– Нет. Я… Просто знакомый. – Его взгляд затуманился, и он попятился. Отец терпеть не может заводить разговор с незнакомыми людьми и неизменно выдумывает какую-нибудь вопиющую очевидную ложь, чтобы ничего не раскрыть о себе. Несколько опешив от такого ответа, женщина тем не менее продолжала жизнерадостным тоном: – Меня зовут Циань. Вы тоже увлекаетесь ископаемыми останками? Не желаете увидеть нашу кухню изнутри? Отец с непроницаемым лицом отошел еще дальше. Циань его пугала. Такое иногда случалось с ним на людях, и я терялась в догадках, какой будет следующая его реакция. Не исключено было что-нибудь очень плохое. – Знаете, пожалуй, мы не пойдем. Но спасибо за приглашение. – Мне хотелось надеяться, что Циань не оскорбит наше внезапное бегство. Мы оставили ее у двери в лабораторию, куда я так надеялась попасть, чтобы своими глазами увидеть то, что сохранилось от ледникового периода. Каким-то образом мы с отцом очутились на улице, у сцены с мамонтами, объединявшей нас в прошлом. Отец склонил голову набок. Взгляд у него снова прояснился. Казалось, впервые до него дошло, что он видит перед собой страшную смерть. – Я вот тут подумал… Наверное, для маленьких детей это жуткое зрелище. – А мне эта сцена всегда казалась классной. Какое-то время отец продолжал разглядывать мамонтов, затем обнял рукой меня за плечи. – Ты очень умная, Бет. – Под грубой кожей его рук, прикоснувшихся к моему затылку, чувствовались упругие мышцы. Отец одарил меня улыбкой, чего я очень давно не видела. – Но, надеюсь, ты знаешь, что только этим дело не ограничивается. У тебя есть талант. Ты не станешь нудной школьной учительницей. Ты совершишь какое-нибудь потрясающее открытие. Не сомневаюсь, через сто лет люди будут приходить в твой музей. Меня захлестнуло чувство гордости, смешанной с грустью, и внезапно я почувствовала себя очень старой. Старше своего отца. Такой же, как Тесс. Обняв отца за пояс, я привлекла его к себе. – Спасибо, папа! Мамонтенок по-прежнему беззвучно кричал. Его отец по-прежнему тонул в битумной трясине. Все оставалось таким же, как и раньше; изменилась одна я. Я больше не верила в то, что смогу спасти своего отца от того, что глодало его изнутри. * * * Сооджин научилась довольно неплохо играть на электрогитаре. Еще она кричала и завывала в нужной тональности, из чего следовало, что она могла весьма прилично изобразить репертуар «Черной Образины». Однако родители не разрешали ей репетировать дома, поэтому у нас появился отличный предлог проводить обеденный перерыв в музыкальном классе, а не вместе с Лиззи и Хитер. Нужно признать, что и те больше не горели особым желанием общаться с нами. Мы взяли за правило по возможности избегать друг друга. Здоровались при встрече в коридоре, но о том, чтобы поговорить, речи уже не было. И мы перестали общаться по телефону. Наверное, мне никогда не суждено было узнать, как Лиззи удалось замести свои кровавые следы на самой дерьмовой рок-тусовке в мире, но, похоже, это было что-то впечатляющее. Смерть Ричарда попала в «Лос-Анджелес таймс», но только в виде крохотной заметки. Если верить газете, он продюсировал несколько альбомов для звукозаписывающей фирмы «Эпос», после чего трагически погиб, приняв целую тонну наркотиков и спрыгнув с крыши здания в бассейн без воды. Мы с Сооджин предположили, что, скорее всего, тут не обошлось без содействия владельца дома. Ибо как еще Лиззи и Хитер смогли оттащить труп на крышу? Но даже если это каким-то образом им удалось, как выдать ножевые раны за травмы от падения? – Богатым белым мужчинам сходит с рук все! – произнесла нараспев Сооджин под аккомпанемент жесткого аккорда. Она положила руки на корпус гитары. – А если серьезно, думаю, такое происходит сплошь и рядом. А фараонам наплевать. – Однако когда умирает богатый белый мужчина, разве это не сводит уравнение на нет? Разве полиция не будет из кожи вон лезть, чтобы раскрыть убийство? – Мы уже миллион раз обсуждали эту тему, что стало для нас своеобразным ритуалом. – В таком случае смотрят, кто богаче. Чувак, которому принадлежит дом, просто