Ну и я готовилась еще и к этому, естественно. Быстро пожалев, что взяла сложную и неприятную тему. На самом деле я хотела научить всех делать штормграмы, именно этот план сунула Бастиану на проверку, но возмутился Габриэл. – А деньги?! Делл, я зарабатываю для нас деньги, а ты хочешь научить всех своей фишке? – Он прав, – хмыкнул тогда Бастиан. – Не могу оставить в голоде и нищете ваших будущих детишек. Выбери другую тему. Габриэл слегка сник под моим недовольным взглядом, но сам предложил взять смертельные артефакты – самые мрачные и серьезные магические девайсы, покоряющиеся лишь избранным. Именно их использовал Оллис по указке Акориона. Начав готовиться, я слабо представляла, какой пласт не самых простых воспоминаний поднимут мрачные и тяжелые описания смертельных магических игрушек. Моим оппонентом стал Кейман, по правилам (хотя я так и не узнала, кем они были установлены) он должен был взять тему, радикально отличающуюся от моей. И я после каждой пары будто невзначай проходила мимо доски, надеясь, что там вывесят и темы лекций магистров. Жизнь в Школе Темных, как всегда, бурлила и неслась куда-то, совершенно неясно куда, снося на своем пути всех зазевавшихся. По большей части народ радовался. Ну когда еще можно побыть полноправными хозяевами в школе? Помимо известных состязательных лекций адептам разрешили составить меню на весь день, установить более позднее время отбоя, отменить форму – и вообще, как следует развлечься. Наверное, Кейман все же понимал в педагогике в разы больше меня, потому что на школу все это подействовало как укол успокоительного. Народ радовался, предвкушал, кое-кто светил штормграмами и обменивался картинками. Мы готовились к выступлениям, и чем ближе было мое, тем сильнее я впадала в панику. За день до наших пар Кейман и компания провели свои лекции, но я почти никуда не попала: собственные пары и тренировки никто не отменял. На контрасте со мной Крост выбрал артефакты природного происхождения и рассказывал о колдовских деревьях, исцеляющих реках и прочей ерунде, о существовании которой я даже не подозревала. Результаты теста по итогам лекции держали в секрете, но директор весь остаток дня ходил крайне довольный собой. Я же попала только на лекцию магистра Ленарда, который рассказывал о зельях индустрии моды и развлечений. Очень интересно, надо заметить: чем только не пропитывали ткани модельеры. Нужно будет спросить Рианнон, что использует она. Явно ведь пригодится на будущих курсах. Чем ближе было мое выступление, тем становилось страшнее. До сих пор я считала, что волнение перед публикой у меня средней тяжести, но в этот раз… внутренности скрутило в тугой узел еще на завтраке, и даже Брина заметила, что я непривычно бледная. – Ты в порядке? Не успела подготовиться? – В порядке. То есть… не знаю. Страшно. – Да брось, ты же отвечаешь на парах. – Это другое! Что мне делать, если они не будут менять слушать? Если начнут смеяться? Там ведь будут и старшекурсники! А преподов не будет… – Будет Бастиан. При нем никто и не пикнет. «Кроме него самого», – подумала я, но промолчала. С каждой новой минутой меня все сильнее тошнило от одной мысли, что я окажусь перед аудиторией и буду вести лекцию. Не отвечать, путаясь в заученных фразах из учебника в надежде на оценку, а доносить новую информацию. Стоять на месте препода… Когда я вошла в аудиторию, то обомлела: свободных мест не было. А за парты, которые едва вмещали четырех адептов, набилось по пять-шесть человек. Народ сидел даже на ступеньках, и… мне до безумия захотелось развернуться и сбежать! Звонка еще не было, я открыла тезисный план. Буквы пустились в пляс, я не понимала ни единого слова, и паника захлестнула так быстро, что не оставила шансов. Подумав, что лучше я отключусь в туалете, чем на глазах у всех, стараясь не нестись сломя голову, я вышла в коридор, юркнула в закуток с умывальником и прислонилась к зеркалу, тяжело дыша. – Шторм? – спустя пару минут услышала голос ди Файра. – Долго тебя там будут ждать? Попробовала распрямиться и поняла, что не могу. Не могу выйти туда и выступить, я еще никогда так не паниковала, даже в школе. Хотя маме часто приходилось настраивать меня на доклад или презентацию. Она обычно давала какие-то дежурные советы, убеждала, что все получится, и сам ее голос действовал магически. – Я не могу… – тихо прошептала я. – Что? – Бастиан удивленно поднял брови. – Я не могу… прости. Не могу читать лекцию. – И почему же? – Просто не могу! Мне жаль, ты зря взял меня в команду. – Шторм, что за детский сад? У твоего «не могу» есть причина? – Да! – не выдержала я. – Она называется страх! Я не умею выступать, не умею вести лекции, я собственный план прочитать не могу! Не вижу ни строчки, не смогу написать на доске ни одного символа, а если попробую, все будут ржать, потому что я почти не умею писать, когда волнуюсь. Потому что ты был прав, я не колдунья, а уборщица. Не создана для того, чтобы учиться. И не могу… не могу рассказывать им, от чего погибли их товарищи. Боги, эта тирада вырвалась у меня против воли, я совершенно не планировала рассказывать ди Файру о страхах! На миг захотелось жалости, чтобы кто-нибудь обнял, погладил по голове и сказал, что это