Красные вспышки сопровождали нас до конца коридора. Я разглядывала дверь, размышляя, насколько трудная задача стоит перед Соллис, когда Норберт – нет, Мартинес – преградил мне путь толстой, как древесный ствол, рукой: – Опусти броневой визор, Скэрроу. Я поняла, что у него на уме. Больше никаких приятных бесед под дверью, пока Соллис ее открывает. С этого момента мы прокладываем путь через «Найтингейл» исключительно с помощью оружия. Норберт-Мартинес навел оружие демархистов на люк шлюза. Я опустила броневой визор. Три выстрела вдавили дверь внутрь, словно удары гигантского кулака. – На той стороне воздух, – сказал Норберт-Мартинес. Он вновь приготовился стрелять. Сквозь почти непроницаемый экран я увидела три вспышки. Когда я подняла броневой визор, игрушка демархистов уже автоматически сложилась в конфигурацию для переноски. Соллис отпрянула в сторону от дыма и обломков. Наш участок коридора все так же освещался тревожными вспышками, но пространство за шлюзом было заполнено непроглядной тьмой, как те отсеки, которые мы уже преодолели. Но едва мы шагнули в этот мрак, стены одна за другой залились ярким светом и отовсюду на нас уставилось лицо «Найтингейл». Это было очень странно. Лица на самом деле глядели на нас, хотя представляли собой только плоскостную проекцию, анфас. Изображения медленно поворачивались, когда мы двинулись по коридору. – Это Голос «Найтингейл». – Прозвучало так, словно с нами говорил прекрасно синхронизированный хор. – Я обращаюсь к движущемуся отряду, состоящему из трех особей. Мои системы с высокой степенью вероятности установили, что этот отряд ответствен за нанесенный мне недавно ущерб. Ущерб поправим, но я не могу допустить столь глубокое проникновение. Пожалуйста, оставайтесь на месте, дождитесь сопровождения в безопасную зону. Соллис замедлила шаг, но не остановилась: – Кто говорит? К нам обращается мозг судна или дельта на побегушках? – Это Голос «Найтингейл». Я полностью соответствующий стандарту Тьюринга интеллект гамма-уровня, серия «Ваалер-Лэйко». Пожалуйста, остановитесь и дождитесь сопровождения в безопасную зону. – Это мозг, – тихо сказала Соллис. – Значит, судно полностью сосредоточилось на нас. – Может, нам удастся договориться о выдаче Джекса. – Ну, не знаю. Вести переговоры с этой штукой вряд ли будет легко. Во времена, когда строили «Найтингейл», Ваалер-Лэйко считались передовым достижением науки, но потом они себя не оправдали. – А что случилось? – В конструкции оказался изъян. Через несколько лет работы большинство из них поймало вирус безумия. Я даже думать не хочу, во что мы вляпались, если эта личность – одна из них. – Пожалуйста, остановитесь, – снова сказал Голос, – и дождитесь сопровождения в безопасную зону. Это последнее предупреждение. – Спроси ее… – прогудел Мартинес. – Говори от моего имени. – Ты слышишь меня, судно? – спросила Соллис. – Мы здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Мы просим прощения за ущерб, который нанесли. Просто нам кое-кто нужен. Этот человек здесь, он у тебя на борту, и мы очень сильно хотим с ним встретиться. Некоторое время судно молчало. Потом, когда я уже решила, что оно нас не поняло, Голос заговорил вновь: – Оборудование больше не действует. Здесь нет того, кого вы хотите видеть. Пожалуйста, дождитесь сопровождения в безопасную зону, откуда вас переправят к функционирующим средствам обслуживания. – Мы пришли за полковником Джексом, – вмешалась я. – Проверь учетные записи больных. – Код поступления танго-танго шесть один три дефис пять, – добавил Мартинес, морщась при каждом слове, будто от сильной боли. – Полковник Брендон Джекс, Северная Коалиция. – У тебя есть запись об этом поступлении? – спросила я. – Да, – ответила Голос «Найтингейл». – У меня есть запись о полковнике Джексе. – У тебя есть запись о выписке? – В файле такой записи нет. – Тогда Джекс или умер, находясь на твоем попечении, или он все еще на борту. В любом случае должно быть тело. Нам необходимо его увидеть. – Это невозможно. Остановитесь здесь. Эскорт скоро прибудет, чтобы сопроводить вас в безопасную зону. – Почему мы не можем видеть Джекса? – принялась выспрашивать Соллис. – Это он говорит тебе, что мы не можем его видеть? Если так, то он не тот человек, которого ты должна слушать. Он военный преступник, негодяй и убийца, и заслуживает смерти. – Полковник Джекс находится под медицинским присмотром. Он получает необходимое лечение. Сейчас нет возможности посетить его. – Черт возьми, это уже что-то новенькое, – пробормотала я. – Минуту назад она сказала, что оборудование выключено. – Мы просто хотим поговорить с ним, – сказала Соллис. – Если сейчас ты не позволишь нам забрать Джекса, мы всего лишь известим его о том, что весь мир знает, где он. – Пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Эскорт уже рядом. Глаза «Найтингейл» отвернулись от нас, уставились в темные глубины коридора. А в следующий миг оттуда, извиваясь, как змея, хлынул поток машин. Многочисленные роботы двигались столь тесным строем, что их щупальца слились в дергающуюся массу серебристо-голубого металла. Я оглянулась туда, откуда мы пришли, в поисках пути к отступлению, и увидела еще одну толпу механизмов. Нас атаковало гораздо больше машин, чем мы видели прежде, и в воздухе они перемещались столь же быстро, как и в воде. – «Найтингейл», – окликнула Соллис, – все, что нам нужно, – это Джекс. Мы готовы драться за него. В этом случае ты понесешь ущерб, не сравнимый с прежним. Но если отдашь нам Джекса, мы разойдемся мирно. – Не думаю, что она хочет договориться, – процедила я и навела оружие на лавину машин, уже достигшую разрушенного шлюза. Я открыла огонь, выводя из строя по крайней мере одного робота каждым выстрелом. Соллис принялась за тех, что были слева от меня, в то время как Мартинес со своим демархистским оружием взял на себя заботу о второй линии атакующих. Он наносил врагу серьезный урон, уничтожая по три или четыре машины одним нажатием спускового крючка. Но ему приходилось ждать, когда оружие само перезарядится, и эта задержка позволяла механической стене медленно ползти вперед. Я и Соллис стреляли почти без остановки, прикрывая друг друга, когда приходилось менять магазины обоймы или зарядные блоки, но роботы с нашей стороны также приближались. Не важно, сколько их мы уничтожили, – просвета в надвигавшейся на нас стене не образовалось. – Нам с ними не справиться, – сказала я с неожиданной для самой себя покорностью судьбе. – Их слишком много. Будь у нас ружье Николоси, может, мы сумели бы пробиться… – Я прошла весь этот путь не для того, чтобы капитулировать перед больничкой с привидениями! – сквозь зубы процедила Соллис, сменив батарею. – Если это означает погибнуть в бою… пусть так и будет. Передние роботы уже находились в шести-семи метрах от нас, их щупальца – еще ближе. Соллис продолжала палить, но машины только теснее смыкали ряды, отбрасывая в стороны раскаленные обломки товарищей. Отступать дальше было некуда, мы с Ингрид почти касались спиной спины Мартинеса. – Может, нам просто остановиться? – спросила я. – Это же госпиталь… он запрограммирован лечить людей. Последнее, чего он захочет, – причинить нам вред. – Не стесняйся, проверь эту версию, – отозвалась Соллис. У Мартинеса умолкло оружие. Соллис стреляла. Я повернулась и попыталась вручить Мартинесу мой пистолет – по крайней мере, сможет хоть как-то защищаться, пока его штуковина перезаряжается. Но ближайший робот опередил меня – выбросил щупальца и обвил ими ноги великана. Затем все произошло очень быстро. Машины наползали дергающейся массой, и вот он уже в пределах досягаемости другого пучка щупальцев. Он раскинул руки, силясь дотянуться до опор на стене, но не сумел. Роботы вырвали у него и погребли под собой оружие демархистов. Когда его ноги и туловище тоже исчезли под скопищем конусообразных тел, Мартинес завопил. И вот его накрыли полностью. Несколько секунд мы еще слышали его дыхание – он перестал кричать, словно понял, что это уже бесполезно, – а потом наступила тишина, как будто внезапно оборвалась связь с его скафандром. А миг спустя роботы набросились на нас с Соллис. Я очнулась. То, что я все еще жива – и не просто жива, но нахожусь в здравом рассудке и расслабленном состоянии, – произвело на меня эффект электрического шока и мгновенно вызвало острую тревогу. Я предпочла бы оказаться без сознания. Я помнила, как роботы пытались запустить щупальца внутрь моего скафандра, помнила холодный укол и последовавшее за ним безболезненное скольжение в блаженство сна. Я ожидала смерти, но лекарство, ударив в голову, уничтожило страх без остатка. Я не умерла. И, насколько могла судить, даже не была ранена. Я лишилась скафандра, зато теперь лежала на удобной койке под чистой белой простыней. Мой собственный вес придавливал меня к матрасу так, будто меня поместили в реактивированный отсек с центрифугой. Я чувствовала себя немного усталой и помятой, но в остальном пребывала в хорошей форме – ничуть не хуже, чем в тот момент, когда поднялась на борт «Найтингейл». Я вспомнила свои слова, сказанные в последний момент Соллис, – насчет того, что госпитальное судно не может считать нас врагами. Может быть, в этом утверждении содержалось нечто большее, чем попытка принять желаемое за действительное? Однако рядом не было ни Соллис, ни Норберта-Мартинеса. Я находилась в отдельном отсеке, окруженная белыми стенами. Обстановка напомнила мне первое посещение «Найтингейл». В стене справа виднелась дверь в белой раме и ряд прозрачных лючков, за которыми проглядывала аппаратура для контроля и восстановления жизненных функций. Я решила, что ничего такого в моем случае не понадобится. Сбоку к койке гибким черенком был присоединен пульт управления, так что я легко могла дотянуться до него правой рукой. Клавиши на панели позволяли регулировать настройки оборудования и вызывать службы госпиталя, чтобы получить еду и питье, умывальные и туалетные принадлежности и новые дозы лекарства. Учитывая полуспящее состояние судна, интересно, что из этого сейчас доступно? Я дотронулась до одной из клавиш. Стены растаяли и приобрели голографическую видимость океанского побережья: мощные волны набегают на белый песок под ослепительным солнцем; высокие пальмы раскачиваются под ветром. Однако меня эти красоты не тронули. У меня горло ссохлось от жажды, а еще хотелось бы узнать, что произошло с остальными и как долго нас собираются здесь удерживать. Как ни крути, быть пациентом на борту такого устройства, как «Найтингейл», – все равно что быть узником в тюрьме. Пока госпиталь не сочтет, что ты выздоровел и годен к службе, тебе отсюда никуда не деться. Но когда я нажала другие клавиши, ничего не произошло. Или этот отсек был поврежден, или запрограммирован таким образом, чтобы игнорировать мои требования. Я попыталась слезть с кровати и скривилась от боли – мои ушибленные конечности крайне неодобрительно отреагировали на перемещение. А затем воспротивилась простыня, сделавшись твердой, как защитная броня скафандра. Когда же я смирилась, простыня ослабила хватку. Значит, я обладаю свободой двигаться в пределах койки, садиться и дотягиваться до предметов, но простыня не позволит мне покинуть это лежбище. Краем глаза я заметила движение «за стеной». Ко мне приближалась некая фигура, бредя вдоль кромки голографического берега. Женщина была одета в черное, тяжелая ткань покачивалась при ходьбе, по песку волочился подол юбки. Поверх черных волос аккуратно сидела белая шапочка, на шее – белый же воротничок с алмазной пряжкой. Я мгновенно узнала Голос «Найтингейл», но теперь лицо было намного мягче, человечнее. Она отделилась от стены и возникла в ногах моей кровати. Прежде чем заговорить, какое-то время разглядывала меня с выражением неподдельного участия. – Я знала, что ты придешь. В свое время. – Как остальные? Они в порядке? – Если говоришь о тех двоих, что были с тобой перед тем, как ты потеряла сознание, то они здоровы. Двум другим потребовалось более серьезное лечение, но сейчас оба стабильны. – Я думала, что Николоси и Квинлен мертвы. – Ты недооцениваешь мои способности. Я только сожалею о том, что они нанесли ущерб. Несмотря на все мои старания, роботы имеют необходимую степень автономии, что иногда заставляет их действовать глупо. Ее лицо излучало доброту, совершенно не свойственную прежним плоским изображениям. Впервые за маской механического существа я различила признаки разума. И ощутила, что этот разум способен к состраданию и сложному мышлению. – Мы не хотели причинить тебе ущерб, – заверила я. – Прошу простить за нанесенные повреждения, но мы всего лишь разыскивали Джекса, твоего пациента. Он совершил серьезные преступления. Он должен вернуться на Окраину Неба и предстать перед судом. – Поэтому ты так рисковала? В интересах справедливости? – Да. – Должно быть, ты очень храбрая и бескорыстная. Или справедливость – только часть твоей мотивации? – Джекс плохой человек. Все, что тебе надо сделать, – отдать его нам. – Я не могу допустить, чтобы вы забрали Джекса. Он останется моим пациентом. Я покачала головой: – Он был твоим пациентом, когда шла война. У нас есть запись о его ранении. Оно было серьезным, но не угрожало жизни. Учитывая ресурсы, которыми ты обладаешь, тебе не составило труда поднять его на ноги. Поэтому Джекс больше не нуждается в твоей опеке.