– Что это такое? – спросила я, указывая на шар, по-прежнему зажатый в руке Морехшин. – Многофункциональный инструмент. Похоже, перевод был точным. – Отлично! – одобрительно кивнул Сикейк. – Так готовить еду будет значительно проще. – Поразительно… Я хочу сказать, в моем настоящем высказываются предположения о том, что можно будет вот так видоизменять материю, но это… – Я помолчала, охваченная благоговейным трепетом. – Ты можешь сделать с его помощью все что угодно? Теперь уже и Морехшин, и Сикейк дружно посмотрели на меня как на полную дуру. – Нет. – Морехшин убрала шар обратно. – Разумеется, – закатил глаза Сикейк. Морехшин рассмеялась – впервые с тех пор, как я с ней познакомилась. Сикейк ткнул в меня пальцем: – Они могут путешествовать только в прошлое. – А вы можете путешествовать в будущее? – вопросительно изогнула брови Морехшин. – Не будем больше возвращаться к этой теме, – вздохнул Сикейк. – Давайте собираться. – Налив себе еще кружку кофе, он снял котелок с огня и направился к реке. Где-то на полпути в Виннипег Сикейк сказал, что нужно будет остановиться на день: он проверит расставленные в лесу капканы. Нам не оставалось ничего другого, кроме как разбить лагерь и заняться рыбалкой. Морехшин могла готовить только вегетарианскую пищу, а я выросла на мясе. Ничто не могло сравниться со вкусом жареной рыбы, особенно приправленной свежими специями, добытыми с помощью многофункционала. Я жарила насаженную на вертел форель, когда Морехшин подсела ко мне. Выжав из своего шара в котелок базилик, перец и оливковое масло, она тщательно перемешала все ложкой. – В твоем времени все вегетарианцы? – Нет. Однако определенная еда не для меня. – Ты имеешь в виду кофе? – Да, – кивнула Морехшин. – Мясо и кофе – еда для цариц. Я вспомнила древние и средневековые цивилизации, в которых мне довелось побывать во время путешествий. Порой яства знати в корне отличались от того, чем питались простолюдины. Вожди, набивавшие живот кукурузой и олениной, правили деревнями, жители которых довольствовались бельчатиной и капустой вкупе с грубыми злаками. – Ну, надеюсь, против рыбы ты ничего не имеешь. Морехшин нарисовала в воздухе пальцем вопросительный знак. – Я к ней привыкаю. Теперь, когда она разговорилась, я решила попытаться выведать у нее что-нибудь о ветвящейся линии времени. – Кто такие царицы? Это правители? – Ну, это не имеет никакого отношения к вашему представлению о царе, сидящем во дворце. У наших цариц нет власти. – В таком случае почему вы называете их царицами? – Вообще-то, я не должна ничего тебе говорить, но поскольку обратно я никогда не вернусь… – Морехшин распрямилась, словно сбросив с плеч тяжелый груз. – На самом деле это связано с концепцией пчелиной матки[53]. Понимаешь, к чему я клоню? Я ощутила холодный озноб. Пчелиная матка производит потомство; как правило, она неподвижно сидит в улье, под надежной охраной. Сумасшедшие женоненавистники рассуждают на своих форумах о том, что нужно создать среди женщин класс маток и держать их в специальных закрытых лагерях. Остальные женщины должны стать стерильными работницами, чтобы не иметь возможности приносить потомство, зараженное неподобающими мыслями. Неужели такое сбылось в эпоху Морехшин? Я не могла в это поверить. – Ты имеешь в виду женщин, способных рожать детей? Кивнув, Морехшин снова принялась размешивать оливковый соус. – Значит, женщины, способные воспроизводить потомство, вымирают? – Не все. Только такие, как я. – В каком смысле – такие, как ты? – Генетически связанные. А также те… кто на нашей стороне. В войне редактирований. И сколько я ни настаивала, больше она мне ничего не сказала. В итоге я осталась с воображаемым миром биомодифицированных сестер, чьих матерей тунеядцы-«комстокеры» заточили в тюрьмы-инкубаторы. Когда я протянула Морехшин готовую рыбу, та даже не поморщилась. – Спасибо, Тесс. Я уверена, что мы победим и никаких маток больше не будет. Мы снова станем людьми. Пристроившись рядом с ней, я принялась за еду. – Надеюсь, ты права. Глава 17 Бет Беверли-Хиллс, Верхняя Калифорния (1993 год н. э.) В канун Нового года Лиззи отвезла нас четверых в Беверли-Хиллс на предварительный прогон, устраиваемый компанией «Матадор». Мы вырядились в самые прикольные винтажные прикиды, а Сооджин сменила свои пластмассовые обручи на металлические, усыпанные стразами. Я нацепила на все пальцы дешевые перстни, от простых широких полосок в духе тридцатых до скрученных кольцами змей. Мне стоило понять, что это будет полная задница, как только мы приехали. Лиззи сказала охранникам на входе, что нас пригласил Ричард – тот тип с подпольного концерта, который и рассказал нам об этом. Угрюмые рожи охранников расплылись в слащавые ухмылки. Они облапали нас, заявив, что это «попа-контроль». Мы прошли внутрь, а один громко заметил нам вдогонку, что у Ричарда всегда «самые горячие девочки». – Твою мать, Лиззи, что это за тусовка? – Сооджин остановилась на петляющей дорожке, указывая пальцем на освещенный шатер посреди обширной лужайки впереди, где белые ребята исполняли что-то похожее на прокисшую «Нирвану». – По-моему, тут бесплатная выпивка. – Поправив проклепанный ремень на виниловой юбке, Лиззи пожала плечами и высунула язык. – Можете считать это научно-исследовательской экспедицией в самое сердце коммерческой рок-музыки. Я едва ли могла отказаться от предложения совершить «научно-исследовательскую экспедицию», и Лиззи уже знала, что ее слова вызовут у меня улыбку. – Вперед! – воскликнула я, вскидывая вверх кулак, словно поднимая знамя. За шатром с ужасной музыкой находилось огромное здание персикового цвета; здание было построено в виде шкатулки и устроилось посреди художественной россыпи деталей детского конструктора. Из стен под самыми разными углами торчали призмы и цилиндры, раскрашенные желтыми и черными волнистыми линиями. Прямоугольники штукатурки нависали над массивными входными дверями из шершавой стали, а сами двери висели на двух ажурных башенках из соединенных в причудливый узор трубок разных неоновых цветов. Это напомнило мне архитектуру торгового центра в Ирвине: псевдобеседки без крыш вроде бы предназначались для того, чтобы в них сидели, но скамеек не было, и тени тоже. Двери с грохотом распахнулись. Из них вывалился парень в обтягивающем розовом свитере, которого тотчас же вырвало под одну из башенок. Мы с Сооджин переглянулись. Определенно выпивка здесь была. – Так, девочки, шевелитесь! Лиззи первой решительным шагом вошла в дом. Мне еще никогда не приходилось видеть столько мертвецки пьяных взрослых сразу. На большинстве подпольных концертов в Восточном Лос-Анджелесе собирались старшеклассники, и тех немногих, кто был старше нас, можно было без труда обходить стороной. Здесь же, похоже, мы в радиусе целой мили были самыми молоденькими. Даже здание имело какой-то странный вид: весь первый этаж занимал просторный зал, обрамленный барными стойками и музыкальной аппаратурой. Посреди возвышалась массивная прозрачная винтовая лестница, уходящая в полумрак отверстия в потолке. Внизу, между поручнями, была натянута толстая цепочка с закрепленной на ней табличкой «ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Что, вероятно, было и к лучшему, потому что зал был забит битком. Мы с трудом пробирались между танцующими, пьющими и орущими телами. Какой-то чувак со смехом схватил меня за задницу. Здесь было в тысячу раз страшнее, чем в фан-зоне перед сценой. Пока мы протискивались к стойке бара, еще один тип предложил нам понюхать кокаин, ловко насыпанный в отверстие в фильтре сигареты. Отрицательно покачав головой, я крепко схватила за руку Лиззи, чтобы не потерять ее в толпе. Сооджин схватила за руку меня, а Хитер вцепилась в один из ремней Лиззи. Взяв пиво, мы отошли в угол. – По-моему, там выступает другая группа! – Лиззи указала на проход слева. – Не хотите посмотреть? Хуже того, что творилось здесь, быть уже не могло, поэтому я кивнула. Мы оказались в более свободном помещении с приподнятой сценой. Здесь царил полумрак, музыканты настраивали инструменты. Похоже, это была «Миллион глаз», но ведь такого не могло быть, правда? – Это на самом деле… – Твою мать, это же «Миллион глаз»! – запрыгала от восторга Хитер. Мы стояли в пяти шагах от музыкантов и при желании могли буквально подняться на сцену и обняться с ними. Что я, в общем-то, и сделала. Кэтлин Ханна схватила микрофон. – Так, ребята, мы пытаемся сделать так, чтобы наши инструменты зазвучали. – Она была в спортивных шортах, ее забранные в хвостик волосы растрепались. После нескольких взвизгов фонящей аппаратуры Ханна издала торжествующий вопль. – Эта песенка про неприглядную изнанку карнавала, о которой знают только дети! Эта песенка про шестнадцатилетних девочек, которые делают минет рабочим аттракционов, чтобы те пустили их бесплатно покататься и угостили «травкой». Я хочу отправиться… Я ХОЧУ ОТПРАВИТЬСЯ НА КАРНАВАЛ! Завизжали гитары, и мы тоже завизжали, натыкаясь друг на друга, начисто забыв о том, что мы на дерьмовой тусовке в доме какого-то богатенького чудика. Наконец у нас появилась причина находиться здесь. И тут у Лиззи за спиной возник Ричард. Он был в футболке с надписью: «Смерть рок-звездам» – под дорогим пиджаком с накладными плечами. Из-под щегольских брюк-дудочек торчали новенькие, без единого пятнышка «конверсы», бледные щеки покрывала слоем пепла легкая щетина. На вид ему было лет тридцать. Я попыталась вспомнить, где Лиззи с ним познакомилась. – Привет, девочки! Хотите все здесь посмотреть? Наверху просто классно! – Конечно! – Лиззи возбужденно замахала руками, приглашая нас следовать за ней. Музыканты «Миллиона глаз» продолжали расхаживать по крошечной сцене, проклиная патриархальный уклад жизни. Я с тоской оглянулась на них, но мы уже поднырнули под табличкой «ВХОД ВОСПРЕЩЕН», и я почувствовала, как звенья тяжелой цепи скользнули по моей сгорбленной спине.