Вечером, кое-как добравшись до квартиры, он растерся на ночь мазью от вывихов и растяжений, приготовленной еще несколько лет назад знахаркой из родных мест. Боль поутихла, и он заснул. Утром стало лучше. По прямой шел, почти не прихрамывая, вот только ступеньки давались с трудом. Не успел достать документы из сейфа, как раздался стук в дверь, и вошла Дора Георгиевна. — Здравия желаю, товарищ полковник! Желаю от души! Слышала, вчера травмировались на футболе! — как всегда, ровным голосом поприветствовала она его, незаметно приглядываясь, как он встал и вышел к ней из-за стола. — Ну, не управление, а базар какой-то, не успел ногу потянуть, как уже все всё знают! Все в полном ажуре! — весело ответил Быстров, а Дора Георгиевна при этом слове вдруг вспомнила свое собеседование в Инстанции у Сербина. — Ажур — это означает, что все в порядке, под контролем! Жаргон! — констатировала она и присела к столу. Павел Семенович быстро, прихрамывая, обошел стол, сел и закрыл все открытые дела. — Что так? — пристально глядя на Быстрова, спросила Дора Георгиевна. — Так, словно посторонний вошел в кабинет! — Да привык уже за столько лет! На автомате! — извиняющимся тоном ответил Быстров и подумал, стоит ли сейчас говорить о намеченном на сегодня контакте своего оперативника. Решил, что будет весьма к месту. — Ничего особенного у меня нет, — он быстро глянул в папку на бумаги, — но вот сегодня у нас должен образоваться контакт с этим парашютистом через привлеченного к содействию человека. — Можно подробнее? — Можно. В университете на вечере интернациональной дружбы произошло знакомство нашего парашютиста с Кротовым Геннадием, заместителем секретаря комитета ВЛКСМ. Мы только вчера получили эту информацию от первой, ознакомительной встречи моего оперативника с этим Кротовым. Сейчас у них, вероятно, завершается основная. Скоро вернется капитан Разгоняев, и мы получим дополнительные материалы. — Откуда взялся этот контакт? Быстров помедлил, как бы собираясь с мыслями, потом, изучающе глядя, сказал: — Ну, в общем, обычная практика. Должность Кротова, как заместителя секретаря комсомольской[101] организации университета, по определению предполагает сотрудничество с одним из наших отделов, где оперативник провел с ним подготовительную работу по вербовке. В отчете этот Кротов упомянул о своем знакомстве и установлении дружеских отношений с африканским студентом. Сотрудник на месте принял решение передать его вербовку в наш отдел, что и было подтверждено. Мы приступили к работе с ним. — Вот как, значит! — задумчиво протянула Дора Георгиевна. — Хорошо, давайте подождем информацию. Глава 2. Краевой центр. Комитет комсомола университета. Вербовка / Знакомство Кротова с бывшим спецназовцем из Шокового батальона Франции / Конспиративная комната Краевого УКГБ Сентябрь 1977 года. Краевой центр. Университет. Комитет комсомола. В комитете ВЛКСМ университета на правах райкома Геннадий Кротов, недавно кооптированный на должность освобожденного заместителя по идеологической работе, с тоской слушал данные по утренней планерке в горкоме от второго заместителя секретаря комитета ВЛКСМ по организационной работе. Неожиданно тот замолк, увидев в проеме дверей какую-то неясную фигуру в коридоре, и вышел. Вернулся он через час, присел к столу, взял исписанные листы бумаги после планерки, потом отбросил их и вдруг сказал, многозначительно понизив голос: — Тут кое-кто хочет познакомиться и поговорить с тобой. — Его лицо напряглось, глаза сделали пробежку и остановились на лбу Кротова. — Пойдем, я тебя отведу. — Ну и кто это? — спросил Кротов, когда они вышли в коридор. — Это… он, из… ну, сам узнаешь! — И потянул его за локоть в сторону отдела кадров. За столом начальницы спиной к двери сидел плотный мужчина. — Проходите! Тут с вами хотят переговорить… — начальница показала на мужчину, тот встал и повернулся. Его лицо было знакомо, они вместе учились в школе, только тот был на два класса старше Кротова. — Здравствуйте! — улыбнулся мужчина, показав ряд золотых коронок, и пригласил в соседнюю, маленькую комнатушку, где хранились университетские документы, закрыл дверь, и они сели на два табурета, почти в упор друг другу. — Меня зовут Сергей. Я куратор КГБ по университету, надо познакомиться. Да-да, мы вместе учились, только ты помладше был, — он снова весело заулыбался, — давно это было… Сколько?.. Лет шесть прошло? — У тебя-то шесть, — ответил Кротов, — а у меня все восемь. Только каких лет? — Да разных. Давай не будем об этом, времени мало, в другой раз. — Так что тебе надо от меня? — Не думал, что у нас так все получится запросто. Предполагал большую предварительную работу, сопротивление, раздражение. Так бывает, а у нас все просто и четко! — он даже положил руку ему на колено, слабо, но уже с приятельским смыслом. Кротов хорошо понимал, что врет он, готовился к