– Но почему, Патрик? Там самый лучший вальдорфский салат. Тебе понравился мой салат? Тебе понравился мой вальдорфский салат, милый? – О боже, – шепчу я, закрывая лицо обеими руками. – Только честно. Понравился? – спрашивает она. – Это единственное, что меня волнует, и еще фарш из каштанов… – Она замолкает. – Потому что фарш был… густой, понимаешь… – Я не хочу ехать в «Радужный зал», – перебиваю я ее, все еще закрывая лицо руками, – потому что там я не смогу купить наркотиков. – Вот как. – Она неодобрительно смотрит на меня. – Так-так-так. Наркотики, Патрик? О каких это наркотиках идет речь? – Речь идет о наркотиках, Эвелин. О кокаине. О наркотиках. Я хочу сегодня кокаину. Поняла? – Я выпрямляюсь и в упор смотрю на нее. – Патрик, – говорит она, качая головой так, словно утратила в меня веру. – Я вижу, что ты смущена, – напираю я. – Я просто не хочу иметь с этим ничего общего, – говорит она. – А ты и не будешь иметь с этим ничего общего, – отвечаю я. – Тебе, может, ничего и не предложат. – Я просто не понимаю, почему тебе обязательно надо испортить мне именно этот праздник. – Представь, что кокаин – это иней. Рождественский иней. Дорогой рождественский иней, – говорю я. – Ну, – произносит она, просветлев. – Ведь это так захватывающе – опуститься на дно, да? – Ничего себе «дно» – тридцать долларов за вход с каждого, Эвелин. – Потом я с недоверием спрашиваю: – А почему Дональд Трамп не был приглашен на твою вечеринку? – Опять Дональд Трамп, – стонет Эвелин. – О боже. Так вот почему ты все время ерничал? Это наваждение должно прекратиться! – почти кричит она. – Вот почему ты вел себя как полный кретин! – Это из-за вальдорфского салата, Эвелин, – говорю я, стиснув зубы. – Это из-за вальдорфского салата я вел себя как полный кретин. – О господи. Не может быть. – В отчаянии она запрокидывает голову. – Я так и знала. Так и знала. – Но ведь ты даже его не готовила! – ору я. – Ты его купила, его привезли! – О боже, – причитает она, – поверить не могу. Лимузин останавливается перед клубом «Чернобыль». Несколько человек томятся у входа. Выйдя из машины, я использую Эвелин в качестве тарана, к ее вящему неудовольствию. Проталкиваясь сквозь толпу, я, к счастью, замечаю, что перед входом стоит человек, очень похожий на Джонатана Лизердейла, и, уже просто толкая вперед Эвелин, которая так и держит в руках «рождественский подарок», я кричу ему: «Джонатан, эй, Джонатан!» Как я и ожидал, толпа разом подхватывает крик. Обернувшись, Джонатан замечает меня и кричит в ответ: «Привет, Бакстер», – подмигивает, показывает большой палец, но не мне, а кому-то еще. Мы с Эвелин все равно делаем вид, что мы из его компании. Охранник опускает канат прямо перед нами и спрашивает: – Это вы приехали в том лимузине? – мотнув головой в сторону бордюра. – Да, – с готовностью киваем мы с Эвелин. – Проходите, – произносит он, поднимая канат. Мы входим, и я выкладываю шестьдесят долларов и не получаю ни единого талона на выпивку. В клубе, как и полагается, темно, только вспышки стробоскопа освещают зал, но даже в этих вспышках я вижу лишь, как дымит сухой лед и еще одна симпатичная девка танцует под INXS, «New Sensation»: музыка орет из динамиков с такой силой, что тело вибрирует. Я прошу Эвелин сходить в бар и принести два бокала шампанского. – Конечно, – кричит она в ответ, наугад направляясь в сторону единственной светящейся полоски неона, – судя по этому свету, только там может продаваться алкоголь. Тем временем я покупаю грамм у человека, похожего на Майка Дональдсона, и через десять минут, пока я наблюдаю за танцующей девкой и взвешиваю за и против насчет того, а не стоит ли кинуть Эвелин, она возвращается с двумя наполовину наполненными фужерами. Судя по ее лицу, она негодует. – Это «Корбель», – кричит она. – Давай уйдем. Я отрицательно качаю головой и тоже ору: – Пойдем в туалет. Эвелин идет за мной. Туалет в «Чернобыле» один – общий. Там уже присутствуют две другие пары: одна пара заперлась в единственной кабинке, вторая пара с нетерпением ждет, когда кабинка освободится, – как и мы. На девушке топ на лямках из шелкового джерси, шифоновая юбка и шелковые туфли