– И не звони мне, – кричит она, открывая дверь. – Мой автоответчик включен, и я вижу, кто мне звонит! – Патрик, – натянутым тоном говорит Эвелин, – я буду на улице. Несколько мгновений я смотрю из кабинки на нее и на девушку, стоящую в дверях: – И что теперь? – Патрик, – предупреждает Эвелин, – не говори того, о чем пожалеешь. – Уходи. Просто уходи. Можешь взять лимузин. – Патрик… – Уходи! – рявкаю я. – Гринч сказал: уходи! Я хлопаю дверцей кабинки и начинаю зачерпывать кокаин из конверта своей пластиковой карточкой АmЕх. Между занюхиваниями я слышу, как Эвелин уходит и, всхлипывая, говорит девушке: – Он заставил меня уйти с моей собственной рождественской вечеринки, ты представляешь? С моей собственной вечеринки? Девушка ухмыляется: – Ну ты даешь. Я начинаю хрипло смеяться, стукаясь головой о стены кабинки. Я слышу, что парень, шмыгнув носом еще пару раз, сваливает. Прикончив почти весь грамм, я высовываюсь из кабины, чтобы проверить, не вертится ли где-нибудь поблизости обиженная Эвелин с закушенной губой (ай-ай-ай, детка), но она не вернулась. И я представляю себе Эвелин с подругой Дэниэла в постели: девушка раздвигает ноги Эвелин, Эвелин на четвереньках лижет ее анальное отверстие, пальцем массирует пизду, и от этого меня немного мутит. Возбужденный, я выхожу из туалета, чтобы найти себе кого-нибудь. Но уже поздно, и публика изменилась: теперь здесь больше панков, рокеров и черных, меньше парней с Уолл-стрит, слоняются богатые скучающие девчонки с авеню А. Музыка тоже поменялась: вместо Белинды Карлайл, поющей «I Feel Free», черный рэпер выкрикивает: «Her Shit on His Dick»[24], если мне слух не изменяет. Я подкатываю к двум симпатичным богатым девчонкам, обе одеты в уродские платья а-ля Бетси Джонсон, а я обдолбан по самое не могу и начинаю с фразы типа: «Клевая музыка – мы не встречались в Salomon Brothers?» Одна из этих девок ухмыляется и говорит: «Катись на Уолл-стрит», а другая, с серьгой в носу, добавляет: «Яппи ебаный». Они говорят это, несмотря на то что во мраке мой костюм кажется черным, а галстук (пейсли, Armani, шелк) почти развязан. – Слушайте, – отвечаю я, скрипя зубами, – можете считать меня гадким яппи, но я, честное слово, не таков, – объясняю я им, быстро сглатывая. Крыша у меня совсем поехала. Вместе с ними за столиком сидят двое черных. Оба в потертых джинсах, футболках и кожаных куртках. У одного отражающие темные очки, другой – с бритой головой. Оба смотрят на меня. Я вытягиваю согнутую руку, пытаясь изобразить рэпера. – Эй, – говорю я. – Я свежак. Свежак как… глушак. Глушайший. – Я отхлебываю шампанское. – Глушак, короче. В подтверждение этого я подхожу к чернокожему парню с дредами и восклицаю: «Растаман!» Я протягиваю руку, ожидая, что он хлопнет своей пятерней о мою. Но ниггер стоит как вкопанный. – Я имею в виду, – кашляю я, – mоп[25], – и потом с меньшим энтузиазмом: – Может, устроим как-нибудь джем… Он уносится прочь от меня, качая головой. Я смотрю на девушек: они тоже качают головой – знак, что мне не следует приближаться. Перевожу взгляд на симпатичную девку, танцующую сама с собой рядом с колонной, допиваю шампанское, подхожу к ней и спрашиваю ее номер телефона. Она улыбается. Выход. «Нелль» Полночь. Я сижу у «Нелль» с Крейгом Макдермоттом, Алексом Тейлором, который только что отключился, и тремя моделями из агентства Elite: Либби, Дейзи и Керон. Сейчас почти лето, середина мая, но в клубе прохладно из-за кондиционера, в полупустом зале растекаются волны легкого джаза, кружатся лопасти вентиляторов на потолке, а на улице под дождем ждут и