встрече, смотрел все документы, дела, изучал. — Давай-ка по порядку и с самого начала. Положение в институте, ну, сам понимаешь, ситуация политическая, идеологическая… Люди, события, оценки, — он многозначительно посмотрел на Кротова, — понимаешь? Он помолчал, потом, как будто ему только что пришло в голову, предложил: — Сейчас ты мне напишешь заявление сознательного гражданина, а завтра я подойду в это же время, и мы вместе подготовим твой первый отчет. — Что подготовим? И что за заява? — начинал понимать Кротов, но привычка получать полную ясность во всем заставляла его продолжать этот малоприятный разговор. — Бери лист бумаги и пиши расписку. — Сергей расстегнул молнию кожаной папки, достал лист бумаги и пододвинул к Кротову. — Это называется «О добровольном согласии на оказание содействия органам государственной безопасности СССР в осуществлении ими их конституционных обязанностей». Ты, как коммунист и освобожденный партийно-комсомольский работник[102], по определению, должен передавать информацию… — А если я не соглашусь? Я не хочу быть твоим осведомителем! Это даже звучит унизительно, не говоря о моих прямых действиях. Стучать не буду! — Не стучать, а исполнять долг! Да будет тебе! Ты что, офонарел, заместитель секретаря по идеологии! Что ты такое мне тут лепишь! То, что ты будешь делать, но уже под нашим руководством, ты делаешь уже сейчас. Ты что, сам не понимаешь этого! Увидев, как замкнулся и отстранился Кротов, куратор взял со стола лист бумаги, положил в папку и сказал: — Мы силой никого не заставляем работать на партию и государство, но силу приложим для того, чтобы такие, как ты, были подальше и чтобы им было похуже, чем другим! Тем более, если этот человек коммунист. Недолго ты останешься здесь! — Угрожаешь мне? — тихо спросил Кротов. — Нет, ставлю в известность о твоей дальнейшей судьбе. А она весьма незавидна! Будешь изгоем в городе. Ты уже получил урок, когда тебя не взяли корреспондентом в молодежную газету, хотя ты был лучшим писакой в университете, и сколько ты опубликовался как нештатный корреспондент? Больше всех! И писал, и работал лучше, чем многие штатные! Но не взяли тебя потому, что куратор газеты признал тебя «не своим», что и высказал редактору по твоему кадровому вопросу. Не подпишешь бумагу, везде будет так! Исключая, конечно, если пойдешь токарем или слесарем на завод! Вот такой компот! Диктовал Сергей медленно и слегка шепеляво, вероятно, от обилия золотых коронок во рту. — Я, Кротов Геннадий Данилович, изъявляю добровольное желание сотрудничать с органами госбезопасности. Об ответственности за разглашение факта сотрудничества предупрежден. Даваемые мной материалы буду подписывать псевдонимом… Он ухмыльнулся и сделал многозначительную паузу, видимо, любил этот момент, когда присваивалась кличка, или, как он сказал, агентурный псевдоним. — Кстати, какой хочешь? Предлагаю… — Сергей наморщил лоб, словно решал непосильную задачу, потом быстро проговорил: — Давай Клаус. Далее. Число. Подпись. А завтра подготовим твой первый отчет, чтобы все было как надо. Тебе не привыкать готовить отписки для райкома комсомола! Ну, пока! До завтра! — Он взял написанное Кротовым обязательство, просмотрел, положил в кожаную папку и пошел к двери. Кротов, не заходя к себе в комитет, вышел на площадь перед университетом, остановился у входа, достал сигарету и подумал, что вот так стал стукачом, осведомителем, доносчиком. Или как там будет по-французски moucharder, переходный глагол. Геннадий еще в школе выбрал для себя французский язык и занимался намного больше, чем требовалось по школьной программе, а потом, в университете, параллельно слушал и посещал семинары романо-германской филологии. Язык он знал хорошо. Значит, мюшарди! Это признание для самого себя было неприятно, он как бы глянул на себя со стороны, оправдываясь, что это можно понять, в какой стране живем! Те же самые отчеты в райком комсомола, чем тебе не стукаческая работенка? А тут КГБ, «Контора Глубокого Бурения», вспомнил ехидное переосмысливание аббревиатуры. Только что толку так переживать, нужно стараться отвлеченно думать об этом и не создавать из реальных вещей мифы нравственных категорий в стране победившего социализма. Вернулся в комитет ВЛКСМ, здороваясь на ходу, почти не замечая с кем, сел за стол, достал пару листиков бумаги и начал было писать тот самый отчет, за которым должен был завтра зайти «золотозубый». Задумался ненадолго, а потом, вспомнив слова, что это как отчет в райком комсомола, продолжил писать. Общими фразами, закругленными и ни о чем конкретно не говорящими, он исписал первый лист. Потом в голову пришла мысль о том, что надо бы отразить в отчете свое недавнее знакомство с иностранным студентом, пусть это будет в отчете, так, на всякий случай, мало ли, потом, если всплывет этот факт, будет легче доказывать, что ты не