„Парни гибнут от паники, — говорил он. — Посчитай до тридцати. Сделай паузу. Соберись с силами“. Колер заглянул в проем, но ил поднялся со всех сторон, поэтому он ничего не увидел. Колер полагал, что Чаттертон действует по плану. „Займись этой проблемой, — увещевал себя Чаттертон. — Парни гибнут, потому что не занимаются самой первой проблемой. Не давай расти снежному кому“. Стрелка манометра на баллоне Чаттертона ползла вниз». Анна представила себя вот так же на дне, скованной железной махиной, беспомощной, с крошечным запасом воздуха. Над головой — тонны черной, тугой как смола, равнодушной воды. Тебя здесь никто не ждал. Не жалуйся, если что-то пошло не так. Здесь нет права на ошибку. Нет второго шанса. А у нее? Есть этот второй шанс? Начать все с начала? Что будет, если она не раскроет секрет этой женщины, призрака? Аня слышала, как тихо скрипели половицы, шумела в ванной вода. Как бесшумно ее спаситель передвигался по дому. Наверно, так же он передвигается там, на дне. «Он мог бы меня послать», — мелькнуло в голове. И она была бы сейчас как тот дайвер из книги, приваленный фрагментом затонувшей субмарины. Анна разделась. Легла, прислушиваясь к сонному голосу сада за окном, мягкому шелесту волн. Старалась заснуть. Стоило закрыть глаза, как сквозь сонную пелену прорывался злой шепот и женский смех. В ней, Анне, ворочалось, захватывая все сильнее, неведомое прежде чувство: ненависть и желание отомстить. Пока обезличенно. Пока — съедая ее собственный сон. Девушка встала, распахнула окно. Натянув джинсы, перебралась через низкий подоконник и спрыгнула в сад. Босыми ногами бесшумно прошла по колкой, теплой земле, обогнула дом. С веранды доносились приглушенные голоса. — … сказала, что убьет тебя, — девчоночий возбужденный, испуганный шепот. — Та прям, — отмахнулся Торопов. — Отойдет… И чего, сильно дала? Сопение. Тихий шепот: — Нос, кажется, разбила. — Я-ясно, — коротко отозвался Тим. — Иди спать. — А ты? — Тоже сейчас иду. Движение, шелест одежды, осторожные шаги. Аня неловко двинулась в глубь сада, шагнула спиной вперед в сторону. Под ногами гулко хрустнула сухая ветка. — Кто там? — Тим вышел из своего укрытия, практически нос к носу столкнувшись с гостьей. — Чё вам всем не сидится на месте-то, а?! Аня виновато поежилась: — Не спится. Хотела к морю спуститься. — Делать тебе нечего, — Торопов повел широкими плечами, обтянутыми футболкой, вернулся на веранду. Аня помялась на тропинке и поднялась следом за ним. Над бледным бело-голубым лучом от переносного фонаря кружилась ночная мошкара. Дайвер устроился в кресле-качалке, от огромной, с детское ведерко, чашки в его руках поднимался ароматный пар. — Чай будешь? Мята, смородина, чабрец. Светка подмазывалась, — он протянул ей свою кружку. Простой, доверительный жест. Будто они знают друг друга сто лет. Будто у них есть что-то общее, кроме ночной дороги на байке и панорамы сонного моря. Аня неуверенно подошла, взяла кружку в руки. Присела за стол. Девушка повела носом, втягивая густой аромат, отпила. Обжигающе-горячий напиток, тонкий и вместе с тем пряный. — А чего подмазывалась? Натворила чего? — Аня вернула кружку дайверу, подперла подбородок, с интересом разглядывая парня. Гладко выбритые щеки, нос с горбинкой, немного набок — явно когда-то сломан, — взгляд прямой, но с хитринкой. Он не красуется. Не хочет казаться кем-то еще. Вот он весь, как метеорит на ладони: грубоватый и неотёсанный редкий экземпляр, исчезающий вид. Хочешь — бери. Не нужен — проходи мимо. Торопов уткнулся в кружку, незаметно повернул ее и отпил с того места, которого только что касалась губами гостья. Задумчиво хмыкнул: — Подралась. — С кем? С девчонками? Тимофей презрительно фыркнул: — Прям. С пацанами. Трое к ней лезут. Ну, она и вмазала им сегодня. Аня опешила. Кажется, дайвер говорил, что младшая сестра в седьмом классе, а старшая — ее, Анны, ровесница. — Погоди, кто подрался-то Марина или Света? — Светка, конечно, — он снова протянул кружку Анне. — Эти придурки еще и пожаловались на нее. Мать назавтра в школу вызвали, к директору. Пилить будут. Директор ее, она — меня. — А тебя-то за что?! — Аня чуть не подавилась, шумно закашлялась. Торопов забрал у нее кружку, походя постучал по загривку, пробурчал: — Так а кто ее драться учил? Он снова сделал большой глоток. — Меня научишь? — Аня помнила мерзкое ощупывание там, на грани сознания, когда она уже почти не принадлежала себе, когда ею руководил чужой голос извне. Тимофей посмотрел вопросительно, пожал плечами: — Нафига тебе?.. Хотя, если хочешь, научу. Мне не влом, — он прищурился на фонарь, откинулся на спинку кресла-качалки и прикрыл глаза. Девушка оживилась, придвинулась ближе: — Давай сейчас? Все равно ты не спишь, я не сплю. Он открыл глаза, рывком встал и поставил кружку-ведерко на стол: — А давай, если мухлевать не будешь. Анна расправила плечи, завязала дреды плотным узлом на макушке, воинственно выставила вперед грудь: — Я? Мое имя Скраббл, бро, — и она на индейский манер, стукнула себя дважды кулаком в грудь. — Я самый честный из магикан! Торопов фыркнул снисходительно и развернулся к выходу: — Трепло ты салажное. Чур не жаловаться потом. Он подхватил фонарь и вышел в сад. Девушка, сделав еще один жадный глоток чая, рванула за ним. 3 Тимофей двинул во двор, неторопливо пересек выложенную плиткой площадку перед домом, открыл калитку. — Мы куда идем? — Ты хочешь весь дом перебудить? — бросил через плечо. Аня почти ничего не видела, кроме его широкой спины и мелькания бледного кружка света. Они обогнули дом, вышли на спортивную площадку: две стойки с порванной баскетбольной сеткой, антивандальные тренажеры по периметру. Тимофей вышел на середину, поставил на мягкое покрытие фонарь, скрестив руки на груди, оценивающе осмотрел фигуру девушки. Беззлобно хмыкнул. — В простой уличной драке что главное? — Что? — Аня сунула руки в карманы, чуть склонила голову, изучая парня. Торопов шумно шмыгнул, почесал подбородок. — В уличной драке правил нет. Рассчитываешь, что тебя, как даму, пропустят вперед? Тогда ты, считай, проиграла. Здесь нет моральных или спортивных правил. Поняла? — Он дождался, пока она кивнет. — Если драку не избежать, что нужно делать? — Убежать? Спрятаться? Он покачал головой. — Бить первым. В твоем случае — первой. И бить так, чтобы нейтрализовать противника наверняка, а не разозлить или раздразнить. — Он обречённо вздохнул, оглядывая тщедушную фигурку «спарринг-партнерши». — Слабые места известны, верно? Нос, челюсть, шея, солнечное сплетение, пах, носком ботинка под коленную чашечку, — он плавно и нарочито медленно демонстрировал удары. Наносил их открытой ладонью в лицо вымышленному противнику, кулаком снизу в челюсть, в шею, короткий удар в область солнечного сплетения. Анна завороженно за ним наблюдала, запоминала. — Поверженного противника не добивать, а уносить ноги и вызывать полицию. Торопов развернулся к ней, упер кулаки в бока: