Тишину ночи разорвал телефонный звонок. Я резко вскинулась, оторвала голову от подушки. И увидела, как Максим спросонья шарит рукой по тумбочке в поисках аппарата. Наконец нашёл, ответил, и звонок, вызвавший у меня необъяснимую тревогу, оборвался. — Да, чего тебе? Конечно, узнал, — Макс встал и вышел, прикрыв за собой дверь. В коридоре вспыхнул свет, и через рифлёное стекло стало видно его фигуру. Положив руку на пояс, он стоял ко мне спиной. Посмотрела на часы — полтретьего ночи. Я лишь успела услышать в трубке мужской голос. О чём они говорили, не знаю. Но вернулся Максим быстро. И швырнув смартфон на тумбочку, завалился спать. — Макс, что-то случилось? — Нет, всё хорошо, спи, — пробурчал он. А поселившаяся в моей душе тревога никуда не хотела исчезать. Такие ночи вместе, когда муж уезжал в командировку или к матери, были особым наслаждением. Нередко утром я спала на боку, повернувшись к нему спиной, а Максим придвигался, обнимал меня, осторожно входил и мягко двигался, вызывая плавно нарастающее внутри возбуждение. А потом так мило таращил свои и без того огромные глаза, горячо уверяя, что ничего подобного не было и мне, наверное, приснилось. Его неподдельно растерянное выражение лица и совершенно искренние уверения, что это не он, очень смешили. В общем, с Максом мне было хорошо и весело. А так обычно бывает недолго. Новая информация появлялась постепенно, небольшими дозами. То ли нам обоим страшно было говорить о некоторых вещах, то ли не сразу всё вспоминалось. — Твой сын похож на тебя, я заметил, — донесся до меня голос Максима. Он сидел за ноутбуком. Сказал, что ему нужно списаться с каким-то клиентом. Я же читала вручённые мне документы на кошку и удивлялась, какие у неё титулованные родители. Даже не представляю, сколько такой котёнок стоил. Максим на этот вопрос только отшучивался. — Да, тоже рыжий. А твой на тебя похож, — отозвалась я. — А где ты его видела? — искренне удивился Макс и повернулся ко мне. — На твоей страничке в интернете. — А, точно. И Максим тут же зашёл в соцсети. — Хм. На странице побывала, а дружбу не предложила, — заметил он. Я закусила губу. Сразу не придумала, что ответить, а потом момент был упущен. Максим больше ничего не говорил. Слышно было, как он щёлкает клавишами мышки и клавиатуры. Потом встал, объявив, что сейчас кое-куда быстренько съездит и вернётся. Закрыв за ним двери, я от нечего делать села за ноутбук. И курсор сам собой нашёл папку «Фото». В ней было неисчислимое количество подпапок. Фото сына, снимки с моря, с кошачьих выставок. И отдельная папка под названием «Алинка». А в ней множество свадебных фотографий, кадры с медового месяца, судя по всему, проведённого в какой-то экзотической стране. Потом я увидела подпись «Шри-Ланка, 2016». Она, его жена, оказалась просто бесподобно красивой. Под стать Максиму. Вместе они смотрелись очень гармонично. В отличие от нас. Правда, я никогда не задумывалась над тем, как мы с ним смотримся. Наверное, потому что не считала нас парой. Алина была стройная, высокая, слегка подкачанная, с длинными белыми волосами. Внешность модельная, не то что у меня. Что же с ней произошло? Я понимала, что не имею права об этом спрашивать. Если посчитает нужным, сам расскажет. Ещё одна папка называлась «Алекс». И в ней хранилось несколько сотен фото сына. Начиная с выписки из роддома. Счастливые родители: Алина с огромным букетом роз, Максим с младенцем, завёрнутым в атласный кремовый конверт; родственники с шарами и цветами. На одном снимке родители с малышом стояли на фоне иномарки, перевязанной синей лентой. Макс подарил жене на рождение сына машину? Наверное, он был очень счастлив оттого, что стал отцом. Первый годик Алёшки тоже отметили очень пышно. Я не могла остановиться и рассматривала одно фото за другим. Смотрела в замочную скважину на жизнь посторонних людей, чужой семьи. Илья Андреевич присутствовал на многих снимках. И выглядел таким же представительным, каким я его помнила. Хотя, насколько я могла догадываться, вскоре после этого его не стало. Лёка говорила, что года четыре назад. Значит, Алёше как раз был годик. Не знаю, сколько я так просидела. Но когда услышала, как щёлкнул, открываясь, замок входной двери, от неожиданности вздрогнула. Дрожащими от спешки пальцами принялась нажимать нужные кнопки, чтобы закрыть все папки с фото. Едва успела отскочить от компьютера и сесть на кровать. Макс вошёл, бросил на стол ключи от машины, плюхнулся в компьютерное кресло, устало запрокинув назад голову и закрыв глаза. Я медлила с тем, чтобы рассказать Максиму, что после нескольких безуспешных попыток наладить отношения, Андрей просто взял и уехал. Сказал, что ему нужно побыть одному и подумать. Снял где-то квартиру. На самом деле с мужа будто маска спала. Он кардинально изменился. Говорил со мной нехотя, сквозь зубы. Было ощущение, что одним своим присутствием я его душу и ужасно раздражаю. Поэтому я всё прочнее убеждалась в том, что не зря подняла вопрос нашего дальнейшего совместного будущего. Что же касается Максима… Он на четырнадцать лет младше Андрея. Конечно, он гораздо лучше выглядит, имеет более современные взгляды. Это говорил мне здравый смысл. А вот что будет лет через пятнадцать? Я превращусь в немолодую женщину, а Максу будет столько же, сколько сейчас моему мужу. И неизвестно, каким он станет. Что если таким, как Илья Андреевич? Интересно, когда он предлагал мне встретиться в «Казанове» и что-то там обсудить, он уже тогда планировал забронировать VIP-кабинку? Почему-то я была почти уверена, что да. Теперь я могла находиться в квартире Максима всё свободное время, пока сын был в училище. И нужно было как-то объяснить Максу, почему я торчу у него. Хотя он не спрашивал и, по-моему, явно ничего не имел против этого. — Андрей ушёл. Сказал, что ему нужно подумать, — заметила я как-то невзначай за ужином. Мы заказали роллы и вино. Ели их прямо в кровати, чего я бы раньше ни за что не позволила мужу. — Тем лучше, — заметил спокойно Максим, словно догадывался о подобном развитии событий. — В таком случае у меня предложение. Давай съездим с детьми в Апрельское? Отдохнём, порыбачим. — Нет, я не хочу Никитку во всё это посвящать. Лучше, чтобы он не знал о тебе. Пока я произносила это, невольно сжалась вся внутри, ожидая его возмущений и вопросов. Но он сказал просто: — Хорошо, как скажешь. Собравшись с духом, я решилась, наконец-то, спросить о том, что не давало мне покоя. — Максим, помнишь, ты упомянул о своей бабушке? Ну тогда, на банкете. Откуда ты узнал? — Какая разница? Знаю, и всё. — Ты ведь когда стал приезжать к моему дому и поджидать меня, тебе, по сути, до меня самой никакого дела не было, — заметила я. — Верно, — нехотя согласился он. — Думал, ты расскажешь что-нибудь, если нашла то, что мне нужно. Был уверен, что обязательно об этом упомянешь, станешь расспрашивать. Короче, точно проговоришься. — О письмах? — Ну да. — То есть, они тебе и были нужны? — Ага. Я их искал задолго до твоего появления. Переживал, что туда заселится кто-нибудь, с кем вообще не получится найти общий язык. А поселили тебя. Вот я и стал разрабатывать план по твоему завоеванию и проникновению в твой дом. План провалился. А где они были? — На чердаке. — Я о нём не подумал. — Значит, ты только делал вид, что ухаживаешь за мной? — Первые пару встреч да. А потом... — А потом ты понял, что я не как все, что одна такая во всем мире и бла-бла-бла, — я сама чётко расслышала в своём голосе неприкрытый сарказм. И осеклась под его сдержанно-колючим взглядом. — Какая-то неуместная ирония, — Макс недоумённо поднял брови. — Ты в чём-то пытаешься меня обвинить? В своих поступках и словах тогда я был абсолютно искренен. Ну, за исключением того случая... Точнее... Как бы объяснить ... Он растерялся и, кажется, сам запутался. — Максим, ты не обязан оправдываться. А я не имею права предъявлять претензии. Случилось так, как было суждено. Что уж теперь об этом говорить? Мне только про эту историю интересно, с письмами. Если ты их не нашёл, то как узнал? И откуда тебе было известно, что они вообще существовали? — Эти письма были для моей семьи очень важны. А знал я о них, потому что одно всё-таки было отправлено. И я задался целью найти остальные. Их не только я искал. Максим ненадолго замолчал, а потом, видя мою заинтересованность, снова заговорил: — Уф… — он надул щёки и шумно выдохнул, запустил всю пятерню в волосы, в общем, явно собирался с мыслями и подбирал нужные слова. — Короче, так. Слушай. Моя бабушка Галя была нянечкой в детском доме. Когда началась война, их детский дом эвакуировали в Челябинск. Медсестёр там не хватало. Почти всех забрали на фронт. Поэтому нянечки ходили в госпиталь помогать. И там бабушка познакомилась с дедом. Он был кубанский казак родом из Краснодара. Когда выполняя поручение, куда-то мчался на мотоцикле, вёз важный пакет, прогремел взрыв и его задело. С тех пор у него половина лица была изуродована. Бабка с дедом приехали сюда в сорок втором, когда она была уже беременная. Его комиссовали из-за ранения. Летом сорок третьего бабушка родила сына. Точнее, так думала. Как потом оказалось, это была дочь, которая умерла. — Теперь понятно, почему смуглого цыганского мальчика так легко приняли за своего, и его внешность никого не насторожила, — заметила я. — Да, дед был черноволосый и кареглазый. Позже бабушка ещё беременела. После войны. Родила ещё одного сына. А третий раз решила сделать аборт. Ей уже после аборта врач сказал, что у неё должна была родиться двойня. С тех пор детей у неё больше не было. То письмо ей пришло, когда отец уже достаточно взрослый был. Бабушка никому не сказала, хранила эту тайну в себе. Потом не стало деда. А их младший сын письмо случайно нашёл. Он выпить любил, возможно, искал бутылку и наткнулся. Там было сказано, что есть ещё письма. Поэтому он и их хотел найти. И как-то по пьяни с отцом моим ругался. Я мелкий был, прятался под столом и слушал их ссору. Так и прознал про письма и правду о происхождении отца. — Интересно, что бы сказал твой дед, узнав, что его потомки из-за этого враждовали, — вымолвила я. — Дед после войны, несмотря на травму лица, получил высшее образование, стал профессором. Он младшего сына считал непутёвым и недолюбливал. Завещал почти всё имущество и весь капитал моему отцу. А его брат как узнал, что отец их семье неродной, так и взбесился. Постоянно упрекал, что отец благодаря чужим деньгам поднялся, что он приёмыш, ублюдок, рождённый цыганской шлюхой. В общем, грязи столько лилось! Жизнь — очень непредсказуемая штука … — Да уж. С одной стороны, женщина хороший поступок совершила, спасла ребёнка. А с другой — посеяла вражду в семье. — Немного странно было свыкнуться с мыслью, что я наполовину цыган и что бабушка и дед мне неродные на самом деле. Бабушка моя из поляков, высланных Николаем после второго восстания в Бугульму. После революции возвращались назад, и почти вся семья умерла в поезде от тифа. Бабушке тогда всего год был. Она попала в детский дом в Харькове. За несколько лет до начала войны её нашла мать-полька. Через Красный крест искала. Она единственная выжила из семьи. Так что я в детстве считал себя поляком, славянином, ага. С такой-то внешностью. — А что ты хотел сделать с письмами? Разве их можно как-то использовать против вас? — Те, кто захочет, смогут использовать, поверь. Сначала уничтожить их хотел. Они ведь являются прямым доказательством того, что мы на самом деле самозванцы и не имеем права на наследство деда. Тогда младший брат отца и его потомки могли бы оспорить завещание. — Но Макс, по документам твой отец — сын твоих бабушки и деда. Это невозможно опровергнуть! А если бы они усыновили его по всем правилам? Тогда он считался бы им родным ребёнком. В таком случае, какая разница? Тем более в годы войны с документами была полная неразбериха. Максим пожал плечами. А потом спросил: — Значит, письма у тебя так и хранятся? Ты можешь мне их отдать? Книга написана. Они ведь теперь тебе не нужны? Я кивнула. Отдавать мне их совершенно не хотелось. Но и отказать нельзя. Он имеет на них все права, в отличие от меня. Глава 20