– Джин, не могла бы ты принести мистеру… – Я останавливаюсь, поднимаю глаза. Он тоже поднимает глаза: – Кимболлу. – …мистеру Кимболлу бутылку «Сан-Пелле»… – Да нет, не надо, – сопротивляется он. – Это не проблема, – говорю я ему. У меня возникает чувство, что он старается не смотреть на меня удивленно. Он снова что-то записывает в записную книжку, потом вычеркивает. Почти мгновенно входит Джин и ставит на стол перед Кимболлом бутылку «Сан-Пеллегрино» и высокий гравированный стакан Steuben. Она награждает меня озабоченным, испуганным взглядом, в ответ я хмурюсь. Кимболл поднимает глаза, улыбается и кивает Джин, которая, как я замечаю, сегодня без лифчика. Я провожаю ее невинным взглядом, потом оборачиваюсь к Кимболлу, хлопаю в ладоши, выпрямляюсь в кресле: – Итак, о чем мы говорили? – Об исчезновении Пола Оуэна, – напоминает он мне. – Ах да, точно. Ну, я ничего не слышал об исчезновении Пола Оуэна или о чем-то таком… – Я замолкаю, потом пытаюсь рассмеяться. – По крайней мере, в «Page Six» не писали. Кимболл вежливо улыбается: – Я думаю, его семья хочет обойтись без шума. – Это понятно. – Я киваю на нетронутые стакан и бутылку, потом поднимаю глаза на него. – Хотите лайм? – Не нужно, правда, – говорит он. – Все нормально. – Уверены? – спрашиваю я. – Для вас мы всегда достанем лайм. Он делает короткую паузу, потом произносит: – Хочу задать несколько предварительных вопросов, которые мне нужны для этого дела. Можно? – Валяйте, – говорю я. – Сколько вам лет? – Двадцать семь, – отвечаю я. – В октябре будет двадцать восемь. – Где вы учились? – Он черкает что-то в книжечке. – В Гарварде, – говорю я ему. – Потом в Гарвардской бизнес-школе. – Ваш адрес? – глядя только в книжечку. – Уэст-Сайд, Восемьдесят первая улица, пятьдесят пять, – говорю я. – Дом «Американские сады». – Хорошее место. – На него это произвело впечатление, и он поднимает на меня глаза. – Очень хорошее. – Благодарю, – улыбаюсь я, польщенный. – Это не там живет Том Круз? – спрашивает он. – Угу. – Я сжимаю горбинку на своем носу. Неожиданно я вынужден крепко зажмурить глаза. До меня доносится его голос: – Прошу прощения, с вами все в порядке? Открыв глаза, в которых стоят слезы, я говорю: – А почему вы спрашиваете? – Вы, кажется… нервничаете. Я лезу в ящик стола и вынимаю оттуда бутылочку аспирина. – Нуприн? – предлагаю я. Кимболл странно смотрит на бутылочку, потом вновь на меня, качает головой: – Нет, мм… спасибо. Он вытаскивает пачку «Мальборо» и с отсутствующим видом кладет ее рядом с бутылкой «Сан-Пеллегрино», попутно изучая что-то в книжечке. – Дурная привычка, – замечаю я. Он поднимает глаза, замечает мое неодобрение, застенчиво улыбается: – Я знаю. Виноват. Я смотрю на пачку. – Вы не… или мне лучше не курить? – испытующе спрашивает он. Я продолжаю смотреть на пачку сигарет, размышляя: – Да нет… я думаю, нормально. – Вы уверены? – спрашивает он. – Нет проблем, – говорю я и звоню Джин. – Да, Патрик? – Принеси, пожалуйста, пепельницу для мистера Кимболла, – говорю я. Через несколько секунд она приносит пепельницу. – Что вы можете рассказать мне о Поле Оуэне? – спрашивает Кимболл после того, как Джин поставила хрустальную пепельницу Fortunoff на стол рядом с нетронутой бутылкой воды и ушла. – Ну… – кашляю я, глотая два нуприна всухую. – Я его не очень хорошо знал. – А насколько хорошо вы его знали? – спрашивает он. – Мм… затрудняюсь ответить, – говорю я совершенно искренне. – Он был завязан в этой… Йельской истории, понимаете… – Йельской истории?.. – сконфуженно переспрашивает он. Я медлю, не имея ни малейшего представления, о чем я, собственно, говорю. – Да… Йельская история… – А что вы имеете в виду… под Йельской историей? – Теперь он заинтригован. Я снова медлю. Действительно, что я имею в виду? – Ну, начнем с того, что он, видимо, был скрытым гомосексуалистом. – Честно говоря, об этом я не имею ни малейшего представления, но, вообще-то, очень сомнительно, учитывая, как он велся на девок. – И постоянно нюхал кокаин… – Я замолкаю, потом, немного неуверенно, добавляю: – Я эту Йельскую историю имею в виду. Я понимаю, что изъясняюсь путано, но по-другому не могу это выразить. Теперь в офисе очень тихо. Внезапно кажется, что комната сжалась и поплыла, и, хотя кондиционер включен на полную, воздух, похоже, начал сворачиваться. – Итак… – Кимболл беспомощно смотрит в свою книжечку. – О Поле Оуэне вы рассказать ничего не можете? – Ну… – вздыхаю я. – По-моему, он вел упорядоченную жизнь. Мне так кажется. – И вдруг ни с того ни с сего заявляю: – Он сбалансированно питался. Я чувствую, что Кимболл разочарован, он спрашивает: – Но какой он был человек? Кроме того… – он запинается, пытается улыбнуться, – что вы сейчас рассказали. Что я могу сказать про Оуэна этому парню? Кичливый, надменный, жизнерадостный хуесос, который вечно пытался не заплатить по счету у «Нелль»? Что мне под страшным секретом поведали: у его пениса было имя, и звали его Майкл? Нет. Спокойнее, Бэйтмен. Кажется, я улыбаюсь. – Надеюсь, вы меня не допрашиваете? – удается мне выдавить. – Вам так кажется? – спрашивает он. Вопрос звучит зловеще, но это не так. – Да нет, – осторожно говорю я. – Нет, вообще-то.