верблюд, этим «глубоким бурильщикам». Он вспомнил и описал «Вечер интернациональной дружбы», который проводил филологический факультет в университетской столовой. Секретарь комсомола факультета забежал в комитет ВЛКСМ, чтобы взять несколько номеров многотиражной газеты с собой и, увидев его, затащил на этот вечер. Все участники сидели за длинным столом у дальней стены под красным транспарантом с надписью: «Да здравствует интернациональная дружба!» Факультетский секретарь усадил его, как почетного гостя, во главе стола, на котором стояли тарелки с салатом, бутылки с лимонадом, яблоки в небольших вазах. Рядом оказался африканский студент, худощавый высокий парень, примерно его возраста. Он протянул черную кисть руки, розовато-красную изнутри, для рукопожатия, и тут Геннадий увидел большие, красивые, необычные часы. Тот, заметив его интерес, улыбнулся и показал на часы Кротова, только-только появившиеся электронные часы на батарейках, где время показывалось цифрами в центре, которые достались по большому блату. Тогда многие мечтали иметь такие, но в свободной продаже их не было, и тут его бывший одноклассник Женя, который «лез в гору» и уже работал инструктором отдела партийной инспекции крайкома КПСС, предложил ему их в замшевой коробочке, совершенно новые, с еще не отмеченным гарантийным талоном. Как он сказал, их привезли на Краевую выставку достижений товаров народного потребления, и после окончания выставки несколько экземпляров можно было купить. Женя взял пару для себя и для брата, военного прокурора, но тот был, как всегда, не при деньгах. Предложил отцу, главному судье Краевой коллегии судей, но тот носил часы «Сейко», купленные за рубежом, когда он был в составе делегации от Края, вот они и лежали у него. Кротов их купил, выплатив в два приема по 30 рублей всю сумму. Студент задержал руку Кротова, рассматривая это электронное чудо, потом улыбнулся и, снова сжав руку, представился: — Меня зовут Тони. А вас как? — Сносно говоря по-русски, он взглянул на Кротова из-под очков. — Геннадий. Вот случайно попал сюда, пригласили на ваш вечер, — ответил он. Но беседа поначалу не складывалась, у Тони был ограниченный запас русских слов, поэтому они просто сидели рядом, выслушивая выступления, более напоминающие отчеты о проделанной работе, потом принесли горячие блюда, биточки с картофельным пюре. Студенты набросились на еду, а сосед, поковыряв немного биточек, отодвинул тарелку от себя. — Нет аппетита, — сказал он, смущенно улыбаясь, как будто просил прощения, — дома поел. — А что со временем, я обратил внимание, неправильно показывают? — спросил Кротов, поглядывая на часы-красавцы. — Нет, у меня время по Парижу, сегодня будет разговор по телефону с земляком, он учится там. Вот и поставил такое время, — объяснил африканец. — Понятно. Красивые часики. Там купили? — Нет, в Милане, я этим летом там жил и работал. Хотите ченч? Часы на часы. В Италии электронные часы только появились и стоят дорого. Кротов слегка растерялся, но уж больно красивые были «котлы», поэтому легко согласился, но сказал, что паспорт и гарантия у него дома, в подарочной коробке. Тони понимающе кивнул, потом, непроницаемо глядя темными глазами, спросил: — Я могу прийти к вам домой, здесь, в университете, нам, наверное, не совсем удобно будет? Напишите мне адрес. Геннадий подумал немного, потом, прикинув, что ничего страшного не будет в таком визите, может, только соседки посудачат о визите негра в их двор, а так, что тут такого, продолжение интернациональной дружбы, и он написал адрес своей кооперативной двухкомнатной квартиры, которую построили родители. Они жили и работали в Магадане, мать аптекарь, а отец терапевт. Теперь собирали деньги на квартиру для себя. — А телефон у вас есть? — спросил Тони. — Нет, стою на очереди, с телефонами у нас беда! — помрачнев, ответил Кротов, он давно хотел иметь телефон, даже разговоры с родителями приходилось вести с центрального телеграфа. Получить номер в Краевом центре было практически невозможно, как и повсюду в Союзе. — Хорошо. Тогда, если я приду к вам в ближайшую субботу, часов в пять, это будет удобно? — Давайте так, — согласился Геннадий, вспоминая, что у него ничего не предполагалось в этот день. В субботу около пяти часов Кротов подсел к окну и начал просматривать двор, ожидая появления Тони, чтобы заранее знать, кто увидит его из соседей, не считая постоянно сидящих на скамейке, сменяющих друг дружку пожилых женщин из его подъезда, бдительно следящих за всем, что происходит вокруг. Сразу после пяти вдали у арки дома он увидел его, тот легкой походкой шел вдоль дома, приглядываясь к подъездам, где были написаны номера квартир. Раздался звонок к нему. На пороге стоял Тони с ярким пластиковым фирменным пакетом, которые были в моде. Было большим шиком держать в руке такой яркий пакет с надписью не на русском.