— Нет, — слабо отозвался Кротов, — все правильно! Вчера, сразу же после ухода Василия, он сел за пишущую машинку и отпечатал детальный отчет, а перед уходом домой вдруг позвонил Тони и попросил разрешения приехать к нему. Его до сих пор потряхивало при воспоминании, как вчера, после скромного ужина с двумя бутылками красного алжирского вина по 2 руб. 20 коп., которые принес с собой его новый знакомый Тони, разрешил ему переночевать. Эти отпечатанные на машинке листки лежали под книжными полками, в тумбе. Лежали сверху, на каких-то папках, ничем не прикрытые, только деревянные дверцы закрывали их. Геннадий положил их туда, чтобы утром подхватить и идти на встречу. Утром, когда Кротов вошел в комнату и вдруг вспомнил, что вчера вечером почти открыто оставил этот злополучный отчет, его словно ударило током. Однако Тони Сиссе спокойно сидел за столом и читал свои конспекты лекций перед семинаром. Кротов пытливо посмотрел на него, предложил выпить кофе и, не замечая никакого изменения в его поведении, ушел готовить. Сиссе ушел первым, ему было близко до здания филологического факультета университета, где в восемь тридцать у него была первая пара, а Геннадий, сразу же после его ухода, бросился к тумбе, открыл ее и стал внимательно смотреть, вспоминая, как он вчера положил эти листки с отчетом для Василия. Все лежало так, как он вчера и положил, однако неуверенность осталась. Тони мог, просматривая книги, залезть в тумбу и найти этот отчет. Он слышал, засыпая, из соседней комнаты, как тот ходил по комнате, потом скрипело кресло у письменного стола, а когда свет погас у него, он уже и не знал, потому что быстро заснул. Рассчитывать на благородство или воспитанность было нельзя, но изменений в его поведении тогда, в это утро, так и не было, или тот мастерски их скрывал. Василий читал текст, переспрашивая некоторые детали, потом оторвал нижнюю часть с подписью Геннадия, положил перед ним чистые листы бумаги и сказал: — Вначале ты дашь подписку о сотрудничестве и неразглашении. — Но я же писал Сергею. — Это в его отдел, и она уже в архиве. Надо для нас, для контрразведки написать. — А псевдоним, тот, который мне придумал Сергей? — Если понравился, оставим, но лучше новый. Как тебе Бонза? Пиши, текст ты помнишь? Подпишись новым псевдонимом. Лады? Василий перечитал документ о сотрудничестве, положил в свою папку на молнии, туда же тот самый злополучный отчет. — Так, с этим все. Поздравляю! Ты давай перепиши этот свой отчет. Только вот здесь и вот здесь надо изменить. Не делай свои предположения, а просто описывай место, событие, разговор, если память хорошая, подетальней, а если не помнишь, то вписывай главную мысль, суть. Без своих выводов! — Дождавшись, пока Кротов перепишет, он забрал листы бумаги, положил их к себе и встал. — Теперь расходимся, ты вперед, я потом. Встреча по звонку. Вернувшись в управление, Василий Разгоняев сел писать рапорт об агентурной встрече с Бонзой. Кротова он хорошо понял сразу, с первой же встречи. Свои мысли по его поводу он кратко изложил в отчете и уже собирался закинуть в сейф, как открылась дверь и вошел Быстров с неизвестной женщиной. — Здравствуйте, товарищ Разгоняев! Полковник Каштан хочет поприсутствовать! Не возражаете? — Павел Семенович подошел к окну, взял стул и подставил к столу, жестом пригласив сесть. — Василий, вы садитесь, Дора Георгиевна из Москвы, и у нее особый интерес. Итак, у вас сегодня прошла встреча? — Да, Павел Семенович! Мы провели первую подробную. Вот у меня уже готов рапорт. С этими словами он достал папку, которую уже хотел было положить в сейф, и протянул ее Быстрову. Тот взял ее, но ничего просматривать не стал, а присел сам рядом с женщиной. — Каково ваше мнение об этом человеке? Что он смог уже рассказать вам? Изложите в устной форме! — красивым, хорошо поставленным голосом проговорила Каштан и приготовилась слушать. Василий, малоразговорчивый по своей натуре, поднапрягся и начал свой рассказ о Тони со слов Кротова. — Неплохо! Нам интересны такие подробности. Просто хорошо! — с удовольствием, ставя ударение на слове «хорошо», сказала после рассказа Каштан. — Вот что, Василий! Продолжайте работать с Бонзой, деньги мы выделим на его расходы! Постарайтесь, чтобы они почаще и побольше общались, ну, и вы не упускайте моменты, когда вешать технику на этого Бонзу. Разгоняев хотел было сказать, что вряд ли так просто согласится Кротов одевать микрофон с проволочным спецмагнитофоном «Лист», но передумал и решил позже, без этой московской дамы, поговорить с Павлом Семеновичем о том, как лучше подойти с таким деликатным вопросом к Бонзе. Глава 3. Краевое УКГБ. Чрезвычайное происшествие / Стажерка из ФРГ / Скрипниковы, вор, «положенец» из Ленинграда и сын французского авторитета / Утечка «служебной» тайны в Краевом УКГБ. Неожиданная, странная информация. Подтверждение Сентябрь 1977 года. Краевое УКГБ. В Управлении Краевого КГБ словно взорвалась бомба, когда были получены агентурные сведения о контакте стажерки из ФРГ с партийным работником. Должность и учреждение пока были неизвестны. Эта информация поступила от ее соседки по общежитию, агента Утес, которая высидела почти три часа в вестибюле общежития, дожидаясь ее вечером. Перекинувшись несколькими фразами о погоде, о делах на факультете, стажерка вдруг неожиданно сказала, что сегодня вместе со своим новым другом, студентом филфака, заходила в гости к партийному функционеру, как она выразилась. Там они долго сидели, выпивали, слушали хорошую музыку, и вот только что она вернулась от него. — Ну и как тебе этот партиец? — спросила Утес, этим вопросом пытаясь определить, кто же он, этот функционер. — Вполне нормальный, симпатичный человек, без идеологических проблем. Выпили коньяк, он любит, — она достала блокнот и нашла свою запись, — дагестанский. Немного поели, послушали музыку. Все было хорошо! — без умысла, добродушно сказала стажерка. Тогда Утес зашла с другой стороны. — А где живет он? Где квартира? — В городе. Не знаю точно, плохо знаю, за главной площадью, там… Утес немного подумала и задала вопрос, который уводил в сторону от партийца, но позволял определиться со знакомым. — А с кем была? — Да, так! Студент с гуманитарного факультета, слабый знакомый! Но у него много друзей в городе. — Это тот африканец? Тони, по-моему, так зовут? Николь кивнула и, дружелюбно улыбнувшись, зашла в свою комнату. На этом общение закончилось. Утес утром по дороге в университет позвонила в КГБ своему куратору, оперативнику из отдела Быстрова, который при первых же словах о контакте стажерки и партийца пришел в такое возбуждение, что агентессе пришлось пропустить две первые пары в университете и мчатся на конспиративную встречу с ним. После получения дополнительных сведений от Утеса эта информация прошла по сводке и первым делом попала к Быстрову, который от удивления встал, набрал номер дежурного в приемной у генерала и спросил, можно ли сейчас зайти. Дежурный неожиданно рассмеялся в трубку. — Павел Семенович, а я вам накручиваю номер. Генерал сам просил вас зайти! Ну, надо же! Генерал мрачно смотрел на Быстрова, который каким-то сдавленным голосом доложил о сложившейся ситуации со стажеркой. — Ну, и шо ж это делается? — растеряно спросил генерал и покрутил головой. — Никогда еще такого не было в моей практике! Иностранная стажерка, да еще из ФРГ, где-то прихватила партийного деятеля! Что делать-то будем? — Смотреть партийный аппарат нам запрещено, значит, будем «водить» ее, пока не выйдем на этого деятеля. — Быстров, поднимаясь к генералу, уже провернул эту ситуацию и был готов к ответу. — Это ж сколько времени уйдет, пока будем «водить», пока будем устанавливать, а в Москву уже завтра надо давать обзорку. Как вы думаете, шо нам ответит куратор? — Предложит или быстро найти гада, или еще быстрее застрелиться! — не задумываясь, ответил Павел Семенович. — Во-во! Второе более простое. Давайте-ка, поднимаем все силы на установку этого кадра. Прямо сейчас! — Товарищ генерал, разрешите выйти? — спросил Быстров, увидев, как