Егор, не выходя из автомобиля, внимательно наблюдал за новым дворником, а тот неторопливо встал и, припадая на левую ногу, волоча за собой метлу, пошел в дальний угол двора, где стоял мусорный бак, из которого под порывами ветра вылетели бумаги и тряпки. Там он смел левой рукой с метлой в кучу и, ловко подхватив совковой лопатой в правой руке, забросил в бак. После этого снова вернулся к скамейке и сел, уныло глядя перед собой. Подобедов натянул на голову кепку и вышел, сразу же пригнувшись к заднему колесу, постучал по нему ботинком, потом вошел в соседний подъезд. Покрутившись там несколько минут, он озабоченно выскочил и быстрым шагом дошел до своей машины, захлопнул дверь и выехал со двора мимо дворника, успев краем глаза, отработанным за долгие годы «сопровождения» свойством уловить немотивированный интерес нового дворника к его проезду мимо него. «Ну, не может быть, чтобы мы засветились! Не было активных действий, мы всего месяц, как на «объекте». — Егор терялся в догадках. — Словно по заказу нас накрыли или мне это все кажется? Если мы не могли привлечь внимание к себе, значит, информация просочилась со стороны!» Подобедов сделал несколько кругов по переулкам, но хвоста не было, и, слегка успокоившись, он вернулся к дому с другой стороны. Машину оставил вдалеке и прошел к каменному забору, который прикрывал крайкомовский дом с тыла, там он перелез через него и по тропинке подошел к задней двери квартиры. На условленный стук ему открыли. — Привет, хлопцы! — сказал он, протиснувшись через вторую дверь в узкую прихожую. — Сразу же хочу сказать, вполне возможно, что нами начали интересоваться. На прошлой неделе был один дворник, а на этой уже другой, уверен, неспроста. Кто или что знает по этому вопросу? Надо доложить полковнику. Группа офицеров, кто стоял, кто сидел за столом, внимательно слушали старшего по оперативной группе. — Мы засветиться не могли, если выходили на задания, то только через второй выход, а там через забор и на боковую улицу. Всегда хорошо проверялись, и все было чисто! — уверенно сказал один из офицеров. — Ладно, будем более тщательно проверяться и внимательно относиться к каждой мелочи в нашем окружении, погореть не страшно, не в чужой стране, а у себя дома, но расшифроваться нам, из Центра, отобранной группе, обидно, да и сомнительное это удовольствие будет, сами прикидывайте. Егор внимательно оглядывал каждого из своей группы и хорошо понимал, что никаких комментариев не будет. Офицеры из его группы были отобраны годами и работали чисто. Тем же способом, через второй выход и забор, Подобедов вернулся к машине и у первого же телефона-автомата набрал номер телефона Каштан. Два гудка прошли, и он повесил трубку. Потом снова набрал, повесив через три. В последний условленный раз он уже свободно набрал номер и стал ждать; когда Каштан ответила, Егор постучал ключами по микрофону телефонной трубки и повесил ее. Через полчаса на условленном месте Дора Георгиевна села на переднее сиденье и вопросительно посмотрела на Подобедова. — Дора Георгиевна, мне еще рано страдать паранойей, но сегодня я засек интерес к моей группе. Прошу вас отнестись к этому серьезно. Я это дело хорошо почувствовал! — И он рассказал подробности сегодняшнего прихода на конспиративную квартиру. Каштан слушала внимательно, мысленно проверяя все оперативные данные, которые проходили по управлению за последние дни, однако ничего связанного с ее группой прикрытия даже близко не было. Единственный момент, который заставил ее напрячься, было временное отсутствие на службе Быстрова. Она еще уточнила у дежурного в приемной генерала, а тот ответил, что по семейным обстоятельствам Павел Семенович взял два дня перед выходными, итого на четыре дня. — Что случилось? Жена, дети? — вкрадчиво улыбаясь, спросила Каштан. — Да нет у него ни жены, ни детей. Говорил, что к матери поехал, крышу поправить в доме. Вроде бы так! — Широко улыбаясь, собрав морщины на худом лице, старший лейтенант был готов даже рассказать все дальше. Дора Георгиевна кивнула и вышла из приемной, уже через минуту забыв про это, и вот теперь этот эпизод вернулся в ее памяти. — Это он? — спросила она, достав маленькую фотографию Быстрова, которую она, как и всех высших офицеров управления, взяла из Москвы. — Похож, но не он! — Егор, напрягаясь, смотрел на фотографию. — Скажу так, на семьдесят процентов я не уверен, что это он! Хотя улавливаю схожесть. Ну, не знаю! Это кто? — Начальник ка-эр. Быстров Павел Семенович. С ним надо держать ухо востро. Вот его адрес, посмотрите за ним. Официально он взял короткий отпуск без содержания на два дня, уехал из города в райцентр, плюс сегодняшняя суббота и завтрашнее воскресенье. Посмотрите его! — вдруг неожиданно она перестала сомневаться. — Егор, это он! Я почему-то вот в эту секунду поняла, что это он. Неофициально, без сопровождения, но смотрит за вами. Было бы официально — я бы знала. Что же случилось? — Имеете в виду откуда? — тихо спросил Егор. — Да, откуда это пришло к нему? — как эхо ответила Каштан. — Хорошо, Егор, мы оттянем немного наши позиции и посмотрим на их реакцию, а потом уже более внимательно на все в целом. Сентябрь 1977 года. Краевое УКГБ. В понедельник, во второй половине дня, Павел Семенович вошел в приемную, ответил на приветствие дежурного офицера и спросил: — Не занят? Как бы мне получить доступ? Доложи, если не сейчас, тогда потом, но важно сегодня. Дежурный, не связываясь по селектору, осторожно постучал в дверь, скрылся за ней и вновь показался, показывая рукой, что путь свободен. — Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — Добрый день, Павел Семенович! — Генерал привстал в кресле, жестом показывая на стул по правую сторону стола, называемый внутри управления «стулом исповедальни». — Как там крыша? — Какая крыша? Ах, да, крепкая! — нахмурив брови, Павел Семенович тряхнул головой. — Благодарю, товарищ генерал. Вот, пришел доложить о ходе проверки одной интересной информации. — Быстров сделал ударение на словах «одной», а увидев, что генерал пока его не понимает, продолжил: — Отчет в письменном виде не готовил и не думаю, что его надо иметь! А вот некоторые вопросы обсудить надо! Генерал хорошо знал Быстрова, и эта фраза «некоторые вопросы» в его лексиконе означала высший приоритет важности. Отложил бумаги в сторону, сложил крупные руки на животе, выслушал его устный отчет, откинувшись в кресле, а когда Павел Семенович закончил, строгим тоном сказал: — Боюсь, шо мне придется объявить выговор вам. — Генерал внимательно смотрел на Быстрова, этими словами делая паузу, стараясь осмыслить все то, что было сказано. — Вы не получили мою санкцию на активные действия. Как высший офицер управления, действовали опрометчиво, вас могли рассекретить, захватить и даже ликвидировать в конце концов, а мы ничего и не знали бы. Вы живете один, и мы бы долго, к несчастью, не имели информации. Отсюда вытекает, сами знаете шо! — сердито проговорил генерал. — Товарищ генерал, готов понести любое наказание! Вам я предоставил короткую записку, правда, ни о чем конкретном, а у меня в сейфе я оставил подробную докладную по этому вопросу и в случае непредвиденного развития событий вы бы все знали. Вернувшись, я уничтожил мою докладную. — Быстров старался снизить напряженность, которая возникла так неожиданно. — Я получил эти два дня отгула и использовал их правильно, может быть, не совсем по уставу, но я был не до конца уверен, а поднимать волну в таком вопросе просто опасно. — Ну, а мне хотя бы намеком? Или решили все на себя взять? — Да, все правильно. Это моя инициатива, но за собой она ничего не влечет, может быть, пока не тянет! Дайте время, и будет ясно, как с этим быть. — Быстров понимал, что становится жарко, но слезать с горячего места было уже поздно. — Ясности маловато, и я не готов. — Все понимаю, Павел Семенович, и формально объявляю вам устный выговор. Да и мне обидно, столько лет знаем друг друга, и не поставить меня в известность, плохо, даже как-то оскорбительно. Ну ладно, выговор вы получили, меня расстроили, шо будем делать дальше? — За эти четыре дня мне удалось увидеть структуру группы Каштан. — Ну, первый вопрос, а где сама Каштан? С утра не вижу и не слышу ее. — Каштан отозвали на неделю для проведения факультатива в «вышке», думал, что вы в курсе. — Да в курсе, в курсе. Спросил так, может, у тебя какая информация есть? Из Москвы молчок, больше месяца прошло, и ни одного вопроса, ни одного звонка, куратор из Москвы, как только начинаю говорить про нее, мрачно виснет на проводе, сопит в трубку, а потом сразу же спрашивает о другом, совсем далеком. Там делается дело за нашей спиной, как думаете, Павел Семенович? — Не только за спиной, но и вокруг нас, ну, захват Кремля Каштан вроде не замышляет, а вот в Крайкоме КПСС бывает регулярно, она встала на партийный учет там, но посещает только комнату спецсвязи. — Откуда такие сведения? Это же самый цимес[105]! Хотя ладно, молчу, не спрашиваю откуда, спрашиваю только зачем? — Конечно же идет обмен информацией, получение инструкций, ну, словом, вся атрибутика отношений резидента с Центром. — Быстров сказал и подумал, что последнее вырвалось у него, минуя сознание, то, что давно вертелось на языке. — Вот-вот! Резидент и Центр. У меня такое же впечатление сложилось, было только ощущение, а теперь, после вашей формулировки, окончательно закрепилось. Ну и шо это все значит? Ну, они же не абортмахеры[106] все там! Быстров привычным жестом провел по голове рукой, глянул пару раз на генерала и глухо сказал: — Все данные говорят, что они — агенты, вот только чьи. — Не понял вас, почему множественное число? — удивленно спросил генерал, уже догадываясь об истинном объеме этой тайной структуры, и от этого заныло в самом низу живота и похолодели ноги. — Когда я проводил это мое небольшое расследование, опираясь на агентурное сообщение от моего личного источника, то выяснилось: у нашего полковника тут группа обеспечения и прикрытия, три или четыре офицера сидят на квартире, предоставленной Крайкомом КПСС в их подведомственном доме. Каштан в контакт с ними не входит, вероятно, связь идет по всем правилам агентурного порядка. Она умная женщина и понимает, что она здесь, у нас, как на ладони. Даже заходы в Крайком КПСС мотивирует уплатой членских взносов, партсобраниями, партбюро или по учетным делам. Она ведь не встала на учет в нашем парткоме, а настойчиво ушла в крайком. Это нарушение партучета в нашей системе, но учитывая, что она временная, разрешение было дано. — Да ладно с этим учетом, так шо это за группа? — генерал волновался все сильнее. Быстров провел рукой по голове, немного подумал и сказал: — Это мои личные наработки, никто, кроме вас и меня, не знает о существовании этой группы и не должен знать. Будем это держать «в рукаве». Ясно только одно: есть видимая часть операции и есть еще другое, которое развивается параллельно с ней, во что мы не посвящены. Мы же не будем стучать ногами по столу, требуя объяснений происходящего, нас могут просто завернуть. Значит, надо молча принимать эти условия игры, может быть, все откроется или полковник сама нас введет в курс. — Павел Семенович, в моей практике уже было подобное после войны в Курляндском и Мориамольском уездах Литвы. Мы назывались «МХАТ», спецгруппа Четвертого управления НКГБ СССР из 15 человек. — Генерал осекся, понял, что сказал лишнее, внимательно оглядывая Быстрова, потом ухмыльнулся и продолжил: — Мы действовали в автономном режиме с мая по август и подчинялись непосредственно Москве. Местные чекисты не знали о существовании нашей агентурно-боевой группы. — Генерал снова остановился и уже другим тоном закончил: — Боюсь, за кулисами нашего «Тора» идет серьезная работа, а если вмешаемся и начнем права качать, то прихватят нас, как говорится, с концами! — Генерал задумался на минуту, вспоминая, потом встал из-за стола, достал из серванта бутылку коньяка, налил Быстрову и себе. — Ладно, пусть будет так. Давайте выпьем просто так, ни за что. Не люблю я вслух произносить то, шо таится в глубине души. Дьявол всегда стоит за спиной и слушает. Мы не дадим ему информации! — Генерал выпил коньяк, налил еще. — Так шо будем робити? Копать нельзя и не копать тоже нельзя. — Он посмотрел на Быстрова, ища поддержки. — Так просто мы не дадимся им, постараемся побороться. Я сам посмотрю на эту квартиру и этих гэцов, а потом выскажу свое мнение по нашему гембелю[107]. — Ничего это не даст! Тут нужно другое! Как можно рассчитывать ход, если не знаешь, во что играешь! — Быстров наморщил лоб и провел рукой по голове. — А шо, прикажете мне в плен брать кого-нибудь? Легко начать игру. А вот выйти из нее… — едко спросил генерал, сверкнув зубами, потом придвинулся и едва слышно сказал: — А потом сюда к нам на крышу десантируется «группа Андропова» и «поломает» всех тут нас! — Не понял, товарищ генерал, что это за группа такая? — спросил обескураженный Быстров, он ничего не знал и не слышал про такое. — Это очень строго! Два года назад секретным приказом с грифом «Особой важности» при Пятом управлении создана группа «А» из офицеров силового воздействия по террористическим и диверсионным акциям. В группу могут попасть только по особым критериям, физическим и моральным. А также исключительно парашютисты! Вы поняли? Быстров покачал головой, но ничего не сказал. Он понимал генерала и ход его мыслей, но отговаривать не стал, хорошо зная его характер, да и не в его манере было советовать старшим, более опытным товарищам. Он решился только высказать тревогу о возможности расшифровки: — Да, они серьезные ребята, это я хорошо понял, когда мел двор метлой, скреб лопатой и таскал мусорные баки, пока не засек всех четверых, но есть еще и пятый, который проживает отдельно, и его местоположение не удалось выяснить, но мне стала понятна их структура. Четверо сама группа обеспечения, а пятый командир группы. Телефон поставить на прослушку не могу, нужно постановление, а это начало нашей расшифровки, но связь, возможно, идет именно через телефон. Я слышал, когда убирался в подъезде. — Неужто правда, мели двор и чистили мусорные баки? — серьезным тоном спросил генерал, но легкая улыбка проскочила на его лице. — Да уж пришлось повкалывать, а дворник, старый татарин, вероятно, посмеивался! — Быстров сам улыбнулся, вспоминая эти эпизоды своей дворницкой работы. — У нас по ним никакой официальной информации нет. Я уверен, что это не смежники из МВД. Возможно, но маловероятно, работает ГРУ. Нужно ставить на прослушку телефон и тогда хоть что-то поймем! — суховато проговорил Быстров. — А мне шо сказать нашему прокурору? Подо шо он будет давать санкции: на оперативные данные, на агентурные или доверительные источники? Прикажете ссылаться на эти косвенные или подавать требование в закрытом пакете? А после этого, если ничего не произойдет, сами знаете, шо будет! — Генерал прикидывал варианты, уже хорошо зная, что будет всю ответственность брать на себя, под честное слово. — Вы понимаете и отдаете себе отчет в том, шо здесь мне изложили! — Генерал сжал руки в свои огромные кулаки. — Товарищ генерал, под мою ответственность получите постановление на прослушку хоть на две недели, тогда уж что-то будет определенное. — Быстров встал и вытянулся, смотря мимо генерала, прямо в окно. — Давайте так, Павел Семенович, я решу, под чью ответственность пойдет эта санкция. Если получим, то прошу результаты тут же докладывать мне. Условия проведения будут повышенной секретности. Все, мы закончили. С ума двинуться мозгами от такой жизни! Четыре дня, а потом полный расклад мне, поняли Павел Семенович? Полный меморандум прослушки! Так и запишите себе вот здесь! — Генерал ткнул пальцем в сторону головы Быстрова. Этим он подытожил разговор. Быстров, в целом довольный, повернулся и вышел из кабинета генерала. Шагая по коридору к себе, он думал: «Вот и начинают вылезать новые обстоятельства в ходе развития событий после приезда полковника Каштан. И это только начало! — Уверенно развивал эту мысль: — Офицеры приехали сюда не на курорт, происходит интенсивная помощь со стороны Крайкома КПСС, не удивлюсь, что эти две машины, которые я засек, из их гаража. Главное, надо убедиться, активна группа или нет? Они должны проявиться реально!» Выйдя из управления, он прошел квартал и свернул через арку к серому одноэтажному зданию, стоявшему в глубине двора. В кабинете начальника наружного наблюдения, куда, постучавшись, вошел Быстров, сидели Дробышев и бригадир группы наблюдения. — Здравствуйте, Павел Семенович, это неожиданно! — Что «неожиданно»? Я вроде бы регулярно бываю тут, у вас! — Нет, другое. Вот это мы сейчас и обсуждаем с Леней. Ваши объекты находятся в зоне внимания других «негласников», не наших! — МВД? — Нет, не милиция, не их «наружка», я бы знал! Понимаете, Павел Семенович, мои ребята столкнулись в работе с чужими. Все бывало, и самодеятельность, и криминальные элементы выставляли «ноги»[108], но это все так, чепуха! А вот эти, чужие, работают по нашей методике, но исполнение другое. — Это как понимать?