волнуются человек двадцать. Либби – блондинка, на ней шелковые черные вечерние туфли на высоком каблуке с чересчур острым носом и красными атласными бантиками от Yves Saint Laurent. Дейзи еще светлее, на ней черные атласные лодочки, суживающиеся к носку, и прозрачные черные чулки с серебряными вкраплениями от Betsey Johnson. Керон – платиновая блондинка в кожаных ботинках из телячьей кожи на многослойном каблуке, с заостренным носком и отворотами из твида, дизайн Karl Lagerfeld для Chanel. Все три девушки одеты в узкие черные шерстяные вязаные платья от Giorgio di Sant’Angelo, пьют шампанское с клюквенным соком и персиковым шнапсом, курят немецкие сигареты – я не ропщу, хотя, на мой взгляд, у «Нелль» не помешало бы сделать отделение для некурящих. Две из них носят темные солнцезащитные очки Giorgio Armani. У Либби «джет-лаг». Из всех трех я выебал бы только Дейзи, да и то с оговорками. Сегодня, после того как я встретился со своим адвокатом по поводу ложного обвинения в изнасиловании, у меня была паническая атака, когда я занимался на тренажере Dean&Deluca в спортклубе «Xclusive». Потом я выпил с моделями в «Трамп-Плазе». После этого пошел в кино на французский фильм, которого я абсолютно не понял, но все равно он был довольно клевый, потом ужин в суши-ресторане под названием «Живчики» возле Lincoln Centre и вечеринка в квартире бывшего приятеля одной из моделей, в Челси. Там подавали плохую приторную сангрию. Прошлой ночью я видел сон, в котором пялил девок, сделанных из картона, а свет был как в порнофильме. Утреннее «Шоу Патти Винтерс» посвящалось аэробике. На мне двухпуговичный шерстяной костюм с брюками в складку от Luciano Soprani, хлопчатобумажная рубашка от Brooks Brothers и шелковый галстук от Armani. Макдермотт в шерстяном костюме от Lubium, с льняным платочком в кармашке от Ashear Bros, хлопчатобумажной рубашке от Ralph Lauren и шелковом галстуке от Christian Dior. Он собирается бросить монетку, которая должна решить, кто из нас отправится вниз за боливийским живительным порошком. Дело в том, что никто из нас не хочет сидеть с этими девушками, потому что хотя мы, возможно, не против выебать их, но не хотим или даже, как выяснилось, не можем разговаривать с ними, – им просто нечего сказать, то есть я знаю, что не стоит этому удивляться, и все же это как-то обескураживает. Тейлор сидит, но глаза его закрыты, а рот слегка приоткрыт, и, хотя сперва мы с Макдермоттом думали, что Тейлор притворяется в знак протеста против неспособности девушек поддержать разговор, потом до нас дошло, что он действительно пьян в зюзю (он почти лыка не вязал после трех сакэ, которые проглотил в «Живчиках»). Ни одна из девушек не обращает на это внимания, за исключением, может быть, сидящей рядом с ним Либби, но и это сомнительно, весьма сомнительно. – Орел, орел, орел, – бормочу я. Макдермотт подбрасывает монетку. – Решка, решка, решка, – заклинает он, а потом прихлопывает рукой приземлившуюся на салфетку монету. – Орел, орел, орел, – молюсь я. Он поднимает кисть. – Решка! – восклицает он, глядя на меня. Я долго смотрю на монету и потом прошу его: – Давай еще раз. – Пока, – говорит он, смотрит на девушек, перед тем как подняться, потом снова на меня, закатывает глаза, качает головой. – Слушай, – напоминает он мне, – я хочу еще один мартини. С «Абсолютом». Двойной. Без оливки. – Давай скорее, – кричу я ему вслед и, глядя, как он машет мне с лестницы, вполголоса произношу: – Мудак ебаный. Поворачиваюсь обратно. За соседним столиком – симпатичные европейские дуры, подозрительно напоминающие бразильских