не конец света. Что не умея читать можно получить образование, что необязательно писать что-то на доске, что никто не будет надо мной смеяться, даже если на самом деле все это ложь. Но Бастиан, конечно, не торопился заключать меня в объятия. Да и вообще выглядел несколько удивленным, будто испугался девушку, вот-вот готовую заплакать. К моему удивлению он вдруг сказал: – Хорошо. – Что? – Я моргнула, забыв и о слезах, и о щемящей жалости к себе. – Хорошо. Боишься – не выступай. Не ходи туда, возвращайся к себе. – Серьезно? А… что будет с испытанием? – Ничего, засчитают тебе поражение, и все. – И ты не обрушишь на меня всю мощь своей ненависти? – Зачем? – А зачем ты делал это на первом курсе? – Придумай сама. Так что ты не уходишь? Иди. Я сам скажу, что лекции не будет. Давай, Шторм, иди к себе, в постельку, спать. – В чем подвох? – Ни в чем. Бастиан рассмеялся. – Неужели ты не понимаешь, что любая издевка, которую я только могу придумать, чтобы тебя достать, меркнет рядом с позорным бегством с лекции? Мне не надо будет наказывать тебя, это сделает вон та толпа, которая пришла посмотреть на новую королеву школы. – Шел бы ты… со своими коронами. – Они видели, на что ты способна, – пожал плечами ди Файр. – Люди тянутся к проявлениям силы. Можешь уходить, только будь готова, что вернешься к тому, с чего начинала. Станешь изгоем… ошибок здесь не прощают. – Тебе бы в психологи, – пробурчала я. – У тебя бы все клиенты крышей поехали. – Так я иду и говорю, что лекции не будет? – Иди… Я на секунду зависла, но все же не удержалась: – В задницу. Поправила косу и побрела в аудиторию. Бастиан, конечно, скотина, но кое в чем он прав: трусость не простят. И Яспера порадуется… – Кхм… здравствуйте, мое имя Деллин Шторм, и тема сегодняш… Никто не слушал. Народ смотрел на меня, как на диковинную зверушку, переговаривался, посмеивался, но никак не хотел затыкаться и внимать. – Я прошу тишины… Ага, с таким же успехом можно попросить метнуться в буфет и купить мне булочку. С той лишь разницей, что кто-нибудь да метнется. Постучала карандашом по парте. Поймала насмешливый взгляд Бастиана, который сидел за первой партой, сложив руки на груди. Мне показалось, он неосознанно (а может, и вполне сознательно) копировал Кеймана. – Да помолчите вы сорок минут! Я почувствовала, как внутри зарождается злость, и вдруг подумала: а почему, собственно, я должна сейчас сдерживать эмоции вместе с магией, если что-то меня бесит? Молния сверкнула под потолком, люстра опасно закачалась. Народ притих, а в воздухе отчетливо запахло дождем. – Спасибо. Итак, сегодняшняя лекция будет посвящена смертельным артефактам. Считается, что артефакторика – наука, больше свойственная светлым магам, а оттого не слишком сильная. Однако всякий, кто погружался в историю магии чуть глубже, чем… Бастиан демонстративно зевнул, а я запнулась. Кое-где послышались смешки. Народ пришел на шоу, а не на лекцию – поняла я. Просто хотели посмотреть, опозорюсь или нет и как мы с ди Файром будем вести себя в одном помещении. А к черту. Гулять так гулять. – Смертельные артефакты, все до одного, впервые были изготовлены богом тьмы Акорионом. Секрет большинства из них утерян. В последний раз на территории Штормхолда артефакты использовались Джорахом Оллисом, магистром Школы Темных. Число жертв достигло двух десятков. Артефакты не входят в обязательную программу, поэтому, когда мы с ними столкнемся, вспоминать будет нечего. – Столкнемся? – хмыкнул кто-то. – Двадцать человек столкнулись. Где гарантия, что среди нас нет новой двадцатки? Какая-то девочка за первой партой ойкнула и невольно придвинулась к Бастиану в поисках защиты. Тот с подозрением на нее покосился, но с места не сдвинулся. – Главная опасность артефактов в том, что они могут быть совершенно любой формы. Вы не распознаете смерть в обычном карандаше, в колечке с бриллиантом, в браслете с крупицами. Поймете, только когда против вас его используют, когда прочувствуете его действие. – Какое? – спросила Аннабет. – Их довольно много. Самые безобидные начисто лишают воли, заставляют делать все, что прикажет владелец артефакта. Самые жуткие могут уничтожить изнутри, разорвать сердце, переломать все кости. Окунуть в кошмары и свести с ума или вычерпать всю магию до дна и обратить против вас. На создание такого артефакта требуется огромная сила. Я не буду говорить, что Оллис никогда сам не создал бы ни одного такого артефакта. Что Акорион сам выбирал, как и от чего будут умирать адепты в школе. И еще я никогда не спрошу Бастиана, против какого артефакта выступил он, но даже сейчас вижу в его глазах что-то темное. То, из-за чего он здесь: воспоминания о смерти не вызывают в нем страх или боль, они рождают ярость, которую он сейчас совершенно спокойно держит в узде. – Использование смертельных артефактов жестоко карается законом. А еще требует особой осторожности, потому что обратить артефакт против себя так же просто, как убить с его помощью другого. И это – единственный способ победить. Играя против такого артефакта, не получится разоружить противника и сдать страже. Только убить, причем именно тем способом, которым он собирался убить вас. Но это очень сложно… практически невозможно.