Они ушли в бор — далеко за пределы участка, прочь от поселка. Сворачивали на незнакомые тропинки, спускались в овраги. Видели белок и пожалели, что не принесли для них орешков. Белки были наглые и прикормленные: одна долго бежала за Дашей и громко возмущалась, когда не получила угощения. Даша их сфотографировала, и видео сняла, чтобы выложить на ютуб. Потом она попыталась было уткнуться в телефон, но Марианна это дело пресекла. Ее осенила блестящая педагогическая идея: — Знаешь, что это за дерево? — она показала на полуголый дрын, на котором едва-едва появились первые лепестки. — Понятия не имею! Береза? — Да ты что, ну какая береза! Вот ты темная. У тебя в телефоне есть специальное приложение[11]. Наведи объектив, нажми кнопку, и поисковик тебе скажет, что перед тобой. Вот, попробуй… ха, это, оказывается, черемуха! По английски, между прочим, bird cherry. Давай теперь определим, что за цветок… ну-ка, что нам пишет гугл? Эрантис или весенник! Прикольно! Я и сама не знала, что этот желтенький лютик так красиво называется. Даша мигом увлеклась игрой. Как и все дети, она любила крутые гаджеты, но и понятия не имела о всех их полезных возможностях. Теперь она старательно наводила камеру на каждую былинку и вслух читала описания, пока не села батарея. Они шли долго, и забеспокоились, когда решили, что заблудились и не найдут дорогу назад. Но потом услышали шум шоссе, и поняли, куда нужно идти. Солнце уже клонилось к горизонту, между сосен протянулись длинные тени, а верхушки стали золотыми. Вскоре показались стены усадьбы. Они подошли к костровой яме, где заботливый Иваныч уже приготовил для них уголь и дрова для розжига — осталось только спичкой чиркнуть. Что Даша и сделала с большим удовольствием. Получилось у нее не с первой попытки. Даша была очень городской девочкой, и даже ни разу сама спички не зажигала. Они насадили сосиски на прутики и уселись на каменную скамью перед костром. На Лопухово тем временем опустились сумерки, небо стало синим и глубоким, с рассыпанными редкими звездами. Кругом была уютная вечерняя тишина. Дом Аракчеевых стоял на отшибе, лес глушил звуки цивилизации. Шелестело в бору, да лишь изредка доносился лай собаки и лошадиное ржание из дома ветеринара Колодина. Было легко представить, что еще на дворе стоит девятнадцатый век, а из дверей усадьбы вот-вот выйдет важный и элегантный граф. Натянет перчатки, нахлобучит цилиндр, велит кучеру Ванюшке запрягать и отправится к уездному предводителю дворянства зажигать на балу до утра. Костер потихоньку прогорел, Марианна закопала в золу картошку. Даша, хоть и наелась, ждала с нетерпением — она никогда в жизни не пробовала печеной в золе картошки. Бедный ребенок! Потянул свежий ветерок, верхушки сосен таинственно зашумели. За границей участка было темно и страшно, но дрова в костре потрескивали, оранжевое пламя весело плясало и переливалась на углях. Марианна взялась рассказывать страшилки из детства и на ходу придуманные легенды про шаманов вуду, Даша слушала с превеликим удовольствием. Бояться в сумраке, возле костра, в двух шагах от дома с его уютом и яркими огнями в гостиной было приятно. Само собой, вспомнили и привидение убиенной век назад хозяйки дома. — А что, если ее призрак по ночам обходит усадьбу? — прошептала Даша, жмурясь от веселого ужаса. — И ищет новую жертву. Вы не боитесь, Марианна Георгиевна? Вы же молодая и красивая женщина, а она именно таких и не любит. А вдруг она сейчас подкрадется? Слышите? Шаги… Даша замерла с озадаченным и чуточку испуганным выражением на лице, потому что к костру из темноты действительно приближались шаги. Но не женские и не призрачные. Уверенные, мужские. Марианна уловила аромат морского бриза и смолы и ее вдруг вдруг обожгло жаром — конечно, от костра, от чего же еще! — Это папа, — с облегчением и досадой сказала Даша. — Привет! Ты уже приехал? А мы гуляли! — Гуляли? Молодцы, девчонки. А чем это у вас так вкусно пахнет? — спросил Петр Аркадьевич, появляясь из темноты. Хозяин дома успел переодеться, и был не в офисном, а в джинсах, высоких ботинках и куртке-бомбере. В таком наряде он выглядел лихо, как американский летчик, и ужасно понравился Марианне. На Петра Аркадьевича легко ложились любые образы из ее фантазий. Он встал у костра и сунул руки в карманы. — Прогулки — это хорошо, но в лесу сейчас нужно быть осторожнее, — строго заметил он. Марианна улыбнулась: он неисправим. Вот тебе и «молодцы, девчонки»! — Да, помним, сезон опасных кровососов. Мы были внимательны и смотрели в оба. Садитесь к нам, Петр Аркадьевич! Он послушался и сел — рядом с Марианной, бок о бок. Это чтобы лучше видеть дочь напротив, убедила себя Марианна. Но это предположение не объясняло, почему для этого Аракчееву пришлось сесть настолько близко, что Марианна чувствовала тепло его бедра сквозь джинсы. Отодвинуться она не могла. Ее внезапно парализовало, как в детстве, когда мальчик, по