с завязками, все от Ralph Lauren. На парне костюм какой-то итальянской марки, то ли William Fioravanti, то ли Vincent Nicolosi, а может, Scali. У обоих стаканы с шампанским: у него – полный, у нее – пустой. Тишина, только из кабинки доносится шмыганье и приглушенный смех. Дверь в туалет такая толстая, что музыки совершенно не слышно, только глухое буханье ударных. Парень нетерпеливо постукивает ногой. Девица все время вздыхает и странно взмахивает головой, отчего волосы соблазнительно струятся по ее плечам. Потом она смотрит на Эвелин и на меня, шепчет что-то своему парню, потом снова что-то шепчет, тот кивает, и они уходят. – Слава богу, – шепчу я, нащупывая грамм в своем кармане, потом обращаюсь к Эвелин: – Ты почему притихла? – Это все вальдорфский салат, – бормочет она, не глядя на меня. – Черт побери. Раздается щелчок, дверь кабинки открывается, и оттуда выходит молодая пара: парень в двубортном костюме из шерстяной саржи, хлопчатобумажной рубашке и шелковом галстуке, все от Givenchy, на девушке – шелковое платье из тафты со страусиными перьями от Geoffrey Beene, серьги из позолоченного серебра от Stephen Dweck Moderne и бальные туфли от Chanel. Они незаметно вытирают носы, стоя перед зеркалом. Но как только мы с Эвелин собираемся войти в освободившуюся кабинку, в туалет влетает первая пара и пытается занять ее. – Прошу прощения, – говорю я, расставив руки и закрыв ими вход. – Вы ушли. Теперь наша очередь, знаете ли. – Мне так не кажется, – мягко говорит парень. – Патрик, – шепчет сзади Эвелин, – ну пусти их… – Нет. Теперь наша очередь, – отвечаю я. – Да, но мы здесь ждали раньше. – Послушай, я не хочу ссориться… – А сам ссоришься, – замечает его скучающая подруга, умудрившись все-таки выдавить улыбку. – О господи, – бормочет позади Эвелин, выглядывая из-за моего плеча. – Послушай, давай прямо здесь, – предлагает девка, которой я не отказался бы засадить. – Ну и сучка, – бормочу я, качая головой. – Послушай, – смягчаясь, произносит парень, – пока мы спорим, кто-то из нас уже мог бы быть там. – Да, – отвечаю я. – Мы. – Бог ты мой, – говорит девушка, уперев руки в боки и глядя на нас с Эвелин. – Кого они только сюда пускают! – Вот сучка, – не верю я своим ушам. – Тебе известно, что ты ведешь себя мерзко? Поперхнувшись, Эвелин сжимает мое плечо («Патрик!»). Парень, прислонившись к двери, уже начал нюхать свой кокаин, черпая порошок из коричневого пузырька и хихикая после каждой порции. – Твоя подруга – законченная сука, – обращаюсь я к парню. – Патрик, – говорит Эвелин, – прекрати. – Она сука, – говорю я, показывая на девушку. – Патрик, извинись, – говорит Эвелин. У парня начинается истерика, запрокинув голову, он громко шмыгает и пытается восстановить дыхание. – О господи, – испуганно произносит Эвелин. – Почему ты смеешься? Защищай ее. – Зачем? – пожимает плечами парень, обе его ноздри испачканы белым порошком. – Он прав. – Я ухожу, Дэниэл, – едва не плачет девушка. – Это невыносимо. Я тебя ненавижу. И их ненавижу. Я предупреждала тебя еще в «Байсе». – Давай, – отвечает парень. – Уходи. Давай же. Вали. Мне плевать. – Патрик, что за кашу ты заварил? Это никуда не годится. – Эвелин отступает от меня на несколько шагов, потом добавляет, глядя на флуоресцентные лампочки: – И этот свет… Я ухожу. Но она остается, словно чего-то ожидая. – Я ухожу, Дэниэл, – говорит девушка. – Ты слышал? – Давай, – машет ей рукой Дэниэл, рассматривая в зеркало свой нос. – Я сказал – вали. – Я занимаю кабинку, – обращаюсь я ко всем. – Ничего? Никто не возражает? – Разве ты не собираешься защищать свою подругу? – спрашивает Эвелин Дэниэла. – Господи, ну что ты от меня хочешь? – смотрит он на нее в зеркало, вытирая нос и снова шмыгая. – Я пригласил ее на ужин. Представил ее Ричарду Марксу. Господи, ну что еще ей нужно? – Может, мне нужно, чтобы ты его как следует отлупил, – говорит девица, указывая на меня. – Дорогая, – качаю я головой, – если бы ты знала, что я могу с тобой сделать обыкновенной вешалкой. – Прощай, Дэниэл, – после театральной паузы говорит девушка. – Я ухожу. – Отлично, – отвечает Дэниэл, вынимая пузырек. – Мне же больше достанется.