– Правда твоя. Вот и кончилось твое затворничество, лихоманец. Готов мне клятву верности дать? – А есть выбор? – уныло пробасил проигравший. – Имеется, милок, как не быть. Либо клятва, либо сгинешь вместе с островом сим, он ныне в моей власти. Погибать дух не желал, поэтому пришлось поклясться. И опять засверкала молния, прогремел гром… По окончании ритуала довольная кикимора поманила к себе Еремеева: – Сей лихоманец хоть и пакостник, каких поискать, но силу великую на островах болотных имеет. Особливо на этом. Гадаю, с твоей хворью он враз совладает. Токмо не вздумай плод ему возвертать. Александр засунул руку в карман и сжал добычу в кулаке. – Вообще-то он меня убить грозился. – Нашел кому грозить, лихоманец. Это ж сам Данила! – Старуха многозначительно подняла крючковатый палец кверху. – Он таких, как ты, десятками упокоивал. – Однако и на него управа нашлась, – возразил призрак, не торопясь сбрасывать чужой облик. – Я же вижу, как ему каналы потрепало. – Видит он! Ты бы узрел его супротивника. – И кто таков? – А про то тебе ведать не надобно, лихоманец. Ты по моей воле Данилу излечить должен. Вот и приступай! «Ну да, сначала я по ее воле ступил на его территорию и едва не скопытился, а теперь с ее подачи призрак меня лечить станет? И ведь нельзя показать, что боюсь. Я ж тут чуть ли не самый крутой». Когда полупрозрачный двойник принялся вихрем кружить вокруг Еремеева, у того даже в глазах потемнело от жара, охватившего все тело. Показалось, будто его засунули в парилку да поддали парку по максимуму. Александр с трудом держался на ногах, но лишь до тех пор, пока жар не схлынул. А потом сразу рухнул на землю. – Ты чего сотворил, аспид? – сквозь туман человек слышал голоса. – Каналы я ему починил, госпожа. Токмо на это занадобилась, считай, вся его энергия жизни. – Ну так наполни. – Без плода диковинного не смогу. – Ах ты ж, злыдень! Еремеев почувствовал костлявую руку на груди. Сознание начало проясняться – кикимора накачала его природной силой болот. – Вставай, Данила, поспешать надобно. Моя сила в тебе надолго не удержится, к болотному источнику идти надобно. «И что сейчас со мной было – лечение? И кто же его учил так лечить? Прямо не врачеватель, а эскулап какой-то. Из тех, которые одно лечат, другое калечат! А может, он специально, чтобы отомстить? Я ведь лишил его чего-то очень важного – свободы». Призрак стоял неподалеку и с самодовольной ухмылкой смотрел на пациента. Александр по-прежнему продолжал сжимать плод в кулаке. Подумав немного, он вытащил трофей из кармана и произнес: – В тех местах, откуда я прибыл, принято лекарей одаривать ценными подарками в благодарность за исцеление. Но токмо искусных лекарей. А потому ты, лихоманец, или как там тебя, останешься без того, что я хотел тебе вернуть. Прощай. Еремеев поднялся, с удовлетворением заметив, как изменился в лице его двойник, и направился за кикиморой. – Ты взаправду хотел его плодом одарить? – с тревогой в голосе спросила старушка, когда они удалились от островка. – Нет, конечно, но пусть теперь помучается. Не все ж ему других дурить. – Уважаю, – только и произнесла бабка. Поскольку шли они обычной тропкой, а не зачарованной, Александр решил, что настало самое время для важного разговора. – Что это за тип? – начал издалека Еремеев. – Лихоманец, – проворчала кикимора, – из болотников. – Ежели думаешь, я понял, о чем речь, то ошибаешься. – Да, – махнула рукой старуха, – сперва был топляком из этих, шибко умных, все по болотам лазил, выискивал что-то, пока не свиделся с моими русалками. Те проводили до омута, где он и утоп. – Ученый, что ли? Утонул и стал топляком? – переспросил Александр. – Я и говорю – дюже умный, а потому из топляков до болотников быстро дорос. Чего ему не хватало, не уразумею. Сызнова за свое принялся, все омуты облазил, пока не отыскал самый глубокий, да в нем и утоп еще раз. Намеренно. – Болотник утонул в болоте?! – Как ему сие удалось, домыслить я не смогла, а он, аспид проклятый, обратился в нечто, чему и названия нет. Да еще силу получил огромную, но владеть ею мог токмо на островах моего болота. Вот и захапал кусок суши в центре самой глубокой топи, куда мне, хозяйке болот, сумел путь закрыть. Ты гляди, о том лешему не проболтайся, а то я сраму не оберусь. – Не скажу, но… при одном условии, – Еремеев решил, что самое время перейти к делу. – Что за условие? – удивилась бабка. – Помнишь ту русалку, чей камень мне помог стагаза прикончить? – Прохвостку, возомнившую, что ей позволено меня ослушаться? – Да, – закивал человек. – Что с ней? – Никак соскучился? – Нет. Ты вроде собиралась ее наказать. – Знамо дело. Сперва танцами ее изводила, а когда хвостатая зубы стала казать – клеймо поставила, да на привязь посадила. – Зубы у нее крепкие? – забеспокоился Данила. – Я ей в рот не заглядывала. Тебе на кой ляд ее пасть? – Веревку не перекусит? – А толку? Куда ей потом деваться – к речным? Так с клеймом ее нигде не примут, еще и прибить могут. – Например, к друиду, – подсказал Александр. – Откель она про него знает? – А ежели ей подсказать? Ты скажи, она зла на тебя? Мстить за наказание не собирается? – Кто же ей позволит? – Мы, – уверенно заявил Еремеев. – Надо с ее помощью друида в одно место заманить. – Погоди, милок, так ты задумал мою подданную друиду на растерзание отдать?! «Ну вот, началось, – подумал он. – Сейчас окажется, что именно эта русалка – самое ценное, что имеется на болоте. Ну уж нет, меня больше не проведешь!» – Ни в коем случае! Захотел проверить, насколько одна из них тебе предана. Сама должна понимать – к тем, кто тебя уважает, и подход особый, а тому, кто готов предать, – одна дорога. – Да-да, помню – со всем милосердием по темечку и прикопать в сторонке. Но тут другой случай, Данила. Овца хоть и паршивая, но моя, – заупрямилась старуха. Пришлось Еремееву искать другие пути: – А тебе ведомо, почему она вдруг тебя ослушаться посмела? – Дура потому что, – не задумываясь, ответила кикимора. – Дура-то она дура, но на лешего так иногда смотрела, что оторопь берет, – многозначительно произнес Александр. И попал в яблочко. – Она? На моего лешего? Вот же злыдня! Ты о них печешься, ночей недосыпаешь, а они норовят… Нынче же схожу к островку с березками и… – А что она там делает? – спросил Еремеев. – Так место там уединенное, вот и поставила прохвостку его охранять. Русалки, они твари компанейские, одиночество для них – мука. Вот в наказание там и привязана. Каждые три дня она и вправду веревку умудряется перегрызать. Заодно схожу и поменяю на цепь. – Давай вместе сходим. В прошлый раз мне твои березки очень хорошо помогли здоровье вернуть. Глядишь, и сейчас получится. – Данила, ты чего задумал? Вижу, неспроста сии речи затеял. – Мы же хотим друида со свету сжить? – Знамо дело.