трансвеститов, гогочут хором. Посмотрим, что мне предстоит. В субботу вечером вместе с Джеффом Хардингом и Леонардом Дэвисом я иду на бейсбол. В воскресенье возьму в видеопрокате «Рембо». В понедельник привезут новый тренажер Lifecycle… Я молча смотрю на моделей, смертельно долго, несколько минут, потом замечаю, что кто-то заказал ломтики папайи и тарелку спаржи, но оба блюда остались нетронутыми. Дейзи пристально смотрит на меня, прицеливается и выпускает сигаретный дым мне в голову. Дым плывет по моим волосам, не попадая в глаза, защищенные очками Oliver Peoples без диоптрий, в оправе красного дерева, которые я не снимал почти весь вечер. Либби, у которой «джет-лаг», пытается понять, как развернуть салфетку. Как ни странно, я не так уж разочарован: все могло быть хуже. В конце концов, эти девушки могли быть англичанками. Мы могли пить… чай. – Итак! – хлопаю я в ладоши, стараясь выглядеть энергичным. – Здорово было сегодня, правда? – А где Грег? – Либби заметила отсутствие Макдермотта. – Там внизу Горбачев, – говорю я ей. – Макдермотт, то есть Гpeг, сегодня подписывает с ним договор о мире между Соединенными Штатами и Россией. Я замолкаю, пытаясь оценить ее реакцию, потом добавляю: – Макдермотт один из тех, кто стоит за гласность, понимаешь? – Ну да, – кивает она, ее голос невероятно бесцветный. – Только он говорил мне, что занимается слиянием предприятий и… аквасессиями. Я смотрю на все еще спящего Тейлора, оттягиваю и отпускаю одну из его подтяжек – никакой реакции, он даже не шевелится. Поворачиваюсь обратно к Либби: – Ты смущена, нет? – Нет, – пожимает она плечами. – Вовсе нет. – Горбачева нет внизу, – неожиданно произносит Керон. – Ты что, соврал? – с улыбкой спрашивает Дейзи. Я думаю: «О господи». – Ага. Керон права. Горбачева нет внизу. Он в «Туннеле». Прошу прощения. Эй, девушка! Я цепляюсь за проходящую мимо симпатичную официантку, одетую в темно-синее короткое платье от Bill Blass с шелковыми кружевными манжетками. – Мне «J&B» со льдом и разделочный нож или что-нибудь острое из кухни. Девушки, а вам? Они молчат. Официантка смотрит на Тейлора. Я тоже обращаю свой взгляд на него, потом на официантку, снова на Тейлора. – Принесите ему грейпфрутовый шербет, ну и виски, ладно? Официантка продолжает молча смотреть на него. – Алло, милая? – машу я рукой перед ее лицом. – «J&B»? Со льдом? – четко выговариваю я каждое слово, пытаясь перекричать джаз-банд, играющий превосходную версию «Take five». Наконец она кивает. – И принесите им, – показываю я на девушек, – что они там пили. Дюшес? Вино с водой? – Нет, – говорит Либби. – Это шампанское, – показывает она на стакан, а потом обращается к Керон: – Верно? – Наверное, – пожимает плечами Керон. – Шампанское, – повторяю я официантке. – С… персиковым шнапсом. Понятно? Официантка кивает, что-то записывает, отходит, я смотрю на ее зад, потом поворачиваюсь обратно к моделям, пристально разглядываю каждую, пытаясь заметить знак, предательскую тень, проскользнувшую по лицам, какой-нибудь жест, который выдаст, что они лишь притворяются роботами, но у «Нелль» довольно темно – я выдаю желаемое за действительное. Мне остается только хлопнуть в ладоши и глубоко вдохнуть: – Итак! Здорово было сегодня, да? – Мне нужна новая шубка, – вздыхает Либби, глядя в свой стакан с шампанским. – Длинная или до лодыжки? – спрашивает Дейзи все тем же бесцветным голосом. – Боа? – предлагает Керон. – Или длинная, или… – Либби замолкает и сосредоточенно думает минуту. – Я видела такую короткую пелерину… – Но норка, да? – спрашивает Дейзи. – Наверняка норка.