– Он не выглядит полным, – заметила я. – Мы больше не воюем. Судно впало в спячку, у него нет необходимости сохранять прежний объем запасов. – Тогда почему он вообще их сохраняет? Почему некоторые емкости поддерживают органы в состоянии жизнедеятельности? – Не из экономии, полагаю, и не из прихоти. Стратегический резерв на случай, если судно вновь призовут в строй. – Думаете, оно просто дожидается, когда его реактивируют? – Оно просто машина, Диксия. Машина в режиме ожидания. Не стоит нервничать. – Никто не нервничает, – сказала я, но вышло фальшиво. Прозвучало так, будто меня можно с легкостью испугать. – Давайте переберемся на другую сторону, – предложил Николоси. – Мы прошли примерно полпути, – сообщила Соллис. – Кажется, я вижу южную стену, и там нас дожидается еще одна дверь. Мы продолжили путь быстро и в полном молчании. Окруженная человеческими органами, я не могла думать ни о чем, кроме как о тех, кому эти органы когда-то принадлежали. Если бы здесь находились и мои части, наверное, я вернулась бы на «Найтингейл» в качестве привидения, источая лютую злобу. Едва я упрекнула себя за неправильные мысли, как прозрачные контейнеры пришли в движение. Все мы замерли, ухватившись за ближайшие петли. Ряд, расположенный через два или три от прохода с поручнями, плавно заскользил по направлению к дальней стене зала. Контейнеры перемещались упорядоченно, все разом. Когда мое сердце вновь забилось, я сообразила, что все они стоят на конвейерной ленте, протянутой сквозь стеллаж. – Никому не двигаться, – велел Николоси. – Это не к добру, – повторила мою мысль Соллис. – Чертово судно не должно знать… – Тихо! – прошипел Мартинес. – Дайте пройти. Я хочу видеть, куда направляются контейнеры. – Осторожно, – сказал Николоси. Не обращая на него внимания, Мартинес выбрался вперед. Мы быстро последовали за ним, понимая, что лучше не шуметь и передвигаться по проходу плавно. Контейнеры продолжали мягко, бесшумно скользить, пока не достигли дальней стены. Затем конвейер повернул на девяносто градусов, унося от нас емкости в блок, который я приняла за сканирующее устройство. Большинство контейнеров были пусты, но вот у нас на глазах один активный, с содержимым, тоже нырнул в блок. Все произошло стремительно, но вроде я успела заметить кисть и предплечье, торчащие из подставки жизнеобеспечения. Конвейер замер. Наступила полная тишина, которую затем нарушила серия механических щелчков и жужжание. Никто из нас не мог видеть, что творилось внутри блока, но зрение нам и не понадобилось. Суть происходящего была понятна. Конвейер вновь включился, но теперь он двигался в обратном направлении. Емкости, которые побывали в блоке, были пусты. Я пересчитала контейнеры, но сомнений не было: руку извлекли из контейнера. Должно быть, отправили в другой отсек. Прозрачные емкости вернулись на свои прежние места и замерли. Если не считать исчезнувшей конечности, весь зал выглядел точно так же, как в тот момент, когда мы вошли. – Мне это не нравится, – сказала Соллис. – Судно должно быть мертвым. – Спящим, – поправил Мартинес. – Вы не думаете, что эта хрень, которая здесь творится, имеет отношение к нашему появлению на борту? Не думаете, что Джекс получил сигнал проснуться? – Если бы Джекс осознал наше присутствие, мы бы это поняли сразу же. – Не понимаю, почему вы так спокойны. – Вся суть происходящего в том, Ингрид, что «Найтингейл» выполняет свои повседневные обязанности. Мы уже поняли, что она сохраняет некоторые части тел в пригодном для пересадки состоянии и это просто один из банков органов. Едва ли нас должно удивлять то, что судно периодически решает переместить какое-то количество запасов из точки А в точку Б. Соллис издала шипящий возглас, выражавший раздражение (я могла бы поклясться, что объяснение ее не устроило) и подплыла поближе к двери. – Слишком много тут чертовщины, я выхожу из игры, – заявила она. – На вашем месте я бы как следует подумал, – процедил Мартинес. – Слишком уж далеко мы от дома. Я догнала Соллис и дотронулась до ее плеча: – Мне тоже все это не нравится, Ингрид. Но он прав: Джекс не знает, что мы здесь. Если бы полковник знал, наверняка бы устроил кое-что покруче перемещения нескольких контейнеров. – Надеюсь, что ты не заблуждаешься, Скэрроу. – Я тоже надеюсь, – прошептала я. Мы продолжили движение вдоль судна по коридору, очень похожему на тот, по которому пришли в банк органов. Коридор то отклонялся в сторону, то клонился вверх и вниз, а потом вновь выпрямился. Если верить инерционному компасу, мы приближались к Джексу или, по крайней мере, к той части судна, где могли обнаружить его с наибольшей вероятностью, живым или мертвым. – Возвращаясь к нашему разговору, – сказала Соллис. – Я имею в виду тот давний разговор: что судно не было разрушено в конце войны. – Ингрид, кажется, я ясно дал понять: если будем носиться с предрассудками, тот, кого мы ищем, не попадет в руки правосудия. – Мы видим здесь этак с миллион тонн пригодного к утилизации космического железа, а не просто кучку мусора. Почему никто не прибрал судно к рукам после войны? – Потому что произошло нечто очень нехорошее, – сказал Николоси. – Возможно, в истории об отряде, проникшем на борт и не вернувшемся, есть доля правды. – Боже! – вздохнул Мартинес. – Ну и с кем они дрались? – поинтересовалась я. – Кто из персонала «Найтингейл» мог их остановить? Мне ответил Николоси: – Агенты безопасности консорциума, который финансировал создание этого госпиталя. Даже защитные системы самого судна. Оно могло решить, что подверглось нападению… – Если здесь была перестрелка, – не отступала я, – то где следы повреждений? – Мне наплевать на следы, – вмешалась Соллис. – Я хочу знать, что произошло со всеми телами. Мы подошли к очередному заблокированному воздушному шлюзу. Соллис немедленно приступила к работе. Но зря я надеялась, что теперь она справится быстрее, так как уже набила руку на открывании дверей. Она подключила приборы и считала показания, бормоча под нос достаточно громко, чтобы можно было разобрать слова. Лицо «Найтингейл» неодобрительно наблюдало за происходящим, словно портрет давно исчезнувшего предка. – Эта дверь может быть похитрее, – сказала Соллис. – Я поймала передачу данных от рамы. – Значит ли это, что мы влезли в нервную систему судна? – спросил Николоси. – Не могу этого исключить. Николоси провел ладонью по гладкому черному стволу своего плазменного оружия: – Мы можем вернуться и поискать другой маршрут. – Мы не вернемся, – покачал головой Мартинес. – Не сейчас. Открывай дверь, Ингрид. Мы рискнем и пойдем с максимальной скоростью. – Вы уверены? – Соллис сжимала в пальцах пучок проводов. – Когда я их подключу, обратной дороги не будет. – Действуй. Она подсоединила провода. В то же мгновение по лицу «Найтингейл» прокатилась рябь, и маска пробудилась к жизни. Дверь заговорила с нами. Тембр был резкий, металлический, но явно принадлежащий властной женщине. – Это Голос «Найтингейл». Вы пытаетесь проникнуть в секретную зону. Обратитесь в центральную администрацию для получения надлежащего допуска. – Черт! – сквозь зубы выругалась Соллис. – Ты этого не ждала? – спросила я. – Я не ждала активации изображения. Похоже, чувствительность машины не столь низка, как я думала. – Можешь взломать дверь? – спросил Николоси. – Думаю, могу. – Соллис нащупала другую линию, что-то там подрегулировала, и дверь плавно отворилась. – Вуаля. Лицо на экране вновь застыло, но теперь я физически ощущала, что за нами наблюдают. Казалось, взгляд женщины направлен разом во все стороны. – Джекс уже знает, что мы здесь, как считаешь? – спросила я, когда Соллис протискивалась в тамбур между дверями. – Не знаю. Может, я успела открыть дверь, прежде чем она успела послать сигнал тревоги. – Но ты не уверена. – Не уверена. Соллис подступила ко второй двери, работая быстро, но с крайней осторожностью. Я проверила оружие, закрепленное на поясе скафандра. Остальные проделали аналогичный ритуал. Потом до меня дошло, что Соллис возится слишком долго. Она оглянулась; ее провода все еще торчали из открытой сервисной панели. – Что-то пошло не так, – сказала она, с трудом сглотнув. – Томас, эти скафандры, которые вы на нас напялили, – они действительно хороши?