из-за приоткрытой двери дежурный офицер делает ему какие-то знаки. Получив разрешение, он вышел. В приемной стоял возбужденный, не похожий сам на себя Разгоняев. У него только что прошла незапланированная встреча с Бонзой в гостинице при Центральном стадионе. Кротов пришел растерянный, даже обескураженный, Разгоняев вопросительно посмотрел на него, почувствовав еще по телефонному разговору состояние, когда тот позвонил и, запинаясь, только и сказал, что надо встретиться и есть новости. — Вчера была встреча с Тони Сиссе. Он пришел с девушкой. — Кротов остановился, чтобы закурить сигарету, но по всему было видно, что он собирается с мыслями. — Африканку привел?! — ахнул Разгоняев, начиная медленно улыбаться. — Нет, француженку. Николь. Стажерку по филологии. Она изучает сленг и жаргонизмы в русском языке. Профессиональную лексику, арго и так далее. Говорит по-русски неплохо. — Подожди, подожди! — вдруг, начиная догадываться, посерьезнел Разгоняев. — У нас нет в университете стажерок из Франции. Оттуда только стажеры-аспиранты, муж и жена. Как фамилия этой барышни? — Николь Хассманн. Она сама из Франции, но стажировка от Мюнхенского института. На следующий год она заканчивает его. Кротов увидел, как остекленели глаза у Васи, и он отстраненно задумался, но это было на секунду. — Вчера они приходили, мы посидели, выпили, и как-то само собой разговор перешел на нашу реальную жизнь. Потом, достаточно много пообсуждав общие дела, она, эта стажерка, спросила, а КГБ меня не пасет? Потом сама начала говорить о ДСТ. Это как бы там их КГБ, которое постоянно ведет контроль за гражданами, как она выразилась. — Кротов замолчал, Разгоняев заметил на лице Кротова неуверенность, словно он вспоминал подробности. — Что-то еще? — Василий достал листы бумаги и придвинул их к Кротову. — Да нет! Вроде бы все! — ответил Геннадий, в это мгновение он передумал рассказывать о недопонимании и даже скандале, который произошел у него с Тони, и начал писать первую фразу: «Источник сообщила, в процессе разговора, что…» Подписавшись «Бонза», он передал написанное Разгоняеву, тот быстро просмотрел, достал бланк финансовой отчетности, передал 200 рублей Кротову, который расписался своим оперативным псевдонимом, затем вышли из номера гостиницы, где прошла экстренная конспиративная встреча. Разгоняев почти бежал в управление, во внутреннем отделении «дипломата» лежал отчет Бонзы. Когда он скорым шагом дошел до управления, Быстрова не было на месте, тогда Разгоняев поднялся на этаж выше и осторожно заглянул в приемную председателя. — Здравия желаю, — обратился он в приемной, — полковник Быстров здесь? Прошу вызвать его. Срочное дело! Дежурный приоткрыл дверь кабинета, сделал знаки руками, и появился Павел Семенович, кивнул, и они вышли в коридор. — Ну, что там у вас горит? — спросил Быстров, нетерпеливо поглядывая на двери приемной. — Не то чтобы горит, а пылает! У Бонзы вчера был контакт со стажеркой из ФРГ! — стараясь быть спокойным, проговорил Разгоняев. — Да вы что! — оторопел Быстров, лихорадочно прокручивая эту информацию. — Это же надо! Откуда информация? Встреча была именно с Бонзой? — Да я только что от него. Сейчас все отображу в рапорте! — Готовьте отчет, я скоро вернусь! — бросил Быстров и снова вошел в кабинет, затаенно улыбаясь от полученного разъяснения о контакте стажерки с партийным деятелем. — Шо там, Павел Семенович? — обеспокоенно спросил генерал, увидев усмешку Быстрова. — Шо там у вас? — Генерал оглянулся на Каштан и привстал навстречу Быстрову. — Партийный деятель, с которым у нашей стажерки из ФРГ контакт, это заместитель секретаря комитета ВЛКСМ университета по идеологии! Это наш человек, Бонза, а ее привел к нему Садовод, как свою девушку, вот такие дела. — Ах вот даже как! — генерал облегченно вздохнул. — Ну, какой он партийный деятель, этот комсюк! Да уж, девица явно преувеличила его статус. Ой, не могу, она «сделала нам медведя» мине на голову! Однако интересно получается! Шо скажете, Дора Георгиевна?