которому она тайно вздыхала, ни с того ни с сего подсел к ней за парту в классе. — Вы картошку печете? И сосиски жарите? Угостите? — Сосиски мы съели… а картошка, наверное, готова! Марианна сорвалась с места, присела у костра и прутом выкатила пять картофелин — седых от золы, с обугленной шкуркой в аппетитных трещинках. — Осторожно, Даша, горячо! Петр Аркадьевич, сейчас и вам очищу… — Дайте сюда, я сам. Аракчеев взял обугленный клубень голыми руками и даже не зашипел — лишь перекинул пару раз из ладони в ладонь, подул и начал сдирать шелуху. — Соль есть? — Вот, — Марианна вернулась на скамью и передала ему коробок. — Папа, ну ни фига себе! Тебе не горячо? — У меня кожа на ладонях грубая. Хочешь кусок? А вы, Марианна Георгиевна? Потом не просите. Я голодный. Он ел, и, кажется, даже урчал от удовольствия. Ловко разламывал клубни длинными пальцами, крепко солил дымящуюся нежную мякоть, с аппетитом вгрызался. И выглядел довольным и расслабленным, а глаза его как будто усмехались каким-то веселым мыслям. — Что вы так смотрите? — спросил он и бросил на Марианну косой взгляд. — У вас щека в саже, — сказала она. — Вот тут. Он достал платок, тщательно протер щеку, потом руки, улыбнулся чему-то. И неожиданно сделался словоохотлив: то ли от вкусной еды, то ли от тепла костра, то ли от особой атмосферы весеннего вечера. — Лет пятнадцать не ел печеного картофеля, — признался он. — В детстве это было для меня лакомство. Девяностые, голодуха. Думал: вот вырасту, разбогатею, буду каждый день жечь на пустыре костер и печь картошку. — Даже сникерсов не было? — изумилась Даша. — Были. В ларьке на остановке продавались. Денег купить не было. Однажды ночью мы с пацанами… кхм… достали целую коробку, наелись так, что животы болели. С тех пор я шоколад видеть не могу. — Ты что, был бедный? Как в фильме «Миллионер из трущоб»? — Даша широко открыла глаза. Она была не менее изумлена, чем Марианна. Но девочка не догадалась, каким образом ее папа с пацанами «достали» коробку из киоска. А вот Марианна догадалась — вспомнила «Петьку-бандита»… — Да, жили мы небогато. — А твои мама и папа кем работали? — Твои бабушка и дедушка не могли меня содержать. И умерли рано. Я тебе рассказывал, забыла? Мы с тетей Валей вдвоем жили. — И как же вы жили? Когда денег не было? На пособие? — Даше было так интересно, что она положила недоеденную картошку и подалась вперед. — И что ели? — Ну, я работать рано начал, — Петр Аркадьевич поворошил прутом угли и нахмурился. — Стекла протирал у машин на стоянке. Мне было одиннадцать, как тебе. Сигареты на вокзале поштучно продавал. Ну и по-другому тоже… зарабатывал. А когда делать было нечего, мы с пацанами гуляли с утра до ночи. Ели, что найдем. Черемуху, ранетки. Побеги крапивы, заячью капусту. Рыбу ловили. — Как Том Сойер? Мы с Марианной сегодня читали. — Типа того. Картошку копали в огородах, яблоки обрывали. — У фермеров просили? — Иногда просили… — Аракчеев смутился, кашлянул, неловко повел плечами. — Однако холодно становится. Может, в дом пойдем? — Нет, подожди! Расскажи еще про детство. Что такое заячья капуста? Ты все съедобные растения знаешь? А мы с Марианной сегодня тоже много растений нашли! — С Марианной Георгиевной, — поправил он ее. — Даша, ты не замерзла? Ну-ка иди сюда… — он похлопал по скамье рядом, Даша пересела. Он взял ее руку в свою и заметил: — Ледяная. Суй ко мне в карман. Марианна Георгиевна, а вы не замерзли? — Нет! И тут он быстро взял ее за кисть и упрекнул: — Врете. И у вас рука ледяная. Он уверенно разжал ее кулак, сплел ее пальцы со своими и сунул ее руку глубоко к себе в карман куртки. Марианна замерла, не зная, что делать. Вырваться и отодвинуться с оскорбленным видом? А чего оскорбляться-то? Прикосновение было невинным, и цели Аракчеева были самые благородные — согреть! … однако этот жест оказался ужасно интимным. Теперь они сидели, прижавшись друг к другу, плечо в плечо, рука в руке, и ее локоть притиснут к его боку! Она чувствовала, как бьется на его запястье жилка, и что кожа на его ладони жесткая и горячая. И как расширяется на вдохе его грудная клетка, и как напрягаются мышцы на его бедре, когда он меняет положение. Она облизала пересохшие губы и попыталась смотреть прямо перед собой, но ее так и тянуло повернуть голову налево, туда, где было близко его лицо. На другой стороне скамьи завозилась Даша. — Ух, ты теплый, — сказала она довольно. — Папа, это жесть какая-то, как ты жил. — Нормально я жил. Было весело. Развлечений у нас было побольше, чем у вас. — А как вы развлекались? Компьютеров у вас тогда не было, да? — Были, но не у всех, — он помолчал, как бы не решаясь продолжить, но потом признался с довольной от воспоминаний улыбкой: — Мы делали дымовухи. — А это еще что такое? — Дымовая шашка из целлулоида. Жгли расчески, линейки. Довольно опасное развлечение. Аракчееву явно было неловко рассказывать о таком, и Марианна не удержалась: