А меня после лекарства уже ничего не шокировало. Я равнодушно наблюдала за ним, то и дело прислушиваясь, как там Максим. Ему что-то делали врачи прямо здесь, на земле. — Он и его папаша виноваты в смерти моего отца! Они оставили его умирать, как собаку! Я хотел, чтобы он ответил за своё преступление! И чтобы отдал мне письма. С ними я обращусь к адвокату и отсужу у него часть наследства. Его отец вообще ни на что права не имел! И я это докажу! Заберу у него бизнес! А он помрёт и будет сожран опарышами! — Я что-то переживаю за окружающих вас людей. Вас бы, по-хорошему, психиатру показать, — отозвался следователь, не поднимая головы от документов. — А что ж вы сами-то отца на произвол судьбы бросили? — спросила я. Игорь опешил. Смотрел на меня, хлопал глазами. Словно не понимал, как я смею вообще голос подавать. — А потом в саду закопали бы? — с ноткой научного интереса уточнил Вадим Сергеевич. — Нет, не в саду. А то продукты разложения испортили бы землю. Потом ничего садить нельзя было бы. Максиму, наверное, что-то вкололи, потому что ему значительно полегчало, и он вдруг внёс свою лепту в наш разговор: — Меня-то за что? Это ты один сплошной негатив несёшь, а я — добро и свет. Лёка засмеялась. — Богорад, ты в своём репертуаре! А я, подбодрённая тем, что Макс, кажется, будет жить, заговорила: — Вы думали, что письма у Максима? Но они всё время были у меня. И, увы, к этим письмам не прилагается сильный характер и железная воля, благодаря которым Илья Андреевич сохранил и приумножил наследство отца. Если вы сами ничего не смогли достичь в жизни, то и письма вам не помогут. — Я просто хочу восстановить справедливость! — А разве не справедливо, что женщина спасла обречённого на гибель маленького мальчика? Ваши отцы и вы с Максимом могли бы стать родными людьми, но вместо этого предпочли враждовать. Следователь задумчиво покивал, а потом повернулся к полицейским. — Забирайте его. Продолжим разговор в другом месте. Собирая свои бумаги, Проскурин неспешно говорил: — Вообще, как выяснилось, на него уже падало подозрение в деле гибели Алины Вячеславовны Богорад. Я то дело просмотрел. Там тоже про личную неприязнь было указано, и этот кадр как раз в то время сюда приезжал. Очень подозрительное совпадение. Однако у него алиби оказалось. Хлипкое, но тем не менее, следователю его было достаточно. Если сейчас выяснится, что он всё-таки замешан в гибели девушки, то светит ему не меньше пятнашки. А что он всё про отца говорил? Что с ним случилось? Участковый повёл плечами и ответил: — Помню ту историю. Георгий Богорад. Нашли его в конце марта, как потеплело. А смерть наступила предположительно в самые морозы — январь-февраль. Судя по трупу, от переохлаждения, так как аккуратно была снята одежда. «Парадоксальное раздевание». Это такое явление, при котором человек, замерзая, чувствует невыносимый жар и поэтому раздевается. Печка, судя по всему, обратную тягу давала, потому что вся кухня в саже, дым попёр, вот он и не топил её. Так и замёрз. Парня можно понять. Никому не пожелаешь родного отца похоронить. Жаль, что человек умер именно вот так, что аж палец сгрызли мыши. Сколько таких людей одиноких, забытых. Порой очень хороших людей с тяжёлой судьбой. Жалко. Макса на носилках грузили в скорую. Я на ватных ногах подошла. Он тут же взял меня за руку. — Вот это мы адреналинчика хапанули, да? — подмигнул и улыбнулся, но как-то совсем не весело. А потом тихо добавил, глядя мне в глаза: — Ещё раз убеждаюсь, что любая встреча предопределена свыше. Глава 26 Я знала его жену только по тем видео и воспоминаниям других людей — мамы Максима или его племянника Кирилла. Сам Макс если и упоминал об Алине, то очень скупо. Думаю, ему неприятно было говорить о ней со мной. Хотя, например, о других своих бывших он иногда рассказывал какие-то смешные истории. Любил ли он Алину? Наверняка да. Такие, как Макс, на нелюбимых не женятся. Тем более я помню, что его отец её критиковал. Возможно даже, что он не одобрял выбор сына и был против этого брака. Значит, Макс не побоялся пойти против воли отца — человека, от которого во многом зависел. Раньше я больше всего не хотела стать второй, которую сравнивают с первой. Но оказалось, что ещё страшнее, когда соперницы нет в живых. Я понимаю, что она навсегда осталась в его сердце и у неё теперь не может быть конкуренток. Мои чувства к Алине были странным симбиозом жалости, интереса и ревности. Может быть, это нездорово, но я нередко думала о ней, и доводила себя этими мыслями до бессонницы. Мне было бы гораздо легче, если бы Максим поговорил о ней со мной. Спрашивать сама я не рискну. Вдруг мои вопросы причинят ему боль. Непреодолимое желание увидеть Максима, убедиться, что с ним всё хорошо, что он на пути к выздоровлению, влекло меня в больницу. Но липкий страх, что он вновь повторит те слова о расставании, которые уже однажды сказал мне, сжимал душу в безжалостных тисках, пока я шла по пустому больничному коридору. Это была та же больница, только другое отделение... Я когда-то лежала в гинекологии, а Макс попал в хирургию. Остановилась в дверях палаты. Они были настежь отворены и меня никто не замечал. Окно тоже оказалось приоткрыто. По палате гулял сквозняк. Максим пытался подняться с кровати, а Евгения Викторовна норовила надеть на его здоровую ногу чёрный комнатный тапок. — Ма, не суетись. Я сам. Нянчишься со мной, скоро с ложки начнёшь кормить и в туалет водить, как в детстве. — А что? Если надо, буду. Никто сильнее матери тебя никогда не полюбит! — Это я уже понял. Вот годам к сорока-сорока пяти раздобрею на твоих харчах, Кирюха женится, Лёшка подрастет и уедет учиться, и будем мы с тобой вдвоем с кошками поживать. — Да ну. Я столько не проживу, — отмахнулась Евгения Викторовна. — Выдумал тоже. А потом оглянулась, заметила меня. — Ой, здравствуйте. Я, наверное, пойду уже. Она заметалась по палате, принявшись складывать пакеты, лотки, банки, а затем спешно умчалась. Макс повернулся ко мне и тихо сказал: — Привет. Я положила на тумбочку коробку с письмами. — Вот, то что ты просил. — Так уже вроде не надо. — Ну если не надо, сожжёшь их. Ладно, я побежала. Мне нужно за сыном в училище ехать. Меня охватила жуткая злость. Вспомнила, что он меня бросил, и снова захотелось ему по лицу съездить. Ведь я сама себе нафантазировала, что он таким образом меня хотел оградить от проблем. Не факт, что это и было причиной его решения. — Свет, — начал было Максим, собираясь что-то сказать, но я направилась к дверям. — Кстати, ты и сейчас уже не худой. Процесс пошёл? Пока. Кошкам привет, — бросила я раздражённо и ринулась вон. Чуть позже, когда мы с Никитой дома валялись на диване и смотрели фильм, от него пришло сообщение с коротким текстом: «Что это было?» Я ответила: «Ничего!» И выключила телефон. Сама себе задавала тот же вопрос — что это было? За что я на него так взъелась? Да, я не нравлюсь его маме и он, чтобы успокоить её, убеждает, что никуда не денется, всегда будет рядом и поддержит в любую минуту. Она хочет это слышать, вот он так и говорит. Нахмурилась, поймав себя на том, что снова грызу губы до крови и вновь оправдываю Максима. По сути, после того разговора, когда он сказал, что мы