– Насколько я поняла, в городе живет какая-то большая шишка из звукозаписывающей фирмы «Матадор», и он в канун нового 1993 года собирается устроить предварительный показ инди-групп. – Ну… Потенциально интересно. – Я произнесла это задумчивым тоном маститого ученого, что на нашем кодовом языке означало «Конечно, твою мать!». Мы свернули в тупик, в конце которого стоял дом Хитер, шоколадного цвета, в точности такой, как и его соседи. Лиззи заглушила двигатель. – Не хочешь сперва наширяться? – Лиззи одарила меня своей самой обаятельной улыбкой пирата-проказника. Впервые после того разговора с Тесс я ощутила прилив беззаветной любви к ней. Это моя лучшая подруга, она разбирается в геологии, никогда не судит меня и при том остается непослушной бунтаркой, как Великолепная Гарсия. Я была права: больше мы никого не убьем. Да, произошла очень мерзкая вещь, но, быть может, это будет самым мерзким, что случится в моей жизни. Я затянулась из деревянной с пластиком трубки, которую нам, вопреки всем опасениям, продали в аптеке. – Я так рада, что мы уберемся отсюда ко всем чертям через… – Я сосчитала по пальцам. – Через шесть месяцев? Как ты думаешь, мы сможем уже летом переехать в Лос-Анджелес? Лиззи выпустила дым через плечо в мутный полумрак. – Боюсь, до начала семестра нас в общежитие не заселят. Но, может быть, удастся что-нибудь придумать? Мы еще несколько раз передали друг другу трубку, и наконец я почувствовала, как из меня выветриваются последние токсины отцовского взгляда. За запотевшими стеклами Ирвин постепенно испарялся, его бесконечно повторяющиеся контуры сменялись испанской колониальной архитектурой студенческого городка Калифорнийского университета и забетонированными двориками Восточного Лос-Анджелеса, залитыми пятнами света. Когда Хитер впустила нас в дом, я увидела у нее за спиной в обеденном зале многолюдное семейное сборище – бесчисленных дядющек, тетушек, двоюродных братьев и сестер. Там был и Хамид, убирающий со стола посуду. Волосы у него отросли. Когда он взглянул на меня, я вздрогнула, и это никак нельзя было списать на то, что какой-то инопланетянин взял в свои руки мою сердечно-сосудистую систему. Нет, это было лишь мое сердце, забившееся чаще. Хамид улыбнулся, и я поймала себя на том, что не пошла следом за Лиззи в комнату Хитер. – Привет, Бет! Выйдя в прихожую, Хамид неловко прислонился к вешалке с горой одежды. Несмотря на то что в соседней комнате находились его родители, а мои подруги демонстративно остановились перед постером «Икс-рэй Спекс» на двери в комнату Хитер, у меня возникло ощущение, что мы здесь совершенно одни. Никто не мог нас услышать. – Привет… Ты приехал на зимние каникулы? – Да, на пару недель. – Хамид оглянулся на Хитер и Лиззи. – Я могу поговорить с тобой? Гул у меня в голове нельзя было объяснить лишь несколькими затяжками «травки». – Ну да… Конечно. – Давай прогуляемся. Я оставила Хитер и Лиззи слушать музыку, пообещав вернуться через несколько минут. Воздух на улице ударил резкой прохладной сыростью, и я глубже засунула руки в карманы куртки. Какое-то время мы шли молча, переходя из одной лужицы света в другую, а наши тени вращались вокруг нас. – Я много думал о прошлом лете, – наконец быстро заговорил Хамид. – Наверное, мне просто хочется понять, что случилось. По-моему, мы друг другу нравились, и внезапно ты перестала говорить со мной. Я рассказал об этом одной своей знакомой в общежитии (разумеется, не все, я не разглашал ничего личного), и она назвала меня ничтожеством. Я правда вел себя как ничтожество? Ты на меня злишься? Стиснув кулаки, я подумала о том, что есть такие виды боли, испытать которые Хамид никогда не сможет, просто потому, что у него нет соответствующих органов. И все же многие виды боли были у нас общими. – Нет, я не считаю тебя ничтожеством. – Тогда в чем дело? Я не собиралась ничего ему рассказывать, но вдруг выложила все. – Тут такое дело… Я хочу сказать, ты тут ни при чем. Но я забеременела. Все это осталось в прошлом, проблема решена, но… Я не хотела говорить об этом. – Матерь божья, Бет! Твою мать! О господи!.. – Хамид умолк, словно впитывая сказанное мной. – Что ты имела в виду под «проблема решена»? Мы свернули в другой тупик, еще не застроенный. Полоса чистого серого асфальта вела к прямоугольным участкам, засыпанным щебнем, где вскоре должны были появиться дома с двориками, на которых не поместится ничего, кроме столика, проткнутого складным зонтом. Остановившись, я окинула взглядом те невидимые места, где