– Мередит, – зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной, – пойди сюда. – Она здесь? – спрашиваю я. – Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, – кричит он и машет рукой. Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам. Я быстро поворачиваю обратно. Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney’s, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt (13000 долларов), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит: – Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество? – О морских ежах в «Ле Бернарден», дорогая, – говорит Оуэн. – Моя любимая тема. – Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо: – Они восхитительны. – Прелестно, – нервно откашливаюсь я. – А что вы думаете о вальдорфском салате? – спрашивает Эвелин. – Понравился? – Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, – говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты. – Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн? – Это не Лоуренс Тиш, – мямлит Эвелин, искренне расстроенная. – Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему? – Ничего, – отвечаю я. – Сесилия. – А кроме того, Патрик, ты – мистер Гринч. При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил. – Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что, по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде… – Я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю: – Рождественский Тиш. Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, который проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой. – Осторожно, омела, – ору я. Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом. – Патрик, – начинает Эвелин. – Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, – тяну я ее за руку, потом обращаюсь к Оуэну и Мередит: – Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и все выяснить. – Простите меня, – говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. – Патрик, в чем дело? Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню. – Патрик? – спрашивает она. – Что нам делать на кухне? – Послушай. – Я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. – Поехали отсюда. – Патрик, – вздыхает она, – я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо? – Почему ты не можешь уйти? – спрашиваю я. – Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго. – Патрик, это моя рождественская вечеринка, – говорит она, – и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют «О Танненбаум!». – Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда. – Я на грани истерики, я паникую оттого, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. – Я хочу увести тебя от всего этого. – От всего чего? – спрашивает она, ее глаза сужаются. – Тебе не понравился вальдорфский салат, так? – Я хочу увести тебя от этого, – обвожу я жестом кухню. – От суши, эльфов… от всего. Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками, и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни, и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе. – Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, – говорит Эвелин. – Мне это не нравится. – Пошли. – Крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. – Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин! Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована. – Ну пожалуйста, – начинаю просить я. – Пусть это будет моим рождественским подарком. – Но я уже была в Brooks Brothers и… – начинает она. – Перестань. Ну пойдем, я прошу тебя, – говорю я и наконец в последней отчаянной попытке игриво улыбаюсь, легонько целую ее в губы и добавляю: – Миссис Бэйтмен? – О Патрик, – вздыхая, тает она. – А как же уборка? – Карлики этим займутся, – уверяю я ее. – Но кто-то должен руководить ими, милый. – Ну выбери эльфа, и пусть он будет начальником над остальными, – говорю я. – Идем скорее! Я снова тащу ее к заднему выходу, каблуки Эвелин скрипят на мраморном полу Muscoli. Наконец-то мы на улице, почти бежим, я останавливаюсь и заглядываю за угол – посмотреть, есть ли кто-нибудь у парадного входа. Вообще-то, мы идем к лимузину, который я считаю машиной Оуэна, но, чтобы не вызывать подозрений у Эвелин, я просто подхожу к ближайшей машине, открываю дверцу и вталкиваю ее внутрь. – Патрик, – визжит она, довольная. – Это так неприлично. И лиму… Я захлопываю дверь, обхожу машину и стучу в окно водителя. Стекло опускается. – Привет, – говорю я, протягивая руку. – Пат Бэйтмен. Водитель молча смотрит на меня, во рту зажата незажженная сигара, сначала он смотрит на протянутую руку, потом на мое лицо, потом на мою макушку. – Пат Бэйтмен, – повторяю я. – В чем дело? Он продолжает смотреть на меня. На всякий случай я трогаю свои волосы – вдруг они спутались – и, к своему удивлению и стыду, нащупываю две пары бумажных рогов. Блядь, на моей голове четыре рога. С криком «О боже!» я срываю их, в ужасе смотрю на мятые рога, швыряю их на землю и вновь обращаюсь к шоферу. – Ладно. Пат Бэйтмен, – говорю я, приглаживая рукой волосы. – Ну, Сид, – пожимает он плечами. – Послушай, Сид. Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять эту машину, так что… – Я замолкаю, в морозном воздухе мое дыхание превращается в пар. – А кто такой мистер Оуэн? – спрашивает Сид. – Пол Оуэн, как кто. Тот, кого ты возишь. – Нет, это лимузин мистера Баркера, – говорит он. – А рожки-то были ничего. – Черт, – говорю я, бегу к дверце, чтобы успеть вытащить Эвелин, покуда чего не вышло, но уже поздно. В ту же секунду, когда я открываю дверцу, Эвелин высовывает голову и визжит: – Патрик, дорогой, мне так нравится. Шампанское, – в одной руке у нее бутылка «Кристала», в другой – золотистая коробочка, – и трюфели. Я хватаю ее за руку, вытаскиваю из машины, сбивчиво бормочу: «Не тот лимузин, забери трюфели», – и мы направляемся к другому лимузину. Открыв дверь, я сажаю Эвелин, а потом иду вперед и стучу в окошко водителя. Окошко опускается. На вид водитель – точная копия предыдущего. – Привет. Пат Бэйтмен, – произношу я, протягиваю руку. – Да? Привет. Дональд Трамп. Моя жена Ивана сидит сзади, – язвительно произносит он, пожимая мою руку. – Ты не слишком-то, – предупреждаю я. – Мистер Оуэн сказал, что мы можем взять его машину. Меня зовут… о черт. Маркус. – Ты только что сказал, что тебя зовут Пат. – Нет. Я ошибся, – суровым голосом говорю я, глядя шоферу прямо в глаза. – Я ошибался, сказав, что меня зовут Пат. Меня зовут Маркус. Маркус Холберстам. – Ты уверен? – спрашивает он. – Слушай, мистер Оуэн сказал, что я могу взять его машину на ночь, так что… – я делаю паузу, – так что давай не рассусоливать. – Я думаю, что мне нужно переговорить с мистером Оуэном, – играя со мной, говорит довольный шофер. – Нет, погоди, – говорю я, но потом успокаиваюсь. – Слушай, я… все нормально. – Я начинаю чертыхаться про себя. – Но у мистера Оуэна очень плохое настроение.