сверхбогат. Ну а чувак, который умер у него дома… Он вроде как еще только начинающий богач. Мама говорит, что в Корее можно выпутаться из любой истории, если дать фараонам достаточно большую взятку. Полагаю, здесь то же самое. Сверхбогатый берет верх над начинающим богачом. – Сооджин с силой воткнула кулак в ладонь, словно давя насекомое. – Ты говорила с Хитер и Лиззи? – Не-е-е-ет! – Подкрутив «Босс дэ-эс-1», Сооджин нажала на педаль и издала пронзительный искаженный аккорд. Первые несколько недель после той вечеринки Лиззи звонила нам с Сооджин практически каждый день. Она извинялась и плакала. Умоляла встретиться с ней и Хитер в «Большом мальчике» и все обсудить. Всякий раз я ловила себя на том, что уже готова уступить, но затем вспоминала выражение лица Тесс (моего лица), когда она говорила, что Лиззи плохой человек. Тесс также сказала, что хочет спасти меня от чего-то еще, хуже убийств. Что не имело смысла, поскольку разве может быть что-нибудь хуже? Я находила все более страшные ответы на этот вопрос, после чего мне еще меньше хотелось говорить с Лиззи. Слушая, как Сооджин подбирает аккорды песни «Брэтмобиль», я раскрыла учебник по геологии. Вообще-то, сегодня я собиралась изучать тектонические плиты, однако у меня из головы не выходила та встреча с Тесс. Удалось ли мне, разорвав дружбу с Лиззи, предотвратить катастрофу, о которой она меня предостерегала? Почему Тесс обратилась ко мне, вместо того чтобы напрямую остановить Лиззи? Быть может, ей не было никакого дела до тех мерзавцев, которые становились жертвами Лиззи? Мне хотелось верить, что это не так. Я хочу сказать, они действительно были ходячими мешками пенисов, но даже они не заслуживали такой участи. Черт возьми, как я превратилась из подростка, который любит камни, в убийцу, путешествующую во времени? Уставившись в учебник, я пыталась представить себе, как будет выглядеть история моей семьи в виде иллюстрации геологической линии времени. Слева с самого краю будет пестрый град стрел, изображающих геофизические силы, которые заставили моего деда поджечь свой магазин. Далее мы увидим, как эти силы воздействовали на подводную область вулканической активности – сердитое красное пятно, расплывающееся в мозгу отца подобно текущей лаве. Затем будет объяснение задействованных химических процессов. Мерзкие облака парниковых газов от извержения поднимались из бурлящих океанских глубин, изменяя состав земной атмосферы, повышая температуру, вызывая засухи. Извержение моего отца оставило израненную землю уязвимой к обширным лесным пожарам. Именно там я и жила. Окружающий меня мир продолжал полыхать из-за какого-то нароста на дне Атлантического океана, возникшего миллионы лет назад. Быть может, я стану Тесс вследствие того, что́ отец сделал со мной, где-то между бурлящими водами и сожженными лесами. – Очнись, чудо! – Сооджин помахала рукой у меня перед глазами. Из громкоговорителей доносились пронзительные звуки звонка на пятый урок. Оглушенная, я прошла в кабинет геологии, гадая, суждено ли мне опять увидеть Тесс. Стану ли я ею, когда вырасту, и вернусь ли обратно в прошлое, чтобы повидаться с собой? Из того, что я узнала из школьного курса геонауки, получалось, что подобные вещи могут случаться разве что в плохом псевдонаучном кино. Визиты Тесс перетасовывали линию времени, создавая новую историю и будущее. Только у нее самой в памяти оставалась та линия, которая существовала до ее редактирования. Мне очень хотелось снова встретиться с Тесс. У меня было к ней столько вопросов. Глава 20 Тесс Чикаго, штат Иллинойс… Ракму, владения Османской империи (1893 год н. э.) Насчет судебного запрета Сол оказался прав. Ни одному из театров не пришлось закрывать свои двери. Как только Комсток и женщины-управляющие подали свой иск, Сол прибыл в суд и добился его отмены. «Мидуэй» приносил неплохие деньги, привлекая в Чикаго больше туристов, чем когда-либо. После того как наш протест получил освещение в газетах, местные судьи не могли позволить какому-то занюханному жителю Нью-Йорка подорвать новообретенный статус города