2 — Прошу прощения за спектакль, — худощавый парень галантно поцеловал кончики ее пальцев, распахнул перед ней дверцу пассажирского сиденья. — Я по принуждению. Олег Пономарев, — он представился. Анна уже забралась в машину, усмехнулась: — В вас умер актер, Олег Пономарев. — Еще ничего не умер, — у ее плеча появилась довольная физиономия дайвера. — Мой будущий зять, между прочим… Ты ж мне зять? Худощавый занял свое место за рулем, завел двигатель: — Зять, зять, — отмахнулся и пояснил Анне: — Этот крендель меня заставил прикинуться вашим ухажером, чтобы вызволить отсюда. Не спрашиваю, зачем вам это все надо, так как придерживаюсь принципа «меньше знаешь — крепче спишь». А час уже поздний. Мне завтра в суд с утра. Все это выдал на одном дыхании, ловко, с юзом на повороте, выезжая с парковки перед пансионатом. — Спасибо! Без вас бы ничего не получилось. Вы адвокат, да? — Да прям, младший помощник старшего слесаря, — ответил вместо будущего родственника Тим, — но головастый! Не то, что я. Хлопнул парня по плечу. Тот в ответ снисходительно фыркнул. — Не поняла, — Аня с любопытством посмотрела на своего спасителя. Олег покачал головой: — Юрисконсульт в юридической фирме, стажер. Штрафы, административка… текучка, которой кому-то все равно надо заниматься. А родственнички вот выспаться не дают. — Типа ты бы спал, — Тим хохотнул. — Или с Маринкой по скайпу болтал бы, или готовился бы. Маринка — это сестра моя. Познакомитесь щас. Аня застыла: она не подумала, что делать дальше, после побега. Посмотрела на дорогу: белая ауди как раз сворачивала во дворы. В тени заметила знакомый байк. К отцу нельзя — вернет в больницу. Домой нельзя — надо все выяснить про этот браслет и про легенду. И чем скорее, тем лучше. Они остановились под фонарем. Тим выскочил из машины первым, помог Анне, вытащил ее сумку. Пожал руку Олегу и направился к мотоциклу. Заметив смущение девушки, бросил: — Не боись. Девки у меня не злобные. Чуточку любопытные, это да, — он сунул сумку под сиденье, повернул ключ зажигания. — И много их у тебя, девок-то? — Аня подошла ближе, скрестила руки на груди. — Маринка и Светка, сестры. Маринка твоя ровесница, дизайном занимается. Светка в школе, в седьмом классе учится. Еще есть мать — медсестра в больнице, но у нее сегодня дежурство. Все. За спиной пискнула сигнализация — Олег вышел из машины и направился к подъезду. — Удачи! — крикнул вполголоса. — Маринке привет, завтра после обеда заберу ее. Тим скривился: — В двадцать два ноль-ноль чтоб привез назад, слышал? А то харю начищу, не посмотрю, что она у тебя умная! Долговязый Олег только хохотнул, махнув им, скрылся в подъезде. Анна прищурилась: — Так ты не женат? Спросила и тут же поняла, что ляпнула лишнего. Покраснела. Хорошо, что темно, не видно. — Так я не женат, — Тимофей перекинул ногу через сиденье, невозмутимо посмотрел на девушку, протянул шлем: — Поехали? Она устроилась за его спиной, неловко обхватила за талию. Жутко неудобно. Скат катал ее когда-то на мотоцикле. Тогда она вцепилась в бедолагу, расцарапала ногтями кожу на куртке. Сейчас же она боялась лишний раз пошевелиться, прижаться к широкой спине дайвера, как-то обозначить свое присутствие. — Держись крепче, — он неторопливо вывел байк со стоянки. Бросил через плечо: — Гнать не будем. Он пах морем и полынью. Горько, терпко и ярко. Мускулы живота и груди напрягались под тонкой тканью, голые плечи смущали. Неожиданная близость и зависимость будоражили, волновали. Совсем недавно Аня удивлялась, что сердце бьется ровно на парней, при виде которых у других девчонок сносит напрочь голову. Неужели это случилось и с ней? Шлем мешал. Шею свело до судорог. Руки болели от напряжения, а колени плотнее прижимались к его бедрам. Страх, ощущение новизны с острой примесью чего-то нового, выветривающего из головы все мысли. Он притормозил на обочине, спросил: — Устала? Она мотнула головой, сглотнула комок, удобнее перехватила руки, сцепила их замком на талии дайвера. Он неожиданно положил горячую ладонь сверху, на ее окаменевшие пальцы, мягко кивнул в сторону: — Смотри. Она никогда не видела такое море. Шелковисто-гладкое, задумчивое и спокойное, оно сонно