Олег присвистнул: — Ща. Костюм тогда напялю. В трениках не прокатит. — А на байке прокатит? Олег с сомнением посмотрел на транспортное средство будущего шурина, покачал головой: — Не-а, на моей поедем. 5 Около восьми вечера Надежда Ивановна припарковала автомобиль у невзрачного бирюзового здания с большими зарешеченными окнами. Белые хлопья тополиного пуха слипались в грязно-серые комья, цеплялись за канализационные люки, путались в траве. Ветер то и дело подхватывал их, разбивал, и осиротевшие хлопья печально касались голых рук прохожих, летели в глаза, как будто искали поддержку. Тяжелый, прогретый за день воздух густо пах липой и надвигающейся грозой. Засмотревшись на сизо-серые облака, женщина провалилась шпилькой в щель между тротуарными плитками, неловко качнулась. Из будки охранника на нее равнодушно смотрел молодой парень, тусклый, словно погашенный изнутри. — Я к Михаилу Федоровичу, у меня назначено, — женщина сунула в окошко раскрытый паспорт, стараясь не встречаться взглядом с черными омутами зрачков юноши. Тот молча вписал ее фамилию в журнал и вернул паспорт. — Прямо по тропинке, серое крыльцо. Первая дверь налево. Там спросите, — бесцветно пояснил молодой мужчина и отвернулся разглядывать машины на проспекте. Надежда Ивановна прошла сонной аллеей до бирюзового здания, удаляясь с каждым шагом от столичной жизни, от суеты и забот. Синяя официальная табличка. Серое крыльцо. Женщина дернула на себя ручку — заперто. Нажала кнопку звонка. Подождав, не услышала движения за дверью и уже собралась нажать на черную пуговку еще раз, как железная дверь распахнулась. — Надежда Ивановна, я вас жду как раз, — высокий, несколько суетливый старик с узкой «чеховской» бородкой приветливо кивнул. «Вылитый Айболит», — мелькнуло в голове женщины. «Айболит» между тем блеснул линзами дорогих очков и пропустил посетительницу в пропахший хлоркой коридор. Стены выложены светлой квадратной плиткой до середины, выше — крашенные масляной краской панели. Вдоль стен притаились приземистые кушетки. Деревянные двери приемного покоя открыты настежь, впускают в длинный коридор запахи цветущей липы. «Айболит» провел гостью до лифта, пояснил: — Нам удобнее будет поговорить в моем кабинете. Та не возражала, мысленно формулируя главный вопрос, удерживая его и радуясь задержке. Михаил Федорович провел ее в ординаторскую. Устроил в низеньком кресле напротив окна, сам расположился у стола. Сверкнул тонкой оправой. — Может, водички? — предложил он, прерывая затянувшуюся паузу: Надежда никак не могла начать, крутила в руках носовой платок, ставила на колени сумочку, снова спускала ее на пол. — Я пришла просить у вас помощи, — вместо ответа отозвалась она. — Я весь внимание, — «Айболит» понимающе кивнул. — По телефону вы сказали, что вопрос касается вашей близкой родственницы, я вас правильно понял? — Моей дочери, — Надежда внимательно посмотрела на хозяина кабинета. — Речь шла о моей дочери. Ей поставлен диагноз диссоциативное расстройство личности… Она поехала с отцом в Анапу, в экспедицию. И там у нее случился кризис, муж показал ее специалистам… Она говорила как заведенная, боясь, что упустит что-то важное, а потом не сможет вернуться. Потому что озвучить то, что ее дочь психически нездорова, оказалось еще сложнее, чем думать об этом. Она не сразу заметила, как «Айболит» протестующе машет руками: — Погодите-погодите, Надежда Ивановна! — она замолчала, наконец. Растерянно посмотрела на доктора. — Давайте обо всем по порядку. Сколько времени длится ваша ситуация, скажите мне. — Несколько дней. Почти неделя. Михаил Федорович почесал бровь. — И под наблюдением какого кудесника находится ваша дочь? — Андрис Александрович Страуме, у него клиника в Вильнюсе. На Черном море у него что-то вроде реабилитационного центра или закрытого пансионата… — Да-да, я в курсе. Наш мир, знаете ли, весьма узок. Мы все, как говорится, спим под одним одеялом, — доктор, казалось, был озадачен: он снял очки, придвинул к себе футляр, достал из него мягкую квадратную тряпицу, протер стекла. — Я, знаете ли, очень высокого мнения об Андрисе Александровиче. — Скажите, я хотела бы ее забрать оттуда, привезти в Москву. Возможно, в вашу клинику… — Привозите, — «Айболит» пожал плечами. Надежда опешила: — То есть как «привозите»? Андрис Александрович не рекомендовал нам этого делать. Говорил о необходимости постановки на психоневрологический учет в этом случае. При каждой фразе гостьи «Айболит» заметно мрачнел. Надежда замерла, прижала к себе сумочку. — Мне сложно сказать. Я не видел историю болезни вашей дочери, — он старался быть максимально корректным. — Но мне в принципе не ясна ситуация с диагнозом. Такая поспешная его постановка мне кажется довольно… неожиданной. — Почему? — Надежда улавливала недовольство доктора, его настороженность. Михаил Федорович тщательно подбирал слова, старясь обобщать и избегать конкретики. — Потому что диссоциативное расстройство идентичности — это сложное психическое заболевание. Представьте нарушение синтеза чего-то. Раскол. Распад. Было целое, и вот его нет, — он внимательно посмотрел на собеседницу, словно оценивая степень ее собственной адекватности. — Основная функция нашего сознания — это самоидентификация. Кто я? И отвечая на этот вопрос, мозг ежесекундно, даже находясь во сне, проделывает огромную работу. Он удерживает информацию о прошлом, фиксирует настоящее, прогнозирует ближайшее и отдаленное будущее. Кроме того, это опознавание собственного тела, собственной речи, голоса, поступков. Понимаете? Надежда кивнула: вроде бы, «Айболит» говорил об очевидном. Но она чувствовала, что он хочет донести что-то важное. Доктор удовлетворенно откашлялся. — До недавнего времени диссоциативное расстройство вообще не рассматривалось как самостоятельное заболевание. Да и сейчас его дифференциация и диагностика осуществляются фактически методом исключения смежных по симптоматике заболеваний: наркология и тяжелые психозы, шизофрения. Опять же необходимо исключить посттравматическое расстройство. Основной метод — помимо анализов и некоторых исследований — длительное наблюдение. На это обычно уходят месяцы, а то и годы. Надежда встрепенулась: — То есть диагноз мог быть поставлен неверно? Михаил Федорович нахмурился: — Не возьмусь судить без соответствующих наблюдений и исследований. У Андриса Александровича огромный опыт. За окном совсем потемнело: черная туча накрыла город. Глубоко вздохнув, она метнула в него первую связку молний. Притихшая липа под окном дрогнула. «Айболит» торопливо захлопнул раму, отбросив непогоду. Надежда Ивановна поняла главное — дочь нужно вызволять. 6 Поговорив с дайвером по телефону, Анна достала из спортивной сумки джинсы и футболку. Подумав, натянула через голову черное худи. Мягкая ткань бережно прикрыла покрасневшие запястья. Сформировав из полотенца и подушки валик, прикрыла его одеялом, имитировав фигуру лежащего под ним человека. Подхватив сумку, осторожно вышла в коридор. Стараясь держаться ближе к стене, проскользнула к главной лестнице, которая вела в просторный холл. И только тут сообразила, что дверь, скорее всего закрыта, а на ресепшен подремывает охранник. Вернулась к своей палате, миновала ее, пройдя чуть дальше по коридору. Еще две палаты по правую сторону коридора. Аня остановилась напротив двери в одну из них: Лера, кажется, заходила сюда. Осторожно, чтобы не скрипеть, девушка надавила на рычаг, толкнула дверь внутрь и тут же отпрянула: на нее вывалился, словно рев реактивного самолета, раскатистый храп. Девушка дернулась назад. Из-за резкого движения сумка съехала с плеча, бухнулась под ноги. Ручка двери выскользнула из пальцев, еще когда она пыталась перехватить сумку, дверь с силой захлопнулась. — Кто там все шастает посреди ночи? — сердитый голос медсестры из ординаторской, узкая полоска красноватого света торшера косо легла поперек каменных плит. Анна прижалась к стене. Дверь соседней палаты приоткрылась, показалась всклокоченная голова Леры: — Ты чего тут шумишь? — прошипела, втягивая внутрь палаты: по коридору прошаркали тяжелые шаги. — Ща поймаю, кто тут шастает, и запру к чертовой матери, — недовольно бормотал сиплый со сна голос. — Тебе чего не сидится на месте? — горячо прошептала Лера. Но, заметив, во что Аня одета, увидев сумку в ее руках, встрепенулась: — Ты куда собралась? Анна оглянулась на дверь. — Помоги. Уйти отсюда хочу… Лера пожала плечами: — Ну, завтра и уйдешь. Отцу позвонишь, он тебя заберет. — Нет, сейчас надо, — Анна закусила губу. — Каждую ночь только хуже. Валерия шумно выдохнула: