— Ну, вот так и понимать, что по-другому, как-то более агрессивно, нахраписто работают. Они ведут контрнаблюдение, но не со стороны объектов, а от кого-то другого. Мы, правда, только два раза смогли их засечь, да и то лишь концы. — Растолкуйте мне, — заинтересованно попросил Быстров, начиная понимать, что это проявилась группа Доры Георгиевны, — у вас же своя специфика. — Вот именно! — восторженно заявил Дробышев. — Мы, работая по вашему объекту, теряли их и тут же теряли этих чужих. Они уходили без нас. У вашего объекта серьезная подготовка, но у тех, чужих, еще лучшая, и мне кажется, они не теряют ваш объект. Это высшая школа! — Позвольте, товарищ Быстров, я скажу? — подал голос Леня, бригадир группы. — Вот мы до сих пор разбираем с моей группой причины ухода объекта из-под наблюдения на нашем Центральном рынке. И до сих пор не можем понять, как Проходчик смог проскочить мимо. Вот был объект и вдруг его не стало. Чисто! Работают безукоризненно! — Понятно, Леонид. Для меня кое-что проясняется, и я благодарен вам за такие подробные разъяснения. — Быстров встал и собрался уходить. — А хотите на них посмотреть? — мягко улыбаясь, спросил капитан. Быстров замер у двери и диковато посмотрел на Дробышева, потом криво усмехнулся: — Зачислите в бригаду к вам или… — Или вот полюбуйтесь! — с этими словами Дробышев открыл свой сейф и достал две фотографии. — Вот они, голубчики! Попали в кадр! Быстров, не веря своим глазам, схватил фотографии и жадно впился глазами. Действительно, был случайно схвачен кадр наблюдения за объектом и слегка смазанными были запечатлены две фигуры, которые стояли на дистанции друг от друга с напряженными лицами. — Это где? — вырвалось у Быстрова. — Район «Мехзавода», у проходной «КБхимпром». Мы вели объект, и они тоже. Вот и вмазались в кадр. Первый раз такое за все время. — Товарищ капитан, разрешите мне взять эти фотографии? — Забирайте! Нам они ни к чему, а вот вам разобраться надо! — Спасибо! — Ну, так, а что нам делать? — Дробышев вернулся к своей больной теме. — Да ничего особенного. Наращивать мастерство, быть изобретательным. Прихватить, чтобы припереть к стенке этих, вам не удастся, сами говорите, они как призраки! Попытайтесь получить консультацию у полковника Каштан, она работала во Франции и знает, как и что, там местные умеют. Поговорите! — Действительно, надо бы поднабраться опыта! Спасибо за дельный совет, Павел Семенович! Посодействуйте в просьбе к ней. — Нет, мои дорогие «Николаи Николаевичи», просьбу о лекции отправить только «по команде»! Я не могу в это дело вмешиваться. Быстров вернулся к себе окончательно встревоженный этой, так неожиданно свалившейся информацией с иллюстрациями. Картина получилась красочной и динамичной. Он всегда любил абстрагировать некоторые вещи, доводя их до абсурда, до идиотизма, однако иногда выплывало из этого абстрагирования кое-что полезное, более приближенное к разгадке или объяснению, которое и помогало ему найти правильное направление в подчас неразрешимом вопросе. Первые несколько дней прослушивания телефона на конспиративной квартире практически ничего не дали. Были как бы ошибочные звонки, сигнал проходил, затем звонивший вешал трубку и снова набирал номер, затем опять же прерывал соединение. По отчету, все эти «ошибочные звонки» шли с телефонов-автоматов из центра города. С самого номера никуда набора не было. Быстров ежедневно докладывал генералу, все больше и больше распаляясь, видя его ироническую улыбку и слыша прибаутки из репертуара генерала: — У вас, Павел Семенович, как в одесском трамвае: «Молодой человек, ви шо, не виходите?!» — «Выхожу». — «Так шо ж ви молчите?!» Ладно, ладно, — успокаивающе добавлял он, — было бы сказано, забыть успеем! Генералу, уроженцу Одессы, пару десятков лет назад пришлось больше года работать «под легендой» в Одессе, и он с упоением иногда цитировал местный фольклор, успевая ввернуть ценные указания в свои витиевато построенные фразы. Вот и сегодня, слушая генерала, Быстров осторожно залез во внутренний карман пиджака и медленно достал фотографии. Генерал остановился на полуслове и, как завороженный, взял их. — Ну вот, товарищ генерал, документальное подтверждение. Это они! Группа полковника Каштан. Как мне сказал капитан Дробышев, работают экстра-классом! Генерал засопел, рассматривая фотографии, потом бросил их к себе на стол. — Обратно согласен! Вы, Павел Семенович, вскрыли эту тайну, теперь извольте сидеть и ждать у своей раскопанной дырки, а пока не делайте мне нервы, их есть еще, где испортить. Ну, ни одной версии прокатить не можем! — Он помолчал и вдруг неожиданно спросил: — Ну а шо наш великий Дормидонт? Вы не разговаривали с ним? Шо он говорит? Генерал всегда попадал не в бровь, а в глаз. Быстрова всегда поражала проницательность генерала. Только вчера он говорил со своим другом и бывшим коллегой по службе здесь, в Крае, Дормидонтом Хромовым. Тот был переведен в Москву в аналитический отдел ПГУ КГБ, откуда позже был рекомендован на работу в инспекционном секторе организационного отдела Большого парткома КГБ СССР. Этот странный разговор, инициатором которого был Хромов, ничего не прояснил для Быстрова, а, скорее, сильно напряг. Недомолвки, намеки, странные метафоры нагромоздили общий план, непонятный, недосказанный, который вызвал множество вопросов. Задавать же их, даже по ВЧ, было непредсказуемо. Он так и не сумел понять: там, в Москве, через его друга запустили пробный шар в его сторону или это личная инициатива его старого приятеля? Могло быть и так, что Дормидонт только начинает усаживаться в тему и зондирует. Этот разговор, как понял Быстров позже, анализируя каждую фразу, при недосказанности положения вещей создал пока еще зыбкую уверенность, что там, наверху, проявляют осторожную тревогу и озабоченность по какой-то неизвестной ему теме, которая развивается здесь, у них в Крае. Докладывать генералу о своих туманных предположениях Быстров не стал, сказал только, что Хромов в порядке, интересовался обстановкой в управлении и ситуацией в Крае, но несколько слов, которые были преподнесены в виде легкого юмора, прозвучали достаточно тревожно. — Он спросил, как работается у нас их француженке, кто кого обижает, или все в мире. — Быстров почти точно предал эти слова Хромова, потом, немного помолчав, добавил: — И еще. Сказал, что Инстанция сильно озабочена. Все! — Да, это немало! Чем же так сильно они там озабочены? — Генерал засопел, заволновавшись, потом предложил: — Каштан интересуется французским следом, вот и навесьте ей шо-нибудь подходящее, а мы будем посмотреть. Например, тот факт, что мюнхенская девица и Бонза в контакте. Это по ее части, по «первой линии», перспектива получить нового агента во Франции дорого стоит. — Кротов сделал ей предложение. — Быстров только вчера получил эту информацию, хотел придержать ее пару дней, чтобы проверить, но вот получилось так, что пришлось доложить. — Ах вот даже как! Я правильно понимаю, предложение руки и сердца? — Генерал слегка улыбнулся. — И как думаете, она ответит согласием? Тогда два агента будут у нашей Доры Георгиевны! — Думаю, что лично она примет это предложение, но получить согласие семьи — это вопрос. Хоть она и сблизилась с Бонзой и теперь бывает там самостоятельно, отдельно от Садовода, тем не менее не думаю, что все будет серьезно. Уж так совпало у этой девицы! — Шо имеете в виду, Павел Семенович? — Первый русский, загадочный человек из загадочной страны, да еще с неплохим французским языком, с отдельной квартирой, в ее представлении он партийный бонза. Это впечатление она и воспринимает, как свои чувства к нему. — Ну, вы уж слишком все принизили! — Генерал поморщился. — Там еще не поднакопилось информации, но капитан Разгоняев, который «ведет» его, сообщает о некоторых новых, более серьезных тенденциях в их отношениях, — он озабоченно произнес эту фразу. — Это только со слов и настроений источника, конкретных действий нет. Пока нет. — Павел Семенович, ниль нови суб луна! — ухмыльнулся генерал. — Ничто не ново под луной. Знаю. Парафраза слов Экклезиаста, 1,9: «Нет ничего нового под солнцем». Так ведь? — мгновенно среагировал Быстров и хотел было ввернуть свое толкование, однако передумал и официально спросил: — Думаете, изучить страх, любовь и деньги? — Деньгами и страхом там не пахнет, а вот любовь, тут с этим надо быть поосторожнее. Передайте мне их дела, я поизучаю, а там видно будет. — Это все? — Ну, а шо вы хотели, Павел Семенович? Нас обложили со всех сторон непроницаемой завесой, мы, как ишаки, которым приделали шоры и принуждают идти только вперед. Я не знаю ничего и поэтому не понимаю всего расклада. Давайте просто выполнять наши обязанности, а потом, глядишь, и проявится все. Ничего силового не предпринимайте, наблюдайте и делайте выводы. — Как строить отношения с Каштан? — Вот еще! Ну, шо за проблема! Сами регулируйте свои отношения, дозируйте передачу ей информации. Пересмотри еще раз план первичных агентурно-оперативных мероприятий. Она же полностью сидит на нашей, да еще, вероятно, дополнительно получает от своей группы. Она знает конечную цель, без второго слова, а мы ползаем в потемках. Вот и делайте выводы. Генерал что-то еще беззвучно проговорил, потом глянул на Быстрова и рассмеялся. — Да, ладно, где наша не пропадала! Держитесь и не отчаивайтесь, даже если не понимаете. И не записывайте себя в ряды неудачников, обтекайте, нас могут сдать, как чихнуть, в этой истории. — Попробую подловить ее, когда она получает информацию в «секретке» крайкома, посмотрю, что она скажет? — глухо и безрадостно предложил Быстров, понимая, что это не вариант. — Да будет вам гилить[109]! Она же с цепи сорвется, если ее застукаете там! Нам с вами, будем гореть синим пламенем! Будем два придурка в три ряда! — он помолчал, грустно вздохнул и сказал: — Постарайтесь не облить ее керосином, а душевно потолкуйте, может, чего и выйдет наружу. — Я уж предлагал ей парную, когда мы обсуждали «Силуэта»! — махнул рукой Быстров. — Ну, такое предложение даже жлоб с деревянной мордой не сделал бы! Извините! Вы шо, Павел Семенович! Эта женщина из Парижа, а вы ее в парную засунуть хотите! — Товарищ генерал, я же не предлагал ей свидание, а вышло все по делу, когда обсуждали постоянную точку выхода французов. — Еще чего! Я представляю ваше свидание с березовым веником вместо цветов! — Да она призналась, что не любит парную. Как и я, впрочем! — Ну, вот видите, какая солидарность! Какое сродство душ! Пригласите полковника в более достойное место. Вот, к примеру, открылся Дом актера, там очень даже приличный ресторан. Пригласите ее туда. — Да как же я это сделаю? — отозвался Быстров. — В оперативном ракурсе было бы неэтично, а в житейском я, пожалуй, уже и не смогу! — Да знаю я, Павел Семенович, что по жене тоскуете. Но уже вот сколько лет прошло! Вас сильно заклинило! Пора бы уж и о дальнейшей жизни подумать. Быстров засопел и молча встал. — Я могу быть свободным? — Да, идите товарищ полковник и подумайте над моими словами. Быстров спустился вниз, вышел из управления и дошел до ближайшего телефона-автомата, опустил две копейки и набрал номер «кукушки» группы Каштан. На конспиративной квартире раздался телефонный звонок. Егор Поваляев стремительно вернулся в комнату из кухни и спросил: — Это что? — Ничего не услышав в ответ и видя недоуменные лица, он стоял у телефона и считал звонки: — Восемь гудков, довольно настойчиво, но не требовательно, да и не наша кодовая система, а просто звонки от неизвестного абонента. Будем считать просто ошибкой. Так, вопросов больше нет? Тогда готовьтесь и начинайте выход из схрона[110], интервалы должны быть большими. — Егор еще раз оглядел всех, попрощался и ушел, однако неприятное чувство от неожиданного телефонного звонка осталось, вызывая тревогу. Ничего не получилось, звонки прошли, но трубку никто не взял. Огорченный этим обстоятельством, Павел Семенович, ругая себя за несдержанность, за этот пустой звонок, вернулся в управление. Глава 4. Краевой центр. Неожиданное предложение начальнику ОТЗ «КБхимпром» / Москва. Резидентура SDECE. Отвергнутая кандидатура / Москва. Конспиративная квартира КГБ. Неожиданные решения