расстаёмся, ничего не изменилось. Или изменилось? Мне нужно было ещё раз посмотреть ему в глаза и поговорить, окончательно выяснить всё для себя, чтобы не мучиться. Да и совесть покусывала. Мне кажется, своим неадекватным выпадом я его обидела и сбила с толку. Чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что моё поведение в больнице было глупым и детским. Как обиженная непонятно на что десятиклассница, развернулась и убежала, оставив его в недоумении. Что со мной стало? Я всегда считала себя на редкость здравомыслящим человеком. Вот так штормило меня последний раз примерно в подростковом возрасте. И то я не позволяла себе ни с кем вести себя подобным образом. Вся эта гамма чувств, что вызывал у меня Максим, по-моему, грозила довести до сумасшествия. Мало Максу во всей этой истории психов, так ещё я со своими нервами... Позвонил Андрей, настаивал на встрече. Решил, что нам во что бы то ни стало нужно поговорить. А мне совсем не до него было. Я ему там и сказала. Как и следовало ожидать, он разозлился. — Я звонил, у тебя телефон был выключен! — Он разбился. — Почему? Как это произошло? Где ты пропадала вообще? — Не важно, — я обречённо вздохнула, чувствуя, что от разговора не отвертеться. — Ты замки сменила и мне теперь в квартиру не попасть без тебя. А сама постоянно где-то ездишь. С кем развлекаешься? Не с тем ли пацанёнком, от которого ты так спешила убежать, что прыгнула мне под колёса? Помню его ошалевший вид. Стоял и весь трясся. Столь пренебрежительное высказывание в адрес Максима меня рассердило. — Он давно не пацанёнок! — Ох, Света, бог тебя уже раз от него отвёл, а ты опять... Жизнь ничему не научила? Смотри, чтоб не повторилось. Только меня рядом уже не будет. — Ого, сколько пафоса! — ухмыльнулась я. — Вот уж точно говорят, что по-настоящему узнаешь мужа при разводе. — И жену тоже, Светлана, и жену тоже, — но затем Андрей неожиданно сменил тон. — Почему ты меня избегаешь? Я уверен, что у нас ещё есть шанс всё спасти! В отличие от других мужиков я всегда на стороне жены и своей семьи. Я был тебе верен. Да, так получилось с Яной, но это случайность. Кроме неё у меня никогда никого не было! Я вспыхнула от возмущения. — Андрей, какая разница — одна или много? Ты, правда, считаешь, что это важно? Янка стройная, даже скорее очень худая. А Андрею такие больше по вкусу. Аккуратные, с маленькой грудью и мальчишеской фигурой. Я всегда это знала. Поэтому неудивительно, что так вышло. Он что-то там ещё мне говорил, убеждал, доказывал. Мне кажется, его задевало моё равнодушие и отрешённость. Когда я сказала: — Андрюш, послушай. Мне сейчас вообще не до этого. У меня гораздо более серьёзные проблемы есть, чем твои любовницы и разговоры о них. Мне действительно некогда, — он бросил трубку. Измученная совестью и сомнениями, я снова приехала к Максиму в больницу. Но медсестра на посту сказала, что он пролежал там всего несколько дней. А потом написал отказ от лечения. Переборов смущение, набрала Евгению Викторовну. — Света, я и сама хотела вам позвонить, — сходу начала та. — Чтобы извиниться. Я с вами так грубо говорила при нашей первой встрече, когда вы искали Максима! Это непозволительно. Сама себя корю. Не моё дело, что там между вами происходит. Я же вижу, что он к вам тянется. После гибели Алины он только сейчас ожил. Потому что вас встретил. Простите, что я вам наговорила глупостей. За сына так волновалась, что не могла держать себя в руках. Меня её речь ещё больше смутила. Я не знала, что отвечать. — Евгения Викторовна, но почему Максим из больницы уехал? Ему же нужны процедуры, наблюдение.