Немного нервничая, я удостоверилась, что баллистическое ружье надежно закреплено на поясе. – Выведите карту на шлемный дисплей, – велел Мартинес. – У всех на карте есть маршрут? Что с определением местоположения? – У меня порядок, – доложила я, присоединившись к хору трех голосов и остро осознав, как легко будет затеряться на борту такого огромного судна, как «Найтингейл», если приборы, определяющие наше местонахождение, выйдут из строя. – Я поведу, – заявил Николоси и нырнул во тьму прохода, прежде чем кто-то успел возразить. Я двинулась за ним, стараясь дышать ровно и держаться бодро. На всех четырех стенах шахты имелись поручни и петли, так что процесс перемещения состоял в том, чтобы скользить от одной опоры к другой, преодолевая лишь сопротивление воздуха. Мы легко оставляли за собой метр за метром, в таком темпе недолго и все судно пересечь – в ширину, разумеется. Видимо, мы каким-то образом пропустили продольный коридор, который искали, или он просто не существовал. Когда меня кольнула мысль, что мы забрались слишком далеко, Николоси замедлил движение. Я ухватилась за петлю, тормозя, чтобы не врезаться в его ноги. Николоси обернулся, заставив меня прищуриться от яркого света его нашлемного фонаря. – Основной коридор здесь, он просто находится немного глубже, чем мы рассчитывали. Проверим оба пути? – Мы поворачиваем налево, – тихо, почти шепотом сказал Мартинес. – Налево, и проходим сто метров, может, сто двадцать, пока не дойдем до отсека с центрифугой. Пойдем медленно, препятствий не будет. Николоси повернулся и всмотрелся вдаль, потом вновь обернулся к нам: – Вижу только метров двадцать коридора. Может, узнаем, куда он ведет? – Медленно и осторожно, – распорядился Мартинес. Мы двинулись вперед вдоль стены. В те мгновения, когда я дрейфовала от одной петли к другой, я задерживала дыхание, стараясь уловить внешние шумы. Но слышала лишь шелест движения спутников, свист и жужжание собственных систем жизнеобеспечения. «Найтингейл» оставалась такой же безмолвной, как и в момент нашего прибытия. Если судно и осознало появление чужаков, то пока никак не отреагировало. Мы преодолели метров сорок от места пересечения проходов, около трети расстояния, которое должны были пройти до центрифуги, когда Николоси затормозил. Я ухитрилась поймать очередную петлю и не наступить ему на пятки, и оглянулась удостовериться, что остальные тоже сориентировались вовремя. – Проблемы? – спросил Мартинес. – Прямо впереди Т-образный стык коридоров. Не ожидал обнаружить здесь такой. – Никто не ожидал, – буркнул Мартинес. – Но нас не должно удивлять, что реальное строение судна кое в чем отличается от наших чертежей. Пока мы окончательно не упремся в тупик, продолжим движение к полковнику. – Ты хочешь бросить монетку или это сделаю я? – спросил Николоси, глядя на нас через плечо; я хорошо видела его лицо, освещенное фонарем моего шлема. – На стене нет указателей или обозначений? – Ни того ни другого. – В таком случае поворачиваем налево, – скомандовал Мартинес, предварительно взглянув на Норберта. – Согласен? – Согласен, – кивнул великан. – Налево, потом следующий поворот направо. Вперед. Николоси заскользил дальше, остальные потянулись за ним. Я задержала взгляд на инерционном компасе внутри моего шлема, радуясь, что он отметил смену направления, хотя, если судить по карте, мы двигались через то, чему следовало быть прочной стеной. Мы прошли двадцать или тридцать метров, когда Николоси вновь остановился. – Тоннель поворачивает направо, – сообщил он. – Похоже, возвращаемся на курс. Все в порядке? – Да. Но мы проделали лишь пятнадцать или двадцать метров в новом направлении, прежде чем Николоси, схватившись за поручень, обернулся: – Уперлись в тяжелую дверь, что-то вроде внутреннего шлюза. Похоже, вновь потребуются услуги Соллис. – Дайте пройти, – сказала Соллис, и я прижалась к стене, чтобы она могла, не задев, миновать меня. Кроме выбранного оружия, со скафандра Соллис свисали всевозможные отмычки, брякая друг о друга при каждом ее движении. Я не сомневалась, что она способна взломать любую дверь, дай ей только время. Но перспектива провести долгие часы внутри «Найтингейл», дюйм за дюймом переползая от одного препятствия к другому, не вызывала у меня энтузиазма. Мы дали возможность Соллис исследовать дверь, мы терпеливо выслушали ее размышления по поводу конструкции запоров, недовольные восклицания, гудение приборов и тихую ругань под аккомпанемент ее дыхания. Она открыла панель и, как в прошлый раз, подключила оборудование. На овальном дисплее вновь замерцало неприветливое лицо. Спустя пару минут Мартинес со вздохом спросил: – Есть проблемы, Ингрид? – Проблем нет. Могу открыть дверь за десять секунд. Я просто, черт побери, хочу быть уверена, что это еще одна информационная ячейка «Найтингейл». Если нет – на другой стороне проема чувствительные электронные датчики. Конечно, вы можете приказать, и мы просто прорвемся через… – Говори потише, – предостерег Норберт. – Я в скафандре, придурок. – Снаружи есть давление. Звук передается. По воздуху к стеклу, от стекла по воздуху. – Ингрид, у вас пять минут, – решительно заявил Мартинес. – Если к этому времени не разберетесь, открывайте дверь. И Норберт прав: старайтесь поменьше шуметь. – Ладно, не надо на меня давить, – проворчала Соллис. Через три минуты она отключила свои приборы и с довольным видом обернулась. – Просто запасной шлюз, на случай если эта часть судна разгерметизируется. Должно быть, его решили поставить после того, как была выполнена основная сборка. – Есть опасность, что, войдя, мы поднимем тревогу? – спросила я. – Не могу дать стопроцентную гарантию, но надеюсь, что нам повезет. – Открывайте дверь, – распорядился Мартинес. – Всем закрепиться на случай, если с той стороны вакуум или малое давление. Мы выполнили наказ, но, когда дверь отворилась, за ней оказался воздух все с тем же составом. Впереди, в лучах нашего света, виднелся короткий коридор, заканчивающийся точно такой же дверью. На этот раз помещение имело достаточные размеры, чтобы мы могли переждать в нем, пока Соллис занималась замком. Какая-то соединительная система требовала закрыть первую дверь, прежде чем открыть вторую, но это не представляло трудности. Теперь, когда Соллис знала, что ищет, она работала намного быстрее, ее квалификация и интуиция были на высоте. – Так, народ, мы готовы войти. Приборы говорят, что на той стороне так же холодно, так что не расстегивайте костюмчики. Я услышала звук, будто зритель кашлянул в полной тишине театрального зала. Кто-то – возможно, Николоси, возможно, Норберт – снял оружие с предохранителя. У меня не было выбора, кроме как взять ружье на изготовку. – Открывай, – тихо сказал Мартинес. Дверь бесшумно отворилась. Лучи фонарей вонзились в темную пустоту, явив взору более обширное пространство, чем я ожидала увидеть. Соллис наклонилась внутрь дверного проема, ее луч скользил по поверхностям, выхватывая деталь за деталью. Я увидела блеск стеклянных предметов, чьи ряды тянулись в бесконечность; потом он пропал. – Докладывай, Ингрид, – велел Мартинес. – Думаю, можно идти. Мы вышли возле стены, а может, пола – чего-то такого. Тут петли, поручни. Они куда-то ведут – должно быть, в следующую комнату. – Стой, где стоишь, – велел Николоси, находившийся прямо передо мной. – Я опять иду первым. Соллис посмотрела назад и проглотила комок в горле: – Хочешь прикарманить все самое интересное? На этот раз я сама справлюсь. Николоси поморщился. Не думаю, что он обладал чувством юмора. – Можешь взять мое оружие. – Я и так крутая, – после некоторого промедления ответила Соллис. Я не осуждала ее: одно дело – возглавлять группу в узком коридоре, и совсем другое – на прогулке по огромному темному помещению. В коридоре ничто не может внезапно выскочить и схватить тебя. Соллис с опаской шагнула в проем. – Медленно и осторожно, Ингрид, – сказал позади меня Мартинес. – Времени у нас достаточно. – Мы сразу за тобой, – добавила я, чувствуя, что она нуждается в моральной поддержке. – Я в порядке, Диксия. Просто не хочется потерять опору и улететь хрен знает куда… Ее движения стали размеренными, она осторожно перемещалась по залу, от одной петли до другой. Николоси шел следом, я старалась не отставать. Если не считать наших движений и работы систем скафандров, на судне было тихо, как в могиле. Но тьма была неабсолютной. Теперь, когда мы вошли внутрь зала, перед нами тусклыми пятнами в неверном освещении стали открываться его тайны, тянущиеся вдаль, во мрак, на неизвестное расстояние. Здесь имелось свое освещение, просто слишком слабое, чтобы заметить его, пока не окажешься внутри. – Что-то шевелится, – сообщила Соллис. – Мы знали, – успокаивающе напомнил Мартинес, – мы всегда знали, что судно спит, а не умерло. Я повернулась и поискала стеклянные предметы, чье мерцание видела раньше. По ту сторону прохода с поручнями луч освещал сотни прозрачных контейнеров. Каждый контейнер был размером с нефтяную бочку, скругленный поверх, и опирался на стального цвета подставку, оборудованную дисплеями, пультами и входными гнездами. Контейнеры стояли в три яруса; второй и третий контейнеры – вертикально над первым, на скелетном каркасе. Большинство подставок были отключены, но примерно у одной из десяти светились дисплеи, на них поступал поток данных. – О господи! – ахнула Соллис, и я поняла, что она тоже это видит. В контейнерах содержались человеческие органы: питаемые по тонким шлангам и электрическим проводам, они плавали в зеленоватом химическом растворе. Я не сильна в анатомии, но узнала сердца, легкие, почки, змеевидные спирали кишок. А еще шарики глазных яблок, десятками, подобно морским анемонам, растущие в отдельных емкостях, качаясь на длинных стебельках оптических нервов; нечто похожее на кисти рук или целые конечности; гениталии, кожа и мускульные маски безглазых лиц… Каждая часть тела встречалась неоднократно и имела различные размеры, выстроенные по ранжиру от детских до взрослых; отдельно мужские, отдельно женские; и даже в зеленой мути физраствора можно было различить вариации в цвете кожи. – Спокойно, Ингрид, – сказала я, но эти слова скорее предназначались мне самой, чем Соллис. – Мы же в космическом госпитале. Это был просто вопрос времени – как скоро наткнемся на что-то подобное. – Эта гадость… – Николоси понизил голос. – Откуда она взялась? – Два основных источника, – ответил Мартинес слишком спокойным голосом, и это мне не понравилось. – Не всех, кто попадал на борт «Найтингейл», удавалось вылечить, – очевидно, это судно было не более способным на чудеса, чем остальные орбитальные госпитали. Везде существовала практика, что умерший жертвовал свои части тела для дальнейшего использования. Полезные ресурсы, конечно, но они никогда не восполняли основные расходы хирургов «Найтингейл». По этой причине на судне имелось оборудование, производящее собственные органы на основе широко известных принципов использования стволовых клеток. Органы выращивались круглосуточно, чтобы в этом банке всегда был полный запас.