как всемирной достопримечательности. Последствия нашего редактирования разрастались, превращая кампанию Комстока в бесплодную глупость. Теперь уже не было и речи о репрессиях и массовом закрытии театров, что было мне знакомо по учебникам истории. – Получилось! Мы победили! – Салина торжественно подняла в гримерной стакан привозного гранатового сока. Тем временем Софа разлила шампанское тем, кто употреблял спиртное. – Мы одержали победу в этом сражении, – тяжело вздохнула Морехшин. – Но мы вызвали у Комстока ярость. Он нам просто так этого не спустит. Отпив глоток пузырящегося напитка, я с беспокойством посмотрела на нее. Да, мы осуществили редактирование, но это еще не означало, что мы изменили ход истории. Асиль добавила в свой стакан с шампанским немного сока. – По крайней мере, Комсток убрался обратно в Нью-Йорк. Однако в этом было мало утешения: у Комстока были способы превратить Нью-Йорк в чудовище, раскинувшее щупальца по всей стране. В конце концов, он являлся специальным агентом почтовой службы Соединенных Штатов. Наши подруги продолжали отмечать победу, а меня захлестнула паранойя. Я гадала, кто еще может подслушивать за дверью и вскрывать нашу переписку. * * * Появившись на страницах «Нью-Йорк уорлд», Софа перешла на другой уровень известности. Вся страна становилась одержима танцами живота, а ее статья была одной из немногих на английском языке с их нормальным описанием. Местное чикагское издательство выпустило еще двести экземпляров статьи отдельной брошюрой в твердом переплете. В салон Софы спешили новые приверженцы, ищущие просветления. Как-то раз вечером в конце августа Софа с гордостью похвасталась нам, что художники и писатели со всего света пишут ей по поводу брошюры. Я, Асиль и Морехшин заглянули к ней в салон, чтобы покурить перед отходом ко сну. – А ты не боишься отправлять письма по почте? – встревоженно тронула Софу за руку я. Ее лицо тотчас же стало серьезным. – Разумеется. Но разве мы не этого хотим? Теперь люди сами могут решить, является ли танец живота чем-то непристойным, вместо того чтобы полагаться на категоричные суждения Комстока, изреченные им со своего адского престола. Асиль также не на шутку обеспокоилась. – Совершенно верно, но, может быть, тебе все же следует перестать пользоваться почтой для обсуждения этой темы. – Не вздумайте забыть о том, что Комсток желает вашей смерти! – добавила Морехшин. – Я больше не собираюсь молчать! – с вызовом рассмеялась Софа. Я украдкой взглянула на нее, вспоминая, как Комсток похвалялся тем, что доводил до самоубийства сторонниц абортов. Среди них была и подруга Софы. Сейчас Софа старалась показать себя храброй, однако она, несомненно, понимала все риски. Морехшин недовольно загасила сигарету. – Если Комсток тебя убьет, тебе не останется ничего другого, кроме как молчать. – Да сохранит нас Богиня! – Что ты вообще знаешь о Богине? – спросила Морехшин так, словно этот вопрос был чисто техническим, а не религиозным. – Я посвятила свою жизнь изучению Богини во всех ее проявлениях. Не стану притворяться, будто мне известна ее воля, но, по-моему, я узнала ее благожелательность. – Бледные щеки Софы залились краской. – В ваше время люди продолжают изучать древние набатейские надписи, посвященные ей? – Да, – кивнула Морехшин. – В Ракму. – Я провела там несколько лет, работая в библиотеках и хранилищах, изучая набатейский, древнегреческий и арабский языки. Именно там началась моя научная карьера. Я встрепенулась, внезапно охваченная любопытством. – Как ты пришла к этому? – Моя мать была очень благочестивой, и она воспитывала меня одна. По вечерам мы много читали Библию, и, хоть я не сказала бы, что ей было известно сострадание… – голос у Софы дрогнул, и она быстро отпила глоток. – Пусть, наверное, она не была доброй, зато она была по-своему довольно прогрессивной. Мать учила меня, что Бог появился во вселенной еще до разделения полов. Наши местоимения не могут в полной мере передать его сущность. Достигнув совершеннолетия, я покинула наш дом в Массачусетсе и отправилась искать другого Бога.