дышало, теребило тонкие лунные блики, поглядывало на звезды через полуприкрытые ресницы. Огромное. Смолисто-черное, с розово-янтарной дорожкой лунного света. И молчаливое. — Люблю здесь на него смотреть, — то ли себе, то ли ей, проговорил Тим. — Знаешь, сколько тайн скрывает? Целые города на дне. Древние караваны с богатствами. И это только то, что смогли засечь сонары. А что еще там, на глубине кроется… — Это страшно? Нырять так глубоко. — Страшно, — честно признался Тим. — Только идиоты не боятся. Море шуток не любит. Прихлопнет, только дай волю. — А зачем тогда ныряешь? — Потому что иначе уже не могу. Ты вот зачем на сцену выходишь? Тоже, небось, страшно? Аня кивнула, почувствовав, как скучает по своей прошлой жизни, по Скату со Слайдером, молчаливо-ироничной Гейше и проекту. Парни потеряли ее совсем. «Надо позвонить», — напомнила себе девушка, снова цепляясь за талию дайвера. Они добрались до дома почти в полночь. Крохотный южный дом с верандой и летней кухней, каких полно у моря. Старенькая, но чистая кухонька. На столе, на клеенчатой скатерти — нарезанный крупными ломтями домашний хлеб и укутанная в несколько махровых полотенец сковорода. В ней — теплая еще жареная картошка и четыре сардельки. Тимофей тихо скомандовал, кивнув на дверь ванной: — Мой руки, поедим. Маринка оставила. Анна покачала головой: — Не хочу есть. Можно я спать? Он, не возражая, провел ее скрипучими половицами в угловую комнату. В ней пахло… им. В полутьме девушка различила узкую кровать, застеленную бельем в мелкий цветочек, тумбу с книгами. Рядом — шкаф. На открытых полках лежали, стояли, теснились книги. Море книг. — Ты столько читаешь? — удивилась. Дайвер уклончиво кивнул: — Пока поднимаешься, сдохнешь от скуки. А так болтаешься на выброске, а в мозгах что-то шевелится, — он усмехнулся. — Отдыхай. Все завтра. Он тихонько вышел, притворил за собой дверь. Девушка приблизилась к шкафу с книгами. Говорят, чтобы узнать человека, достаточно посмотреть его библиотеку. Дайвер Торопов ее удивил: новенький томик Достоевского, затертая до дыр обложка «Анны Карениной», дорогущие Стругацкие в подарочной суперобложке и другие книги научной фантастики. На видном месте, изрядно потрепанные и зачитанные, конечно, «Солярис» Лема, как без него, новенький томик «Прилива» Брина, «Сообщение Артура Гордона Пима» Эдгара По — Аня отметила, что эту книгу не читала. Сверху, открытая на последней трети небольшая книга в мягком переплете. Ее Тим, скорее всего, читает прямо сейчас. Или всегда. Аня с любопытством взглянула на обложку: пугающе-голубая бездна и крупный шрифт названия — «Ныряющие в темноту», Роберт Кэрсон. Девушка осторожно взяла книгу, борясь с ощущением, что касается чего-то личного, подошла к столу. Включила настольную лампу, поднесла пожелтевшую страницу к кружку света. «— Давай условимся о тройном сигнале, — сказал Чаттертон Колеру, натягивая ласты. — Если я ударю молотком три раза или посвечу фонарем три раза, или вообще что-либо сделаю три раза подряд, это значит, что у меня проблемы. — О›кей, это значит, что у тебя проблемы, — повторил Колер. — Но я все равно не в состоянии протиснуться сквозь этот зазор сверху, чтобы помочь тебе. Так что тройной сигнал будет означать, что тебе конец. — Да, ты прав. Забудь об этом». Аня почувствовала, как по спине ползет тонкой змейкой страх. Присела на край кровати, глаза побежали по ровным строчкам. «Он схватился за перекладину и стал подтягиваться. Железо покачнулось, затем рухнуло вниз, упершись Чаттертону в колени и отшвырнув его к одному из дизельных двигателей. Сердце его отчаянно застучало. Он с трудом успокоил дыхание и посмотрел на перекладину, концы которой застряли в груде механических частей. Чаттертон медленно потянулся, чтобы убрать перекладину с коленей. Ее вес был огромным — по меньшей мере, двести фунтов вытесненной воды. И все же ему удалось приподнять ее. Его дыхание участилось. Запас газовой смеси истощался. Он приложил усилия. Стрелки на его манометре опустились ниже. Проклятая перекладина не поддавалась. Чаттертон стал упираться ногами, чтобы освободиться, но не мог пошевелиться — он попал в ловушку. Чаттертон заговорил сам с собой.