когда-нибудь будут жить такие же люди, как мы. Или не будут. – Я сделала аборт. – Почему ты мне ничего не сказала? Я мог бы… – Что? Что ты мог сделать? Стать путешественником и отредактировать прошлое? – Я гневно бросила эти слова, прежде чем успела сдержаться. У меня мелькнула мысль: «Не то ли самое происходит с моим отцом? Какие бы чувства он ни испытывал, наружу выплескивается одна только ярость». Хамид потер мыском ботинка землю. – Как ты… Я хочу сказать… Это ведь незаконно? – Да, незаконно. – Скрестив руки на груди, я сверкнула глазами. – Вот еще одна причина, по которой я не хотела говорить тебе об этом. Хамид долго молчал. Когда он наконец снова заговорил, его слова прозвучали едва слышным шепотом. – Кажется, я понимаю, почему ты ничего мне не сказала. – К тебе это не имеет никакого отношения. Ты ничего не смог бы сделать. – Злость прошла; теперь я просто говорила. – Понимаю, но… Мне ужасно стыдно. Это я во всем виноват. – И я тоже виновата. Нельзя сказать, что я выросла в мире, в котором нет презервативов. Просто это было… Неудачное редактирование. Печально улыбнувшись, Хамид покачал головой. – Понимаю, но… Я хочу, чтобы ты знала: ты настоящий друг, раз сделала такое… – Он осекся, переполненный чувствами. – У меня не так уж много друзей, способных сделать ради меня такое. – Я сделала это не ради тебя. Резко развернувшись, я направилась обратно к дому Хитер прямиком через заросли. В глубине души я надеялась, что Хамид попытается меня догнать, но он этого не сделал. Глава 16 Тесс Флин-Флон, на границе провинций Манитоба и Саскачеван (1893 год н. э.) Лагерь Флин-Флон пробуждался. Над очагом посреди небольшой площади, образованной десятком домиков, выстроившихся подковой рядом с сараем Машины, поднимался дым. По обе стороны от него лежали два тщательно отполированных бревна, выполнявших роль скамеек. Засунув руки в карманы комбинезона, Морехшин окинула взглядом картину. – Пахнет кофе. Я присмотрелась, и действительно – над огнем болтался закопченный котелок в форме колокола. – Опять ты. Певица в удобной одежде, – раздался голос у нас за спиной. Это был старик Сикейк. Не спеша приблизившись к очагу, он заглянул в котелок, затем посмотрел на нас. – Не желаете кофе? – Он по-прежнему был в джинсах «Ливайс», теперь уже основательно потертых в духе истинных хипстеров. – Я не могу… – в ужасе посмотрела на меня Морехшин. – Это не… – Еще как можете. У меня найдется пара лишних кружек. – Сев на бревно, Сикейк указал на другое. Я отметила, что, когда он обращался к Морехшин, его сарказм становился не таким резким. – Ты тоже путешественница? Молча кивнув, Морехшин присела рядом со мной и протянула руки к тлеющим углям. – Но только ты не из ее времени. Выше по течению, да? – Сикейк протянул ей кружку с бурой жидкостью, над которой поднимался пар. Затем он протянул кружку мне, и его тон снова стал насмешливым. – Наверное, вы хотите снова спуститься в Виннипег, так? Морехшин буквально передернуло. Она поспешно поставила кружку на землю между ног. – Этот напиток не для меня. – Кто не любит кофе по утрам? – удивился Сикейк. Взяв кружку Морехшин, я выплеснула содержимое обратно в котелок. – Нам больше достанется. Морехшин с признательностью посмотрела на меня. Мне в который раз стало интересно, что представляет собой ее «сильно разветвленная» линия времени. Быть может, там существует строжайший запрет на употребление кофе? Я повернулась к Сикейку. – В самую точку. Что скажешь на еще одно путешествие в Виннипег? Ты забрал деньги, что я оставила для тебя в мануфактуре, когда несколько недель назад поднималась обратно вверх по реке? – В этих глухих местах лучшим способом расплатиться с человеком было открыть для него счет в мануфактуре, где он уже мог бы конвертировать деньги в продовольствие и снаряжение. Кивнув, Сикейк указал на Морехшин: – Она тоже умеет готовить? – Готовить? Вы имеете в виду делать еду? Это встроенная функция! Я предположила было, что Морехшин использовала еще один автоматически переведенный оборот речи, однако она вытащила из рукава свитера все тот же шар. Морехшин стиснула его над коленями, словно выжимая прозрачную губку. Появилась коробочка, куда дождем полилась всякая снедь, будто молниеносно напечатанная невидимым 3D-принтером. Отсеки коробочки заполнились пестрыми предметами и слегка подрумяненными кубиками. Нагнувшись к коробочке, чтоб разглядеть получше, я принюхалась и поняла, что это нечто белковое, похожее на тофу, нарезанные овощи и немного поджаренных злаков.