Наконец, часть наполнявших этот сарай-погреб вещей оказалась бесцеремонно выброшена наружу, а часть распихана по углам и полкам. Я теперь наверняка представляла собой жалкое зрелище. Судя по ощущениям, даже лицо было в пыли. Не говоря уже про нос, горло и лёгкие. Крышку получилось откинуть без особых усилий. Явно этим местом часто пользовались, но зачем-то маскировали хламом. Внутри было темно, как и в подвале под домом. К слову, стук совсем прекратился. Я достала телефон и включила фонарик. Склонилась над проёмом, предварявшим спуск, пытаясь разглядеть, что там внутри и высматривая ступеньки. — Ого, ты откуда взялась? — раздалось из темноты. — Макс! Ты жив! — я почему-то закричала не своим голосом. Сейчас мне было не до осторожности. Эмоции переполняли. — Пока да. Эй, не свети на меня. Неприятно глазам. Я отвык от яркого света. — А давно ты тут? — Не знаю. Наверное, сутки. Или больше. Или меньше. — Тебя все ищут! — Это радует. Я думал, меня менты найдут, или местные потом по запаху. А меня нашла Светлана Юрьевна, библиотекарь и автор бестселлера о жизни строптивых цыган. — Я очень рада, что тебе весело. Но надо выбираться. А то твой тюремщик скоро вернётся. Наверное. — Гм. Не могу. — Почему? Я сейчас спущусь к тебе. Тут есть лестница? Это ты стучал? — Да. Я этого придурка звал. Чтоб хотя бы воды принес. Трубой по камню стучу, действую ему на нервы. Как ты тут оказалась? Весьма странно было разговаривать с темнотой, потому что самого Макса я не видела. — Не важно, потом расскажу. А ты? — Он мне позвонил, сказал, что хочет навестить моего сына. У меня после этого всё помутилось. Сорвался и поехал сюда. — Как же он смог с тобой справиться? — Напал неожиданно прямо у меня дома. Вообще он очень сильный для такого дрыща. Вырубил меня, руки связал и потащил в машину. Закрыл там и вернулся квартиру обыскивать. Ноутбук прихватил и книгу твою. Не знаю, откуда в нём столько силы. Вроде худой. Как меня смог донести? Во мне почти восемьдесят пять кило. — Психи часто отличаются недюжинной силой, — я сказала первое, что пришло в голову. — Ну и состояние аффекта, может быть. Но как он к тебе в квартиру-то попал? — Я впустил. Думал, поговорим нормально, как взрослые люди. — Вообще разговоры — это не твоё, — заметила я, вспомнив, как он примчался ко мне, тоже вроде как поговорить. Макс прыснул. Но потом то ли глухо застонал, то ли зашипел. И уже серьёзно произнёс: — Как ты не побоялась сюда одна приехать? Наконец я нашла на одной из стен прибитые в виде ступенек доски и решила попробовать спуститься по ним. Мне жизненно необходимо было увидеть его, прикоснуться, убедиться, что это реальность. О собственной безопасности совершенно не думалось. Руки дрожали от перевозбуждения так, что телефон выскользнул и полетел вниз. Судя по звуку, упал на камень или что-то железное. Фонарик и экран аппарата погасли. Внизу снова воцарилась кромешная тьма. Чего мне точно недоставало — это крепких нервов и благоразумия. — Свет, ты бы сюда не лезла, — донеслось из темноты. — Он далеко ушёл? Принеси мне нож, если найдёшь где-нибудь. И ещё воды и какое-нибудь обезболивающее. Просто брось вниз. Бутылка минералки у меня в сумке была. Я тут же сделала, как он просил. Следом за ней полетел блистер с таблетками, которые я обычно принимала от головы. — О, спасибо! — последовал возглас, а затем звук открываемой воды. — Я полицию вызвала. И хочу тебе помочь выбраться. — Не выйдет. Ты сама меня не поднимешь. Он сказал, что будет держать меня тут, пока я не помру, как его отец, всеми брошенный, забытый, голодный и холодный. У меня мороз по коже пробежал. На всякий случай предварительно прикрыла крышку погреба и бросилась в дом за ножом. Логично, что искать его следовало на кухне. Правда, найти что-то среди царившего там хлама было довольно проблематично. Ржавые жестянки от консервов, банки с заплесневелыми остатками пищи, немытые кружки… От всего этого воротило. С трудом подавляя рвотный рефлекс, выдвигала ящики столов и шарила по полкам. — Вернулась? — раздалось за моей спиной. И так это леденяще прозвучало, что я инстинктивно приготовилась к обороне. Все чувства до предела обострились. Я медленно взяла какую-то погнутую вилку со стола, решила, если нападёт — попытаюсь воткнуть в шею или в глаз, и, обернувшись, уставилась на стоявшего в дверях Игоря. Он близоруко щурился и не двигался с места, загораживая собой выход. — Я... я телефон где-то выронила. Подумала, что у вас. Вернулась, а дом открыт и никого нет. — Так на кухню вы, вроде бы, не заходили, — холодно заметил хозяин. — Искала фонарик. Надеялась, что подсветив себе, найду телефон. Что интересно, именно в тот момент мне не было страшно. Я даже не подумала закричать, а совершенно спокойным голосом стала с ним разговаривать. Игорь поднял руку и снял с гвоздя у двери налобный фонарь. — Вот. Я молча смотрела на его протянутую в мою сторону руку с зажатым в ней фонарём. — Светочка! — раздалось снаружи беспечно и весело, как из другой реальности. — Светка, ты где? Мы оба вздрогнули от неожиданности. И остались стоять на своих местах. — Светик! — голос Лёки прозвучал уже ближе. Судя по звукам, она оставила велосипед и вошла во двор. Затем послышался шорох шин и гул мотора подъехавшего автомобиля. — О, а полиция тут откуда? — воскликнула женщина удивлённо. Дальше всё было, как в кино… Игорь неожиданно бросился ко мне, с силой оттолкнул в сторону. Первобытный ужас заставил закричать звонко, как струна. Душа ухнула в пятки, а сердце подскочило к горлу. Я не устояла на ногах и полетела прямиком в кухонный шкаф для посуды. Всё, что там было, посыпалось на меня. Страшный грохот, звон стекла… Причём звенело разбитое Игорем окно, через которое он, запрыгнув одним махом на стол, выскочил на улицу. Мне было видно, как он бежал к покосившемуся, частично упавшему забору, как раз в направлении того участка с пепелищем. Сразу за ним кладбище. Кто-то что-то кричал, послышались выстрелы. Когда его задержали, меня накрыло. Представила, что он мог меня зарезать или избить. Со мной никогда в жизни ничего подобного не случалось. Страшно стало не от того, что было, а от того, что могло быть... В сериалах всё кажется интересным приключением. А на деле это отвратительно и мерзко. Я сидела прямо на ступеньках крыльца и пребывала в каком-то ступоре, в прострации, по-моему, даже дрожала. Но не плакала. Лёка мне что-то дала выпить, и оно оказалось жутко противным. — Что это? — спросила я бесцветно. — Как что? Наливочка моя. Сливовая. Сладенькая! И совсем не крепкая! Я специально взяла бутылку, чтоб с тобой посидеть. Помню, как ворчливо бурчала себе под нос: — Что-то мне от твоей наливки совсем плохо. И отворачивалась от её руки с бутылкой, подсунутой мне под нос. — Да ну, пей! Это тебе не от наливки плохо, а от стресса. — Не хочу. Гадость! Я боролась с подступавшей к горлу тошнотой. Благо, не видела, как этого Игоря догнали и скрутили. Догадываюсь, что зрелище не из приятных. Хотя после всего пережитого мне, может быть, наоборот, доставило бы удовольствие видеть, как на нём защёлкивают наручники. Следователь, Вадим Сергеевич Проскурин, подъехал чуть позже, на собственной машине. Сказал, что оперов послал впереди себя. Всю серьёзность ситуации я поняла после приезда полиции и скорой. Очевидно, при мне Максим старался держаться бодро, а в присутствии спасателей, наконец, позволил себе расслабиться и дать волю чувствам. Поскольку сам он не мог выбраться, ждали МЧС. Когда спасатели поднимали Макса при помощи специальных ремней, мне было слышно, как он периодически стонет, фыркает и матерится. Наконец, он показался из подвальной ямы, и я невольно ахнула. У меня внутри сразу всё заныло. Его лоб заливал пот, на голове и лице чернели запекшиеся раны, к одной ноге была примотана то ли доска, то ли какая-то палка. Оказалось, она сломана, и сотрудник МЧС её зафиксировал перед подъёмом. Макс отчаянно старался держаться, но в какой-то момент обмяк, повиснув на ремнях всем телом. — Парни, у нас тут потеря сознания, — объявил один из спасателей. Несколько человек окружили Максима, уложенного на землю. Теперь мне его не стало видно. Только слышала, как говорят: — Перелом большой берцовой. Раны на голове. Похоже, тупая травма живота и, возможно, ещё какие-то внутренние повреждения. Предположительно, избиение и падение с высоты. Я беспрерывно грызла губы и уже почти их не чувствовала. Того, что видела, хватило, чтобы у меня в глазах потемнело и я снова чуть не хлопнулась в обморок. Благо, Лёка сразу позвала врача. Я впервые чётко поняла, что это за ощущение, когда человек жуёт своё сердце, как Дик у Джека Лондона. Невероятно подходящая метафора! Всё это время, терзаясь муками совести из-за измены Андрею, я его лишь слегка покусывала. А прожевала сегодня, глядя, как бесчувственного и окровавленного Максима пытаются привести в себя. Наверное, десять лет назад сам он ощущал нечто подобное, когда смотрел, как то же самое происходило со мной. Было понятно, что Макс сильно избит. И его, наверное, просто сбросили в этот подвал, как куль. Я ненавидела этого жуткого Игоря! Но к Максу подойти не решалась. Смотрела со стороны. Доктор усадил меня на старую скамью, поводил у лица ваткой в нашатыре, что-то говорил, чтобы отвлечь от основного действа. Потом заметил, что я очень бледна, измерил давление и сатурацию, дал выпить успокоительное. Страшно представить, что было бы, если б я не приехала сюда и не стала сама искать Максима. Возможно, его не нашли бы никогда. Примчался местный участковый. Ходил, всё рассматривал, расспрашивал, с Лёкой общался. Следователь же задавал мне какие-то вопросы, я отвечала. Но под действием успокоительного и Лёкиной наливки говорила заторможено. Начало клонить в сон. Леокадия пыталась отвечать вместо меня, но не могла ничего толком объяснить. Двое полицейских, охранявших задержанного, подвели его к Проскурину и усадили на лежавшее поблизости бревно. Следователь протянул мне бумагу, и я не глядя подписала. — Очень зря ты полицию вызвала, — вдруг подал голос Игорь Богорад, уставившись на меня исподлобья. — Я хотел ходить и смотреть, как он тут сдохнет. А потом будет разлагаться. Заброшенный дом с кучей опарышей, мух и вздутым трупом — вот было бы здорово. — Нездоровые у вас мыслишки какие-то, — заметил следователь.