Не везти же наши изделия на Камчатку, чтобы американцы зашевелились. — Вот-вот! Это я уже где-то слышал. Едкое замечание! — Брежнев задумался и неожиданно спросил: — Юра, а почему тишина о нашем новом изделии, о «Болиде»? Рябов зациклился на Ту-144. Устинов от меня лично в прошлом году получил указание запустить и курировать этот проект, но тоже молчит. Как будто нет и в помине. Знают ли о нем там, на Западе? — Леонид Ильич сделал паузу и, как бы отвечая себе, сделал предположение: — Если судить по вчерашним предложениям, то они крылатые ракеты большой дальности хотят обсуждать за рамками ОСВ-2, во вторую очередь, а это означает, что их не беспокоит такое положение вещей. Андропов воспользовался этими длинными риторическими вопросами, чтобы собраться с ответом, который был широк, а отвечать генсеку надо было собранно и коротко: — По информации ПГУ, американцы знают, что мы знаем о них, и не менее хорошо знают, что делается у нас в плане оборонных разработок. Однако по нашему изделию «Болид» у них полной информации нет. Наши аналитики делают вывод, что это связано с тем, что они не ведут свои собственные разработки по данному типу, соответственно и нет интереса к такому виду вооружения. Да им это и не нужно, они обложили нас базами и достать могут даже простыми, более дешевыми дозвуковыми ракетами. В этом направлении работают только французы. После этих слов Леонид Ильич встал и прошелся по кабинету, поглядывая на прихваченные морозом окна. — Работают только французы! — повторил он слова Андропова. — А наши? Работают или нет? Вот Рябов подготовил справку по этому изделию, — он вернулся к столу и взял сколотые листы бумаги, — пишет, что проект подходит к завершению, однако в связи с новизной испытывают сверхтрудности. Некоторые компоненты для нее еще даже не придуманы и не существуют в природе! Брежнев снова уселся в кресло и повторил свои последние слова: — Не придуманы и не существуют в природе! Ты видишь, как поворачивается дело? Митя год назад сказал, что скоро запустит их в производство, а этот пишет, что еще нет в природе! Андропов хотел было возразить генсеку, но передумал, он понимал, что даже легкие негативные упоминания об Устинове могут иметь далеко идущие последствия. — Только в США недавно начали производить нужные нам полупроводники, — Брежнев снова заглянул в бумагу на столе, — ага, вот, они называются операционные микросхемы, необходимые для «Болида», и вот еще целый список необходимых вещей. Я помню, в твоем отчете было написано, что нам удалось закупить целую производственно-технологическую линию с запасом сырья по этим микросхемам. Это так? Это точно или что-то опять не так? Андропов последнее время постоянно ожидал этого вопроса и, как смог, давно подготовился к нему. Его самый лучший агент, «шлюзовик»[33], Мюллер сделал невероятное, смог выкупить эту суперсовременную линию и получить разрешение на вывоз, минуя КОКОМ[34], однако ситуация сложилась напряженно-опасная, агенты ФБР[35] почти вплотную подошли к нему, и Мюллеру пришлось стремительно покинуть Северную Америку.